…Русская литература — явление, в общем, достаточно позднее. Несмотря на шедевры древнерусской литературы и славные страницы новой российской словесности XVIII века, все же «золотым» для русской литературы по праву считается XIX век. Этот сравнительно поздний, но зато похожий на вертикальный взлет ракеты старт осмыслял в своих трудах замечательный русский философ Георгий Федотов и восклицал: «Если бы Россия погибла в огне наполеоновских войн и не успела реализовать себя в слове — мир никогда не узнал бы, чего он лишился!».

Вполне логично, что и сопредельный мир узнал о феномене классической русской литературы сравнительно поздно — где-то ближе ко второй половине XIX столетия. Мировое признание русской литературы по-настоящему началось в 70-х гг. XIX века. Британский искусствовед Ф. Хеммангс с юмором заметил, что «вторжение русских в Париж произошло не в 1814 году, а полувеком позже, и оно было бескровным». А американский литературный критик Д. Дэви даже писал о настоящем «литературном вызове англосаксонской литературе со стороны литературы русской»: вызов был и эстетическим, и философским. Прежде всего, западного читателя поразил психологизм и социальный реализм русского романа: французский литературный обозреватель Э. М. де Вогюэ говорил об «очаровании дыханием жизни, искренностью и состраданием», которым дышат сочинения русских писателей. Позднее мир также оценил и гоголевское наследие — так называемый «магический реализм», ставший в ХХ веке своего рода визитной карточкой для многих писателей Запада — например, для Франца Кафки, Габриэля Гарсия Маркеса, Милана Кундеры, Милорада Павича или Воле Шойинки.

А вот в пристрастии к конкретным именам корифеев литературной России проявляются собственная интеллектуальная избирательность иностранного читателя и даже особенности национального менталитета. Так, в Польше обожают Булгакова, особенно «Мастера и Маргариту», во Франции популярен Тургенев. Писатель долгие годы жил в Париже, и французская интеллигенция считала его своим. Вообще именно с Тургенева началось открытие Западом русского литературного мира.

В англоязычном мире зачитываются Гоголем. Магический реализм, называемый в Европе и США «гоголевской школой», стал имманентной стилистической чертой многих зарубежных литератур ХХ века. Кроме того, англосаксы любят и ценят Бунина, Набокова, Пастернака. «Доктор Живаго» — один из самых читаемых русских романов в мире. Из современных — Пелевина, Довлатова, Солженицына. Интересно, что в тренде — Горький, популярны проза Пушкина и Лермонтова. Особый случай — Чехов: его творчество пользуется едва ли не планетарной признательностью. Во Франции пьесы Чехова опережают по популярности драматургию Шекспира; Чехов невероятно почитаем в Греции, там Чехова считают… греком (!), и в Финляндии.

А японцы вообще воспринимают Антона Павловича как своего национального писателя — чему есть существенная причина: в эстетике Чехова — как и в национальной философии Японии — нет жесткого противопоставления «да» и «нет», «позитива» и «негатива». Чеховские герои сканируют между оценочными полюсами, и автор не дает прямолинейного вердикта, оставляет ситуацию на размышление читателя — именно такова философия всей литературы Страны восходящего солнца. Кстати, Чехов бывал в Японии и очень полюбил эту прекрасную и оригинальную страну.

Но «суперстар» литературной России в глазах иностранцев — это Толстой и Достоевский. Они настолько повсеместно почитаемы, что подчас сливаются в сознании иностранцев в нечто единое: так, недавно в Италии издали великолепно оформленное собрание сочинений Достоевского с портретом… Льва Толстого. Это, конечно, ошибка, но особое положение двух классиков — не случайно: именно эти два титана русской литературы, ставшие к тому же основоположниками оригинальной философской традиции, олицетворяют для читающего мира подлинную русскую духовность и подлинные (не «декларативно-официозные») исконные ценности нашей культуры. Ибо, перефразируя название известной философской книги немецкого мыслителя К. Ясперса, именно это и есть «смысл и назначение России».