«Нужно, чтобы пожилым людям было комфортно, чтобы старушка могла присесть на скамеечку; чтобы проповеди были понятны»… При всей склонности эксцентричного «вождя» Беларуси к различного рода эскападам — перед нами именно тот случай, когда к нему имеет смысл прислушаться.

В самом деле: во всех остальных конфессиях христианства (католичество, протестантизм, древневосточные церкви) в храме разрешено сидеть. И как известно, даже само внутреннее пространство храма сконструировано таким образом, чтобы там поместились целые ряды сидений. В православных церквях традиция предписывает исключительно стоять — и даже само строение молельного зала крестово-купольного храма рассчитано именно на стоящую, подчас весьма плотно, группу молящихся... В то же время — сама процедура такого «молитвенного стояния» (иногда — многочасовая) подчас тяжела в плане чисто физическом.

Предлагаю каждому интересующемуся съездить в любой монастырь и выстоять одну службу... Теперь представьте себя на месте старушки, тем более человека с проблемами здоровья — а таковых в храме очень много по определению: ведь именно этот контингент, в первую очередь, ищет высшей помощи! И кстати, в храмах России уже произошло «отступление от принципа» — в практику вошло ставить маленькие скамейки для пожилых и немощных прихожан. Значит, можно и в православии? Вопрос нелепый для любого, кто знает специфику проблемы: в догматике восточного христианства об этом вообще ничего не сказано — как и в Писании! Просто традиция: исторически принято стоять, и все. Но обычай и сакральная истина — далеко не одно и то же.

Это же касается и проблемы «монументальных» и «камерных» храмов. Строго говоря, в русской православной традиции было и то, и другое — для того, чтобы в этом убедиться, достаточно побывать в Великом Новгороде, где грандиозная София Новгородская соседствует с миниатюрными храмами Ярославова дворища. Или же сравнить Василия Блаженного с «негромким» шедевром Покрова на Нерли. Проблема опять-таки в чистом обычае: в православии принято молиться «всем миром», коллективно. Но ведь грехи, страсти, желания, надежды конкретного человека — не коллективны, а индивидуальны! И на Страшном суде человек должен отвечать перед Высшим судией не «всем миром», а лично! Это к тому, что львиная доля того, что именуется Богообщением — носит интимный характер, и требует соответствующего духовного состояния, которое совершенно не гарантировано в ситуации коллективного моления, в переполненном зале огромного культового здания. В католических храмах эта коллизия решается в рамках сложной организации внутреннего пространства собора, разделенного на множество секторов — где конкретный человек может найти себе «нишу для интимности». Но и в западном мире, наряду со всемирно известными монументальными соборами, существует множество «камерной архитектуры» (особенно в малых городах и сельской местности).

А самое главное в том, что все эти частности имеют общий концептуальный момент: как относиться к традиции. Православие гораздо болезненнее реагирует на необходимость меняться, нежели католичество и особенно протестантизм. Но меняться все равно приходится — так устроен мир. Более того: мало кто задумывается о том, что современный облик русского православия сформирован не в библейские времена и даже не в эпоху Крещения Руси, а преимущественно в XVII веке, в рамках известной Никоновой реформы. Пусть последняя в основном касалась обрядности, то есть внешней стороны дела, не затрагивая глубинных аспектов.

Что же касается желания «чтобы проповеди были понятны» — не что иное, как требование перевести церковную информацию на язык современного человека, причем не только лингвистически, но и понятийно. Это уже — фактически настоящий мятеж против архаики... Так что «батька Лукашенко» замахнулся на твердыню ортодоксии — и подтвердил слова известного российского философа Б. Сушкова: «Русская Реформация уже 500 лет стучит в двери храма».