Тьма против света
Именно так — тьма против света, а не наоборот, можно охарактеризовать смысл спектакля «Отелло», на днях показанного театром оперы и балета. Таково восприятие самой последней оперы великого Джузеппе Верди московскими постановщиками — дирижером Павлом Клиничевым и режиссером Игорем Ушаковым.
Привычные оперные любовные истории, как правило, не дают повода для концептуальных трактовок. «Отелло» дает. На протяжении веков постановщики и исполнители этой пьесы Шекспира представляли публике самых разных Отелло и разное понимание случившейся с ним истории — от трагедий слепой, необузданной ревности или обманутого доверия до антирасистских спектаклей, как это было у американца Айры Олдриджа.
Нынешние постановщики, увидев в сюжете вневременной смысл, задумали оперу как мощную трагедию рока. Эту особенность шекспировских пьес в свое время заметил великий Гете, говоривший, что «это не поэтические произведения. Читая их, с ужасом видишь книгу человеческих судеб и слышишь, как бурный вихрь жизни с шумом переворачивает их листы». Постановщики спектакля поставили «Отелло» в стилистике античной трагедии, без наличия предметов быта, укрупняя и заостряя противоречия.
Об этом первым заявляет художник спектакля Алексей Кондратьев, заставивший публику с удивлением разглядывать декорационную установку. Перед нами предстало пересечение черно-белых полос, напоминающее недописанную букву W, и повисший над сценой такой же черно-белый прямоугольник. Потом они будут двигаться, поворачиваться к залу разными сторонами, жить своей жизнью, так же, как свет и цвет — второй элемент образной выразительности постановки.
Эту идею разовьет художник по костюмам Ирэна Белоусова, активно работающая с символами. Скажем, с цветом костюмов основных персонажей: Яго — в черном, Отелло с Дездемоной — сначала в белом, потом в тревожно-красном, намекающем на беду.
Принцип отсутствия бытовой конкретики, характерный для античного театра, применен и к актерам, и его принимаешь легко. Он несколько настораживает лишь в партии хора. Народ у Шекспира участвует в сценическом действии, проявляет свое отношение. На сцене этот образ приобретает прямолинейную однозначность, кое-где начинают казаться излишними и декорационные символы, разгадывать которые не очень-то тянет.
Возможно, со мной кто-то не согласится. Но что совершенно бесспорно, так это исполнение центральных партий замечательными певцами-актерами. Сфокусировав на них зрительское внимание, постановщики возложили на певцов основную долю ответственности за результат, но дали этому результату проявиться на все сто процентов. Труднейшая, во многом новаторская в музыкально-вокальном отношении опера Верди зазвучала на нашей сцене с большой силой.
Приглашение солистов из других городов уже перестало нас удивлять — это привычная практика нынешнего мирового театра. И дело, скорей, в удачности или неудачности приглашения, в органичности или неорганичности сочетания солистов. В данном случае «букет» сложился. Публика с нетерпением ожидала очередных «ударных» моментов произведения и не была разочарована. Я слышала на премьере Кристиана Бенедикта (Литва) в партии Отелло, гастролера Валерия Алексеева в партии Яго и нашу Елену Дементьеву, которая ни в чем не уступала именитым коллегам. Как глубоко и светло прозвучал знаменитый лирический дуэт Отелло и Дездемоны, как мощно нарисовал Валерий Алексеев мрачную душу Яго, задумавшего погубить человека только за то, что он лучше, как выразительна была Елена Дементьева в сцене финального акта!
«Отелло» — грустная опера и грустный спектакль. Верди писал свое сочинение в 70-е годы позапрошлого века, когда Италия погрузилась в полосу безнадежности и политического безвременья. В наши дни оптимизма у человечества не прибавилось. Конфликт добра и зла не исчерпан, и зло — наступает. Возможен ли победитель в вечной борьбе?..
[photo]868[/photo]
Фото Доната СОРОКИНА.