120 лет назад театральную постановку ругали за все: начиная от слабости пьесы как таковой и пренебрежительного отношения автора к публике и заканчивая плохим знанием текста актерами. К тому же еще до выхода на сцену автору пришлось вносить в текст по требованиям цензуры многочисленные поправки.

Впрочем, уже тогда нашелся человек, который понял, что такое чеховская «Чайка». Немирович-Данченко, драматург и театральный новатор, оценил пьесу настолько высоко, что отказался от Грибоедовской премии за лучшую пьесу года, считая, что она должна быть присуждена Чехову.

Ни одна из пьес Антона Павловича не вызвала столько споров у современников и у театралов будущего, как «Чайка». Именно с ней связывают становление Чехова-драматурга, а также рождение «режиссерского» театра. Именно «Чайку» считают самой новаторской.

В постановке Московского художественного театра, основанного Станиславким и Немировичем-Данченко, в 1898 году, спорная вещица имела столь шумный успех у критики и зрителей, что воодушевленный Антон Павлович позднее представил публике свои новые шедевры: «Дядю Ваню», «Трех сестер» и «Вишневый сад». Последние были поставлены в Александринском театре уже после смерти Чехова и не сходили со сцены долгие-долгие годы. Правильней сказать — никогда.

В Екатеринбурге «Чайку» впервые поставили в антрепризе Заречного (по совпадению, однофамильца главной героини пьесы) в 1914-м… Потом еще и еще. И вот жители уральской столицы, собравшиеся в ресторане нового Пассажа, увидели очередную киноверсию «Чайки».

Фильм появился на свет благодаря усилиям продюсера, а по совместительству бизнесмена, музыканта, спортсмена и пр. Евгения Горенбурга. Увидев однажды в Доме актера домашний спектакль режиссера Ирины Павловой по этой пьесе, он не устоял, воскликнув: «Да это же!..» Продолжить цитату, полную чувства, не рискну. Восклицание будущего продюсера было смесью восторга и легкой горечи по поводу того, что столь гениальное произведение остается фактически недоступным взорам широкой публики.

Нет, конечно, домашний театр был одним из любимейших развлечений образованных людей в начале прошлого века, и все же много ли народу увидит «домашний спектакль»? А спектакль в постановке Павловой, сыгранный нашими местными артистами, между прочим, замечателен, вдохновенен. Местами даже трогателен до слез. Собственно, сами артисты настолько вживаются в роли, что слезы, выступающие на глазах доктора Дорна в последнем монологе, воспринимаются категорически человеческими слезами, не актерскими. Это, как ни крути, высочайшая планка мастерства.

То, что пьеса снята на пленку — в этом Павловой помог режиссер Кирилл Котельников — будто еще больше приближает персонажей к зрителю. Глаза, мимика и жесты, мельчайшие детали, ускользающие от публики в театральном зале по объективным причинам, здесь — на виду, словно под увеличительным стеклом.

Сюжет «Чайки», написанной Чеховым во флигеле мелиховского дома, во многом автобиографичен. Пьеса о людях искусства, метаниях и мечтах молодых и — относительно самодовольном, консервативном старшем поколении, которое «уже никуда не спешит», и которому важно отстоять собственные позиции. Они сильны: парочка Аркадина и Тригорин неизбежно «побеждает» молодых, трепетных и хрупких, — драматурга Треплева и начинающую актрису Нину Заречную, в которую молодой человек, естественно, влюблен.

Поначалу, как это бывает у Чехова, действие течет спокойно, вяло. Но потом в устоявшуюся жизнь провинциального театра врываются матерые мастеровые — актриса Аркадина с писателем Тригориным. Оба небесталанны, признанны и успешны. Аркадина вроде и любит сына Костю, но Тригорин, единомышленник, коллега и вялотекущий любовник, ей важнее. Треплев страдает. Оттого что недолюблен матерью, от безответного чувства к Нине…

Нина страдает не меньше, ибо влюбляется во взрослого, популярного и пресыщенного Тригорина, который пишет, конечно, «хуже Тургенева», но вполне «славный». Да и вообще  более всего любит ловить рыбу. Головлей, например. Зато молодого, подающего надежды Константина Треплева любит Маша. Устав от безответности, она выходит замуж за нелюбимого учителя Медведенко, в свою очередь недополучающего любви. Лучше ли это, чем у Нины, чье большое светлое чувство к идеализируемому персонажу заканчивается гибелью ребенка и крахом надежд? God knows.

Комедия-трагедия из жизни, обрисованная Чеховым в конце XIX века, проблемы, мучающие героев, вполне актуальны и нынче. Видимо, поэтому пьеса и сегодня смотрится на одном дыхании. Тем более сыгранная столь живо и филигранно. Полагаю, что очевидному энтузиазму и раскрепощенности, какой-то особой легкости и «игривости» актеров способствовала не только камера (это кино!), но и уникальный интерьер Дома актера, созданного по проекту архитектора Юлия Дютеля в 1890 году. Все эти дивные высокие печи, старинный паркет и даже стулья в белых накидках будто и сами по себе переносят нас в далекую русскую усадьбу и жизнь.

Как писал Чехов, в «Чайке» — «много разговоров о литературе, мало действия и пять пудов любви». Да, это — про любовь, взаимное непонимание и мучительный поиск смысла жизни, «общей идеи», одолевающий всякое разумное существо, а наделенное душой и талантом в особенности.

Невеселая комедия «Чайка» в постановке режиссеров Ирины Павловой и Кирилла Котельникова, блестяще сыгранная артистами Свердловского академического театра драмы Валерием Прусаковым, Мариной Савиновой, Надеждой Усковой; ТЮЗа — заслуженным артистом РФ Александром Викулиным, Марией Викулиной, Сергеем Тимориным, Иваном Марчуковым, Натальей Кузнецовой, а также Виталием Краевым и артистом Камерного театра Александром Волхонским, по-моему, вполне себе предмет гордости нашего театрального города.

Режиссер Ирина Павлова уже задумывается о постановке тургеневских «Вешних вод». А городскую премьеру фильма «Чайка» планируют провести в ближайшее время. Ориентировочно — в «Салюте». И да, наш чудесный маэстро Чехов гораздо свободнее и глобальнее его школьно-программной версии. А тем, кто намерен прикоснуться к его творчеству, «надо быть ясным умственно, чистым нравственно и опрятным физически». Эта цитата из Антона Павловича служила требованием к гостям предпремьерного показа. Впрочем, она касается всех, всегда и — при любых обстоятельствах.