Режиссеры — Олег Ефремов и Леонид Пчелкин. Эта постановка — живая легенда отечественной культуры. Поразителен уже литературный первоисточник, давший жизнь прославленной постановке. Пьеса «Соло для часов с боем» принадлежит перу словацкого драматурга Освальда Заградника (родился в 1932 году в городе Великий Бычков) — литератора невероятно талантливого, но малоизвестного в СССР и России. Дебют писателя состоялся в 1967 году (радиопьеса «Святость невинности»), а звездный час Заградника наступил в 1972 году — когда была написана та самая драма, которая и обрела бессмертие на мхатовской сцене. Всего О. Заградник написал более двадцати пьес, среди которых «Сонатины для павлина» (1977 г.), «Прелюдия в миноре» (1984 г.), «Post scriptum» (1985 г.), «Имя для Михаила» (1985 г.), «Полуостров Рождества» (1986 г.), «Долетим до Милана» (1996 г.), «Плата за ошибку» (1998 г.). И сегодня он продолжает писать пьесы об обыкновенных людях и их совершенно обыденной ненужности никому: собственно, эта тема — генеральная и в «Соло для часов с боем». Безусловно, Заградник — классик словацкой литературы; вот только когда в нашей стране особенно интересовались последней? И во МХАТе, скорее всего, на старте эта пьеса была принята к постановке по линии «драматургии стран народной демократии». Была такая разнарядка в те годы. Впрочем, это уже неважно — главное, что, обратившись к драме «импортного» и не очень распиаренного писателя, театр сотворил художественное чудо.

Уникален актерский ансамбль, задействованный в постановке. Собственно, пьеса камерна: за исключением двух-трех эпизодических действующих лиц все действие реализуется семью персонажами. Это престарелый экс-швейцар Франтишек Абель, его молодой внук Павел, юная возлюбленная Павла Даша, трое друзей Абеля, таких же престарелых, как он сам, — пан Райнер, пан Хмелик, полицейский Мич. И — старая, но по-прежнему ослепительная пани Конти, владелица отеля «Континенталь»… Исполнители этого своеобразного септета — настоящее созвездие гениев, «сливки» МХАТа: Михаил Яншин (Абель), Алексей Грибов (Райнер), Марк Прудкин (Хмелик), Виктор Станицын (Мич), Всеволод Абдулов (Павел), Ирина Мирошниченко (Даша). А пани Конти исполняет блистательная Ольга Андровская: актриса в момент постановки драмы Заградника была уже смертельно больной, и роль пани Конти стала ее «лебединой песнью».

Собственно, внешняя фабула пьесы — не особенно сложна. В маленькой квартирке старого швейцара-пенсионера, в которой он живет с внуком, по пятницам собираются его друзья, такие же старики, как и гостеприимный хозяин. Все его гости живут в доме престарелых, но дружно делают вид, что у каждого своя наполненная событиями и близкими людьми жизнь. Вот, собственно, и все. На самом деле — все это почти не имеет значения, потому что главная коллизия, как и положено в хорошей драматургии, содержится в «подводном течении».

 …Братислава — не только столица Словакии: это город, хранящий прекрасный и завораживающий дух канувшей в Лету Австро-Венгрии. Этот дух невозможно вытравить ничем — даже если над красивым старинным городом пронеслись Первая и Вторая мировые войны, национальные и социальные эксперименты, да и просто прошедшие десятилетия… Престарелые герои пьесы живут, храня эти ушедшие ценности. Они не просто делают вид, что «нам года не беда», — они до последнего вздоха не желают отрекаться от того «прекрасного далека», в котором прошла их молодость. И все их смешные старомодные поведенческие ритуалы, вызывающие иронию Павла и Даши, их преувеличенно экспансивное обсуждение социально-бытовых проблем родного города, их экстравагантные поведенческие эскапады, заставляющие заподозрить чуть ли не наличие возрастной деменции; наконец, их поистине рыцарское служение Прекрасной Даме (в лице мадам Конти) — это не стариковское чудачество и даже не «бурная имитация деятельности». Это — их мир, в котором они выросли и возмужали, которому они служили и от которого не собираются отрекаться. Перефразируя Декарта, герои Заградника могут сказать: «Помним — значит, живем!». И пани Конти для них — не просто вечно прекрасная женщина (даже если она — их ровесница!): она — их Бессмертная Возлюбленная, она — Вечная Женственность. И сама пани именно так воспринимает себя. Именно поэтому кульминацией и апофеозом пьесы становится трогательный день рождения пани Конти, с такой любовью и выдумкой организованный галантными стариками — и закончившийся столь трагически…

Ибо этот прекрасный мир — притягивающий и… виртуальный, несуществующий. Их век закончился то ли в 1918 году (когда рухнула Австро-Венгрия), то ли в 1939 или 1945 годах, кто знает… Самое трагичное даже не в том, что молодое поколение в лице Павла и Даши крутит пальцем у виска, глядя на «предков»: в конце концов, молодые у Заградника не такие уж и плохие — нежно и страстно любят друг друга, как любили в молодости и сами «ветераны», имеют право на счастье, да и к старикам относятся хоть и насмешливо, но по-человечески. Да и Павел, предлагая деду отправиться на жительство в компанию друзей, искренне полагает, что ему там будет лучше, чем в тесной клетушке. Главное, что все они — и умудренный Абель, и скромный, невозмутимый Хмелик, и желчный, агрессивный Райнер, и даже зацикленный на соблюдении порядка Мич — прекрасно осознают «невсамделишность» созданного их воображением мира. Они и пани Конти подыгрывают в ее романтических фантазиях — например, в существовании ее сына Губерта, якобы живущего в Австралии. Притом что все они отлично осведомлены о том, что пани Конти — старая дева. И когда старики, желая сделать приятное своей «богине», подговаривают Павла позвонить пани Конти от имени ее сына — престарелая красавица, услышав голос своего придуманного «Губерта», мгновенно падает с сердечным приступом (который, скорее всего, окажется фатальным). Соприкосновение сказки с действительностью убивает просто физически — и старинные часы с боем, «озвучивающие» всю историю, приобретают зловещий смысл, почти по Джону Донну: не спрашивай, по ком они бьют, — они бьют по тебе… И все-таки красота остается красотой, а мечта — мечтой; и, даже уходящие, они светят прекрасным светом далекой звезды. И символичен финал — Даша, найдя подвенечное платье пани Конти (никогда не надетое ею!), примеряет его на себя — принимая тем самым золотую эстафету вечной культурной преемственности.