О том, как российский народ постепенно теряет память, как разрушаются внутренние устои общества, Петр Алешковский поведал во время визита в Екатеринбург.

[photo300]3215[/photo300]

Фото Алины ШЕШЕНЯ.

Двигатель — деньги

— Я давно не работаю реставратором, но вижу, как постепенно уничтожаются исторические памятники. Например, в Изборске строительная компания решила реконструировать одно из ценных сооружений. Слава богу, не до конца. Сотрудники попытались сделать из него конфетку, что значит просто угрохать. Памятник — это колоссальная ответственность. Разумеется, его можно заново отреставрировать, но никто этого делать не станет — слишком сложно.

— Это невыгодно?

— К сожалению, сегодняшняя история зачастую связана с деньгами. Бандиты, бюрократы, начальники рассматривают реставрацию в качестве отката. Как правило, они не имеют ни образования, ни культуры, но часто рвутся вперед и пытаются доказать, что разбираются в истории и реставрации. Кроме того, на этом можно сыграть и заработать некоторую популярность.

— Но тем, кто ратует за спасение архитектурных памятников, приходится нелегко…

— На самом деле люди либо испытывают страх что-то совершить, например отстоять историческую ценность, либо нет. Все зависит от внутренней составляющей. Приведу пример из времен перестройки. В Новгороде есть Юрьев монастырь XII века, который в то время хотели распилить в прямом смысле слова. Приехали американец и пара русских из эмигрантов. Они хотели заработать денег, а мы, простые люди, были к этому не готовы. Приезжие решили разделить его пополам, то есть в одной части сделать клуб, а другую оставить постояльцам. И это, по мнению приезжих, должно было дать средства на реставрацию. Раньше такое произойти попросту не могло, ведь был жесткий закон о защите старины, это в перестройку все зашаталось. Разрешающую распил бумажку подписал один из начальников. История вызвала резонанс, поэтому ко мне пришли ребята-защитники, мол, надо спасать монастырь. Мы поехали в Новгород к писателю Дмитрию Балашову, надеясь на поддержку. Он говорит: «Не могу, сами все делайте». На другой день отстаивать монастырь собирались на местном стадионе. Пришло немного людей. Мы отстояли сооружение! И нам, победившим зло, начало казаться, что все возможно. Не изменилось это и сейчас. Смотрите сами, сегодня существуют различные благотворительные фонды, которые работают по сохранению памятников не только в регионах, но и по всей России. Перестали ли они помогать? Нет.

— Тем не менее множество зданий старины сносят…

— Возможности можно использовать как для хороших дел, так и для плохих. Причем последнее мы видим чуть ли не на каждом шагу. Нет механизма, чтобы отстоять что-то ценное. Скажем, усадьбы — когда-то это были хозяйские дома, которые после революции стали ничьими. Их превратили в коммуналки, они ветшали. Живших там людей позже расселили. Люди были счастливы: удобств в таких домах, как правило, не было. Усадьбы постепенно приходят в ужасное состояние, и ни у одной казны не хватит денег на их восстановление. А их по России много…

Устаревшее «сейчас»

— Ведет ли внешнее разрушение к разрушению внутреннему?

— Культура составляет общий фундамент для каждого из нас. Если мы ее потеряем, то погибнем. Как поступают жаждущие наживы люди? Нашел, например, курган, раскопал его, ничего стоящего с материальной точки зрения не нашел… А памятник-то разрушен! Того, что принес на рынок, полно, и это практически ничего не стоит — никому не нужно. Поскольку далеко не все умеют реставрировать, найденное сгнивает. В Новом Измайлово, где живу, видел однажды мужика, торговавшего нательными крестиками XVIII—XIX веков. Откуда они взялись, спрашивается? Судя по всему, было разорено кладбище. За такое нужно жестко наказывать. Я ничего не могу сделать, я не могу позвать участкового, потому что ему ничего не нужно, хотя и есть закон, защищающий памятники и исторические ценности. Отмечу, что те, кто более профессионально занимается торговлей стариной, получают хорошие деньги.

— Чем опасно внутреннее разрушение человека?

— История уходит медленно, но безвозвратно. Разваливаются деревни. С одной стороны, это нормально, они умирают по естественным законам жизни, с другой — государство ничего не делает для того, чтобы поддержать хотя бы фермеров. Сегодня общество перешло в другое состояние: в городах живет людей больше, чем в деревнях. Смена позиций произошла за 25—30 лет, и, конечно, возврата назад не будет. Таков посыл сегодняшнего времени. Кто же будет доить корову? Смерть каких-то явлений, их уход в историю приводит к разрушению культуры.

— Что будет дальше?

— Сегодня ежедневно на нас со всех сторон льется так называемая «ура-патриотическая болтовня». Мы должны бороться с ней, хотя бы внутренне. Патриотизм, на мой взгляд, чувство молчаливое. Что будет после истерики? Я не Кассандра, чтобы знать ответ. Тем не менее попытаюсь предположить. Есть два варианта: культурный и кровавый. История выбирает по-разному, угадать нельзя. Но я хочу предупредить: страна может все потерять. История идет по кругу. Кто-то возразит, что она идет по спирали, то есть подразумевает выход на новый уровень, новое сознание. А это новое что-то не заметно.

Живые «пустышки»

— Я правильно понимаю, что современное общество, по-вашему, на другой уровень не вышло?

— Есть метафора «пустая прослойка». Это археологический термин. В новгородских землях мои друзья-археологи показывали: вот культурный слой, содержащий полезные для исследований данные, вот идет пустая прослойка, потом снова культурный слой. Бессодержательность этого слоя насчитывает 80 лет. Три поколения! Этот слой — люди, сбежавшие в страхе от Ивана Грозного, который практически уничтожил население страны. И это не пустые слова, это подтверждают результаты раскопок. Приведу другой пример. В одной из деревень поля заросли деревьями, никому и ничего не нужно было. Старушка, местная жительница, сетует: как же потом все это раскорчевывать? Я ее спрашиваю: «Думаешь, будут?». Она отвечает, мол, будут, обязательно: как картофель станет нужен, так и поля приведут в порядок. Наивная! Сейчас картошку везут из-за рубежа, потому что это проще, чем чистить землю, сажать что-то, ухаживать, собирать… Зачем утруждать себя, если можно купить? Итог — мы живем во время пустой прослойки.

— В пятницу завершилась нобелевская неделя, в рамках которой Светлана Алексиевич процитировала Чаадаева: «Россия — страна без памяти»…

— Петр Чаадаев — великий русский мыслитель. Разумеется, его в свое время объявили сумасшедшим, так как он говорил слишком страшные для обывателей вещи. С личной, не коллективной, памятью у нас и сложно, и несложно. У каждого личная память, основанная на знании своих корней. Например, африканцы приходят на могилу к отцу, деду и прадеду. Они язычники, потому общаются с предками довольно активно. Во сне, когда приходят духи, они обращаются по бытовым вопросам, как правило, к отцу, который является чаще всех. С дедом, который приходит редко, они говорят на более возвышенные темы. Прадед является уже в тумане, а когда человек умирает, прадед отлетает. Что это значит? То, что память в три поколения стандартна для любого человека. Например, я помню свою прабабушку очень хорошо, она жила 99 лет, бабушку с дедом — они меня вырастили, отца с матерью. Прапрадеда я уже не могу знать. Вместе с тем спросите старообрядца о его семье, и он назовет родственников до седьмого колена. Иначе для их религии невозможно, иначе не выдашь дочь замуж или не женишь сына. А в советское время интерес к истории семьи был отшиблен. Сегодня к знанию своих корней нужно бы возвращаться...

Как правильно?

— А как писатель взаимодействует с историей?

— Я ушел из реставрации в свободный полет и стал писать книги. Начал с жизнеописания Василия Тредиаковского. В книге сделал догадки о том, откуда пошла русская поэзия. По сути, я всю жизнь историей и занимался. Только не доказывал фактами, как это делает наука, а всегда воображал. Мне кажется, что воображение имеет право на существование. Хороший писатель умеет отвечать за то, из каких «кирпичей» сложена его проза. Она не должна врать и быть противопоставлена тому, что он знает хотя бы на сегодняшний день. Писатель может перевести все на событийный язык, но это должно соответствовать тому, что открыли нынешние ученые.

— Иногда художники в произведениях могут переусердствовать...

— Далеко ходить не надо. Кинематографисты показали Золотую Орду в одноименном российском фильме 2012 года ужасными людьми без принципов, грубыми, малообразованными. Однако доподлинно известно, что у них был прекрасно развит церемониал. Например, у хана могло быть несколько жен, каждая из которых выполняла свой функционал: русская отвечала за связи с русскими, мусульманка — за связи с мусульманами и прочее.

Впрочем, произведение делается из придуманной истории, которую вы наблюдаете, нужно изучать и копать глубже. Я думаю, что даже такая абсолютно придуманная вещь, как «Гарри Поттер», выросла из наблюдений. Придумать можно всех героев, но чтобы наделить их человеческими качествами, нужно увидеть их в реальной жизни. С детства я был уверен, что Гоголь — великий фантаст. Сейчас мне 58, и я встречал героев его произведений лично. Мой приятель — стопроцентный Ноздрев, а с Коробочкой ехал в поезде, Манилова, самую мертвую душу, точно знаю. Все берется из реальной жизни...