Михаил ВЯТКИН: «Почему чиновник не может гордиться своей работой?»
Михаил Вяткин, два десятилетия трудившийся на посту главного архитектора Екатеринбурга, занимает теперь другой кабинет в здании мэрии. Поменьше, поскромнее…
Уйдя в отставку с солидной муниципальной должности, он мог найти хорошо оплачиваемую работу в реальном секторе… Но не захотел, чтобы работодатели попытались использовать его ходатаем по своим делам в той же мэрии. Гораздо более интересным ему показалось другое: продолжить работу с Градсоветом, попытаться сделать его влиятельнее и авторитетнее, вписать эту «палату лордов» от архитектуры и градостроительства в систему муниципального управления, дабы вердикт профессионалов не повисал в воздухе.
Только чиновник?
— Что такое — главный архитектор города?
— Пожалуй, это звучит слишком громко и, главное, не точно. В едином квалификационном перечне должностей Минсоцразвития такой должности нет, есть главный градостроитель, что ближе к истине. Ну, а на самом деле это просто главный городской чиновник в области архитектуры.
Еще одно несоответствие в том, что сегодня главный архитектор (главный чиновник), согласовывая проекты, делает это не совсем легитимно, в законодательстве это не прописано. Архитектурный замысел, проект принадлежат автору, и обязан он лишь соблюдать требования градостроительного плана земельного участка (раньше это называлось архитектурно-планировочным заданием). А администрация города вправе проверять проект только на предмет соответствия этим требованиям
— Но так ведь мы можем получить на лице города нечто совсем несуразное…
— Вполне. А чтобы подобного не происходило, нужно создать какой-то местный закон, который бы в отсутствие федерального решал проблемы согласования архитектурных проектов. Думаю, что органом, который взял бы на себя это согласование, мог бы стать как раз новый Градсовет.
— Что является продуктом творчества главного архитектора: город?
— Как резюме всего, в общем плане — да, город, но продуктов тут много. Генеральные планы города и отдельных районов, проекты планировки, отдельные объекты, а также нормативные документы: положения, постановления… И еще много-много самых разных бумаг.
Предшественнику Вяткина на посту главного архитектора, Геннадию Белянкину, достался совсем другой исторический отрезок. Социалистическая по содержанию и типовая по форме архитектура, устоявшийся порядок взаимоотношений, общенародная собственность, плановое народное хозяйство. К чести Белянкина и его современников, и в тех административно-творческих тисках порой удавалось воплощать вполне достойные проекты, благо система не требовала постоянного регулирования, и у главного архитектора была возможность уделять время отдельным объектам, работать с авторами.
Вяткину же выпал переходный период — стремительное нарождение новых собственников с большими аппетитами и амбициями, но зачастую без соответствующего культурного багажа, кризис бюджетной сферы, правовой вакуум… Что делать? Начинать с нуля. По большей части — разработка нормативной базы, ее внедрение в практику. В творческую деятельность отдельных архитекторов не вмешивался — не до того, во-первых, а главное, потому что считает, что не следует им мешать.
— Надо только давать определенные направления, рамки, а все остальное — их талант и труд, которые, собственно, и создают красоту города.
Что касается «рамок и направлений», то в период работы Михаила Вяткина руководителем Главархитектуры, а конкретно в 2004 году, появился новый Генеральный план развития Екатеринбурга, получивший высокую оценку российских и зарубежных экспертов.
На этом месте можно поставить точку и ждать заслуженных аплодисментов. Но, кроме того, были и Правила землепользования и застройки, которые наш город ввел у себя раньше всех других, и градостроительные планы многих территорий…
Разумеется, приписывать все заслуги одному Вяткину было бы несправедливо: трудились целые коллективы, в первую очередь муниципальная Мастерская генерального плана. Но подсказать направление, задать ритм, установить планку, добиться, чтобы она не снижалась, какие бы трудности не возникали на пути… Полководцу не обязательно самому брать в руки винтовку.
Хотя случалось и идти в рукопашную. Например, с застройщиком жилого квартала «Тихвин» ругались до хрипоты, хотя тот пришел со своим проектом, заручившись поддержкой наверху, и был немало удивлен, встретив жесткое сопротивление со стороны главного архитектора. Но уж если Михаил Борисович сформировал свою профессиональную позицию — прочь компромиссы, стоять будет насмерть.
Это далеко не единственный случай из тех, о которых широкой публике известно немного. Причем Вяткин не только отвергал — с тем же пылом защищал, поддерживал, продвигал.
Прежде всего следует назвать новый район Академический. Чтобы он в принципе появился, Михаилу Борисовичу пришлось приложить немало усилий, самому принять участие в проектировании — вместе с французами из Volode &Pistre, с Мастерской генплана. Еще один вяткинский протеже — деловой квартал Екатеринбург-Сити. Есть заслуга Вяткина и в том, что наш город стремительно пошел в рост. Он способствовал появлению «Высоцкого», вообще высотному строительству, считая его необходимым этапом в развитии нашего города, судьба которого — тянуться ввысь.
— Не надо бояться небоскребов, надо их просто правильно ставить, органично вписывать в существующую застройку.
Вообще же Михаила Борисовича, несмотря на многочисленные споры, в которых ему приходилось участвовать, нельзя назвать человеком конфликтным. Будь ему свойственна эта черта, не усидел бы долго во главе такого департамента. Путь компромисса, считает он, здесь белее приемлем и более эффективен. Категорическое «нет» ведет в тупик (тем более когда неправоту демонстрирует начальство). Вяткин предпочитает сделать шаг навстречу, увидеть в прозвучавшем предложении светлые грани, зацепиться за позитив и попытаться сместить баланс так, чтобы хорошее перевешивало.
В итоге очень много непростых проблем было решено успешно. Или довольно успешно. Но так не бывает, чтоб одни успехи…
— А что не удалось, Михаил Борисович?
— Не удалось изменить отношение к объектам культурного наследия. Только в конце этого двадцатилетнего периода мы стали уделять этим вопросам достаточное внимание, например частично профинансировали разработку зон охраны памятников — всех, независимо от ранга и принадлежности.
Сам Вяткин бульдозеры на площадки не выводил, но, как сейчас признает, был недостаточно строг с застройщиками, которые почувствовали себя полновластными хозяевами на купленных ими участках. В результате немало ценного из архитектурного наследия старого Екатеринбурга утрачено безвозвратно.
— Мне также не удалось победить общественное мнение относительно так называемой точечной застройки. Есть всемирная тенденция уплотнения центров городов, это объективная возникающая стадия развития городской среды — и нам ее не миновать, если мы не хотим застрять в глухой провинции.
Мне не удалось решить проблему благоустройства поймы Исети — на всем ее протяжении в пределах города. Мы допустили ошибки, позволив с отдельными объектами выйти на берега нашей маленькой узкой речки. Надо не просто водоохранную, а историческую и культурную зону формировать вдоль реки и не лезть туда с мощными зданиями. Надо оформить муниципальным документом табу на такое строительство. А пока этого нет, собственники поступают по своему усмотрению.
Оборонка и экспертиза
То что с первого раза на архитектурное отделение стройфака УПИ Вяткин не прошел, конечно, раздосадовало… Кто мог тогда знать, что год вынужденной трудовой деятельности определит последующую специализацию…
Работая в институте гигиены труда и профзаболеваний техником-лаборантом, он объездил множество предприятий по всей области. «С твоим-то опытом тебе сам бог велел заняться промархитектурой!» — заявил ректор САИ Николай Алферов одному из лучших абитуриентов на зачислении. Лучшим, как водится, предоставляется преимущество при выборе, и друзья смотрели на Михаила как на чудака, который мог пойти на градостроительство, на проектирование жилых и общественные зданий, а прельстился непонятно чем.
На самом деле он все взвесил, все обдумал. В период типовой застройки городов как раз промышленная архитектура давала больший простор для творчества. Там все построено на технологиях, а они разные, они меняются, усложняются — есть над чем поломать голову, не панельные коробки привязывать к местности.
Проект атомной станции на Камчатке принес Вяткину два диплома: помимо вузовского, еще и «золотой диплом» на всесоюзном смотре-конкурсе. Работу выпускника из Свердловска даже за границей выставляли.
А работать уехал в Новоуральск, на электрохимкомбинат — там давали квартиру, что для молодой семьи имело первостепенное значение. Проектировать пришлось и производственные объекты на закрытой площадке, и общественные, ибо градообразующее предприятие охватывало все аспекты жизни ЗАТО. Практика проектирования обширная, на всех стадиях — вплоть до рабочих чертежей, вплоть до интерьерных деталей. Реализация проектов моментальная, ничего не залеживалось — коллеги-сверстники, оказавшиеся в других местах, о таком и мечтать не могли. Но чего-то не хватало. Возможно, размаха. И уж точно — родного Свердловска.
Случай возвратиться подвернулся, когда Главгосэкспертиза создала по стране 7 подразделений, призванных анализировать и совершенствовать крупные проекты, претендующие на воплощение. Главная задача — снижение стоимости строительства. Одно из таких бюро появилось в Свердловске при Главсредуралстрое. Специалисты разного профиля — технологи, конструкторы, архитекторы (в том числе руководитель группы Михаил Вяткин) пересмотрели многие десятки проектов, в первую очередь производственных (Кушвинский завод прокатных валков, Серовский металлургический и другие крупные предприятия самых разных отраслей). Где-то предлагали новую компоновку генерального плана, где-то — новые технологические и архитектурно-планировочные решения. Случалось, что камня на камне не оставляли от исходного проекта, по сути, заменяя его новым. За истину приходилось биться и с китами — ведущими проектными институтами СССР.
Например, зарубили суперпроект от солидной московской фирмы — новый 6-этажный ЦУМ, крупнейший объект торговли в стране, который должен был появиться в Свердловске, на месте нынешнего «Гринвича». Сумели доказать, что это неудобно и бессмысленно, снизили до двух этажей, изменили все — и получили одобрение. Но, к сожалению, не получили денег на строительство.
(Но свято место, как известно, пусто не бывает.)
Работы была масса, а когда настала перестройка, все остановилось. Бюро Вяткина (а он к тому времени стал уже директором) перешло на небольшие гражданские объекты. Инвестиционного бума не было.
Когда Михаила Борисовича пригласили на работу заместителем начальника Главархитектуры, он, принимая предложение, думал не только о себе, но и о своем коллективе, в котором к тому времени человек 30 осталось, надеялся помочь с заказами… Оказалось, нельзя. Всякую личную заинтересованность пришлось оставить за дверью. Бюро само доживало, потом распалось…
Свои и чужие
— Не осталось сожаления, что какие-то свои замыслы пришлось отодвинуть в сторону?
— Осталось. Если бы не пошел в администрацию, наше проектное бюро, прекрасно укомплектованное, заняло бы на рынке выигрышные позиции, жили бы не хуже других. Перекантоваться бы как-то пару-тройку лет — и пошли бы заказы…
Но, если по большому счету, жалею только об одном, что нет собственных проектов, потому что чиновник не вправе этим заниматься.
— Ой ли? А что, другие главные архитекторы не грешат соавторством? Иной ваш коллега, судя по документам, полгорода сам запроектировал и, кстати, призов наполучал…
— Ну, зачем это? Ну почему, если я главный архитектор, я должен быть непременно соавтором какого-то здания? Почему я не могу гордиться тем, что я — хороший чиновник и благодаря мне возникла сама возможность появления этих зданий?
— На международном фестивале «Зодчество» была отмечена «золотым дипломом» ваша работа именно как главного архитектора Екатеринбурга…
— Там оценку выносили специалисты, они знают, какие задачи стоят перед главным архитектором города. И звание заслуженного архитектора России я получил именно как главный архитектор, а не как автор проекта какого-то здания. А есть заслуженные архитекторы и из профессорско-преподавательской среды. И это тоже правильно, их заслуга в том, что они вырастили талантливых зодчих, внесли вклад в науку.
— Вы, конечно, чиновник, но коллеги-архитекторы держат вас за своего, а ваши подсказки людям, которые всю жизнь только тем и занимаются, что рисуют здания, воспринимаются как разумные, полезные.
— Я без нужды не высовывался, если хороший проект — вперед и с песней, а если видишь, что что-то не так, старался деликатно высказать свое мнение, но не навязывать его. Я всегда боялся категоричности, категорических отказов с моей стороны было мало, я всегда пытался найти здравое зерно. Особенно когда дело касается молодых архитекторов. Иногда, да — они, смотришь, прислушиваются. Может, потому что должность такая…
Скромничает Михаил Борисович. Десятки раз мне доводилось присутствовать на рассмотрении проектов с участием Вяткина. Думаю, что могу отличить чинопочитание от уважительного отношения к профессиональным познаниям, к реальной квалификации собеседника. Тем более, кто на том же Градсовете прогибаться-то будет — сами профессора, академики, лауреаты, заслуженные архитекторы…
Уважение здесь взаимное, люди видят, что главный архитектор, сомневающийся в истинности своей оценки какого-то неоднозначного проекта, действительно обращается к ним за помощью, за советом.
Бывали и другие ситуации. Это когда никаких сомнений у профессионалов нет, но есть необходимость обосновать великолепие либо бездарность какого-то проекта перед теми, кто принимает решения, руководствуясь иными соображениями — экономическими, политическими, личными... В этих случаях Градсовет выступал не как советчик, а как союзник, сознательно микшируя разногласия, объединяясь в поддержке профессионального подхода.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Не уверен, что все, прочитавшие эти строки, тут же бросятся благодарить Вяткина, оставив привычное брюзжание по поводу все той же точечной застройки, транспортных проблем, неразворотливости чиновников…
Не уверен я, впрочем, и в том, что Михаил Борисович достоин только похвал.
Но, наверное, надо сперва спросить себя: нравится ли мне, как изменился Екатеринбург за последние 20 лет, дать честный ответ, а после этого уже формулировать свое отношение к человеку, который в эти годы работал главным архитектором города.
Ну, а что касается его отношения… Для него самого, да и, пожалуй, для всех нас, важно, что архитектор Михаил Вяткин продолжает иметь непосредственное отношение к городу, имеет желание и возможность заботиться о его судьбе.
— Думаю, нам следует не увеличивать дальше основные фонды, наращивать объем зданий, а сделать город удобным для проживания — это благоустройство, это транспорт… Красивых зданий можно много настроить, но что толку, если в них будет неудобно попадать. Мы построили много, теперь давайте займемся нашим бытом в городе, чтобы Екатеринбург действительно стал городом для людей.
[photo]2418[/photo]
Михаил Вяткин. Фото Юрия ГЛАЗКОВА.