Размер текста:
Цвет:
Изображения:

Песни на босу ногу

Его называют «акустическим безумием», «человеком-студией», а также «босоногим чудом». Сам Йоав свою привычку выступать на сцене босиком и тягу к странствиям комментирует так: «В моем босячестве есть что-то философское».

Способность Йоава обращаться с огромным количеством приспособлений, которые помогают модифицировать звуки его голоса и гитары, поражает. Босоногий артист извлекает из инструмента такие звуки, которые, кажется, невозможно создать без помощи серьезной музыкальной студии. Его композиции сочетают в себе r'n'b, инди-рок, фолк-рок и соул. Поклонники у него есть как среди любителей попа, так и среди высоколобых ценителей интеллектуальной музыки.

Уже первый альбом Йоава Charmed and Strange, вышедший в 2008 году, покорил слушателей богатством звука и голоса. Его музыка вполне способна ввести в легкий транс… Экспериментирует Йоав не только в области музыки — этот парень успел пожить во множестве стран. «Босоногое чудо» побывало с концертом в Екатеринбурге, а еще до концерта мы пообщались с ним по скайпу. Так все же на скольких инструментах он умеет играть?

— Думаю, на пяти или шести, — отвечает Йоав из Лос-Анджелеса. — Я могу играть на фортепьяно, гитаре и бас-гитаре, барабанах, занимаюсь аранжировками. Но именно на гитаре я могу выразить себя полностью.

— Под какие песни вы росли? Насколько знаю, до десяти лет вам вообще было разрешено слушать только классику…

— Да, мои родители были очень строго настроены. Но я слушал поп-музыку в доме моего брата. Он намного старше меня. Я начал с Саймона и Горфанкеля, затем «Beatles», затем продвинулся к попу: «Police», «Depeche Mode», «U2». А уж потом пошли Игги Поп и электронная музыка.

— Так кто все же пристрастил вас к музыке?

— Определенно мой старший брат. Он любил и играл много музыки Родригеза, ну, знаете, Shugar Man... Мои двоюродные сестры, тогда еще подростки, тоже любили слушать поп-музыку. Пожалуй, они и были моими «наставниками».

— Чем занимаются ваши родители?

— Отец был архитектором, мама — певицей. Сейчас они на пенсии. Они инспирировали меня во всем, что касалось классической музыки, хотя я восставал и сопротивлялся…

— Почему вашу музыку некоторые называют «интеллектуальной акустикой»? Может, еще и потому, что вы такой интеллигентно выглядящий молодой человек… В очках…

— Ой, вполне возможно. Смотрите, вот я снимаю очки — вуаля. Совсем другое дело!

— Ваша песня «Ador Ador» очень красивая, без сомнения. Как она родилась? Какие эмоции, события, чувства ей предшествовали?

— Это довольно старая песня. Дело было лет семь назад в Нью-Йорке. Я смотрел много TV и музыкального видео, и все это казалось мне «культурой знаменитостей», такой суетой и мишурой. И «слава» этих звезд казалась надуманной, а мир вокруг — очень коррумпированным. Вот этот мрачный импульс, идущий сквозь западную культуру, показался мне достойным того, чтобы о нем написать. Это темная песня. В первый раз я, помнится, сыграл ее в нью-йоркском парке. И какие-то мальчишки запустили в меня снежком… Мне говорили, что это мрачная песня.

— Каковы вообще ваши ощущения от жизни. Вы пессимист или оптимист? Слушая вашу музыку, определить это довольно сложно...

— С одной  стороны, вокруг все непросто, и я весьма пессимистичный человек, но если вспомнить, что в моей жизни случаются потрясающие путешествия и потрясающие встречи, мне грех жаловаться! Опять же, в моем творчестве есть как невеселые песни типа Ador Ador, так и We All Are Dancing, где поется о том, что все будет хорошо.

— Как насчет песни Club Thing («Клубная Штучка»)? Это песня о целом типе девушек или об одной, конкретной?

— Это, конечно, об определенном типе девушек, но была и конкретная девушка, особенно вдохновившая меня на написание этой песни. Опять же, в Нью-Йорке. Мы ходили по клубам: «красивая» жизнь, красивые девушки… И я видел много людей, которых засасывала эта клубная история. И песню я хотел написать именно о темной стороне этой жизни, не об ее «крутости». Что в конечном итоге и сделал.

— Почему вы поете босиком?

— На сцене передо мной множество приспособлений, которые удобнее «нажимать» босыми ногами.  Не уверен, что смогу делать это в обуви. Но если в будущем случатся проекты, где я буду только петь, почему бы и не надеть туфли.

— Ваш альбом «Кровь и вино» 2012 года был вдохновлен, как я прочитала,  вашими путешествиями по барам… Буквально так. Это правда?

— Этому альбому предшествовало и много других путешествий. Есть песни, написанные в поезде в Трансильвании, в Венгрии, в Калифорнии, где я ходил несколько раз в пустыню. Я люблю ходить с гитарой в такие странные места. Иногда — на лесной опушке или в горах. Или на каком-нибудь сумасшедшем фестивале. Так вот сходишь, повстречаешь разных людей, они послушают твои песни, почитаешь книжки… Это не работа, ну или легкая работа, которую ты должен делать все время. Ты не можешь ее выключить, если хочешь писать песни.

— Здорово, вы счастливчик, что можете и даже должны сочетать в жизни творчество, путешествия и работу…

— Это и правда здорово. Честно признаться, у меня вообще нет собственного жилья вот уже семь лет. Я живу в одном месте где-то по три недели и затем переезжаю куда-нибудь еще.

— Вы сменили столько стран, где чувствовали себя как дома?

— Мне всегда было неплохо в Кейптауне, где я родился. Я пытался жить в Париже, Лондоне. Немного в Нью-Йорке. Великие города. Но вот здесь, на Западном побережье, в Лос-Анджелесе, где прекрасные горы и море, просто море и — море хорошей музыки и музыкантов, мне хорошо. Вы же видите за моей спиной огромную доску для серфа? Я на ней катаюсь!

— Вы соединили в своем творчестве столько типов музыки… R’n’b, соул, фолк… Есть «главный»?

— Да, некоторые пытаются классифицировать мой звук. Говорят, что моя песня Ador Ador звучит как «индастриал»-музыка;  Club Thing — уже совсем электронная… Я действительно объединил много различных стилей, это правда. Мне было бы трудно выбрать один стиль и назвать его любимым.

— Как вы попали в Кейптаун, где прошло ваше детство и юность?

— В шестимесячном возрасте. Моя мама родом из Южной Африки, где проживало большое еврейское сообщество, переехавшее туда более сотни лет назад из Литвы и Латвии. Семья моей мамы как раз тоже поехала в Кейптаун из Латвии.

— Вас слушают в Израиле, где вы родились?

— Я не так уж связан с Израилем, да, я там родился, часто приезжаю и люблю эту страну. Но моя музыка более популярна на Ближнем Востоке, в Иране и Египте.

— Вы читаете книжки, есть у вас время на это?

— Читаю, причем обычно 5—6 книжек одновременно. При этом я должен еще смотреть кино и слушать музыку — это часть моей работы. Сейчас на моем столе есть фикшн и нонфикшн. Когда я впервые приехал в Россию, начал читать много русской литературы на английском. «Мертвые души», «Война и мир», «Анна Каренина», «Мастер и Маргарита»… Как видите, это опять классика…

— Как насчет собственной семьи? Не углубляясь в тему, но все же...

— Ой, я сольный артист, сольный человек. Да, моя мама, конечно, волнуется. Но, знаете, трудно найти человека, которому понравится то, что его партнер постоянно куда-то уезжает. Я думаю, что если встретится подходящий человек, я буду счастлив. Дело в этом.

— Вы много раз бывали в Москве и уже три раза в Екатеринбурге. Вы знаете, что сейчас здесь полноценная зима и много снега?

— Ой, я об этом не думаю. Я хорошо загорел, декабрь провел в Кейптауне, затем был в туре по Скандинавии, затем опять вернусь в Кейптаун. Там будет лето. В общем, даже если будет холодно и много снега, — не страшно Это природа и — жизнь.

— Ваша новая называется Dopamine. Как можете ее охарактеризовать?

— Да, я уже играл ее в туре. Это такая сладко-горькая песня. Bitter sweet song. «Сладкая» мелодия, но стихи довольно грустные.

[youtube]DtDzPlCC8q4[/youtube]

Автор статьи: Юлия ГОЛЬДЕНБЕРГ, фото: afisha.cmlt.ru

Другие новости