За свою жизнь отец Глеб пережил и свершил столько, сколько хватило бы на несколько «нормальных» жизней — в другое, более «обывательское», время и для другой, менее «пассионарной» личности.

За сухими строками биографии — сжатая пружина жизни «буревестника», который «над тучами смеется и от радости рыдает». Родился в семье музыканта, некоторое время был джазовым саксофонистом. Обратился к религии под влиянием легендарного о. Александра Меня. Обучался в Московской духовной семинарии — и был исключен не без вмешательства КГБ. 25 ноября 1965 года вместе с другим известным «бунтарем» Николаем Эшлиманом направил Патриарху Алексию Первому знаменитое открытое письмо, которое подробно рисовало картину противозаконного подавления органами государственной власти СССР прав и свобод верующих граждан страны. Это вызвало бурю в церковной среде — и одобрительные отклики многих достойнейших служителей РПЦ. Например, митрополита Сурожского Антония Блума, прославленного отечественного мыслителя. И широкий социальный резонанс, о чем с восхищением писал Солженицын в книге «Бодался теленок с дубом». Историк церкви, диссидент Лев Регельсон констатировал: «Отрезвляющее впечатление, произведенное «Открытым письмом», было связано не столько с разоблачением очередной попытки насильственного уничтожения Церкви, сколько с разоблачением той дряблости церковного духа, той вовлеченности в мирскую стихию, той зараженности страхом и ложью, которая обнаружилась при этом в самой Русской Церкви, в особенности в Ее высшей иерархии». Так отец Глеб встал на путь противостояния не только тоталитаризму, но и сергианству — наследию патриарха Сергия, пошедшего на гибельный для истинной веры компромисс со сталинским режимом… Тогдашняя церковная структура отреагировала по-советски — запретом на служение в церкви «до полного раскаяния» (!): запрет был снят только в 1987 году…

Годы вынужденной невозможности храмового служения стали для о. Глеба годами социально-политической борьбы. Свой в рядах диссидентов и правозащитников — он прошел через застенки, 5 тюремых и 7 ссыльных лет (за невероятно дерзкий акт: неукротимый иерей похитил у «органов» и отослал на Запад скандальный секретный документ — «Законодательство о культах», на основании которого в СССР в обход Конституции подавлялись религиозные свободы). Поэтому он логично оказался в первых рядах активистов Межрегиональной депутатской группы в бурные перестроечные годы. Выйдя из тюрьмы, о. Глеб активно включился в борьбу за демократические перемены, за экономическую реформу, за демонтаж партократии. В напряженные дни ГКЧП, во время бурных политических столкновений начала 90-х он стойко придерживался избранной линии, не шел на компромиссы, не играл в модные «патриотические» игры. За это его просто утробно ненавидели — грязно оскорбляли в Думе, один раз даже пытались физически с ним расправиться прямо в стенах парламента (в этой позорной попытке участвовал Жириновский). Но самой лютой ненавистью «почтило» отца Глеба руководство РПЦ — и за «диссидентство» священника, и за отказ от прекращения политической деятельности, и особенно за настойчивые требования о. Г. Якунина провести люстрацию среди членов Синода на предмет сотрудничества с советскими спецслужбами. Реакция оказалась свирепой: в 1993 году — лишение сана, в 1997 году — отлучение от церкви, анафема (!). Никто среди высших клириков не задумался о том, что этим позорным актом верхушка церкви просто подтвердила все обвинения отца Глеба в свой адрес… После этого само имя священника оказалось предано заговору молчания.

Но он продолжал борьбу. Он, по словам о. А. Кураева, «пришел к идее, что принятие священства — это форма борьбы с тоталитарной системой. Потому что церковь, при всем своем показном согласии с советской властью, оставалась единственным гражданским институтом, в котором можно было думать без оглядки на решения последнего пленума ЦК КПСС. Отец Глеб решил, что церковное служение — это тот способ, которым он может служить своему народу и своей совести». Порвав с официозной «сергианской» церковью, которую отец Глеб именовал «тоталитарной сектой», он нашел свое место в служении протопресвитером Русской истинно-православной (катакомбной) церкви — позже, в значительной степени благодаря трудам отца Глеба, превратившуюся в так называемую Апостольскую православную церковь. (Кто-нибудь из вас слышал о такой? А она есть в России!). Он вообще был прежде всего бойцом, человеком поступка — что и отличало его от таких близких по духу людей, как о. А. Мень или о. Г. Чистяков.

При этом он до 80 лет был вечным ребенком, который всегда весел и всегда живет в предвкушении праздника. Он был уверен, что жизнь меняется только к лучшему. В начале 90-х годов общество изменилось резко, а церковь — слабо. А он считал, что и ее нужно менять, она должна стать такой же демократичной, как общество вне храма... Те, кто отлучил его от церкви, отлучили по ненависти, а он жил по любви и по совести.