…Из чего вообще вырастал этот феномен? Напомню, что события 1917 года произошли в период расцвета Серебряного века. А это был величайший взрыв интеллектуальной и художественной энергии России, возможно, самый грандиозный за всю историю существования страны. Это было явление европейского и мирового масштаба. Это был Русский Ренессанс — именно так квалифицируют его философы и культурологи. И то, что потом назовут «советской литературой», вырастало из импульсов той духовной атмосферы.

Если быть совсем точным, феномен «советского искусства» вырос из так называемого Постсеребряного века — так потом назовут отечественную художественную культуру 20-х годов ХХ века. В ней преобладало «левое» крыло творческой интеллигенции страны — футуристы, левые символисты, представители различных направлений художественного авангарда. Это были те деятели искусства и культуры, которые не уехали в эмиграцию. Те, которые восприняли «Октябрь», по словам Маяковского, как «мою революцию» в сугубо художественном смысле слова. «Отречение от старого мира» в их глазах не совпадало с политическими и идеологическими конструкциями большевиков — для них все дело было в эстетике, а не политике. «Левые» творцы намеревались строить «новый мир» на полотнах, в бронзе и мраморе, на страницах книг и партитур. Учитывая, что коммунистической власти в 20-е годы было не до контроля над искусством — политическая ситуация после Гражданской войны была для большевиков не самой благоприятной, на дворе стоял НЭП, нужно было выживать во враждебном «буржуазном» окружении — творцы получили уникальную возможность творить, почти не испытывая идеологического и государственного давления. Отсюда — неповторимая духовная атмосфера времени «между Лениным и Сталиным», давшая столько творческих импульсов и подарившая мировой культуре столько шедевров.

Однако за все приходится платить. Кристаллизировавшийся к концу десятилетия режим предъявил «заигравшимся в свободу» творцам векселя к оплате — в виде тотального контроля над творчеством, превращения литераторов и всех прочих в «винтики и колесики партийного дела». И — в виде эстетики «социалистического реализма», ставшего единственно разрешенным стилем «советского искусства». Как в свое время Буало разрабатывал нормативы для литераторов эпохи Луи XIV, так — только с многократно большей степенью жесткости — партийные надзиратели и лично «вождь народов» диктовали художникам, как надо писать книги, картины, оперы, ставить кино и т. д. Это — нормальное состояние для любого тоталитарного режима (в Третьем рейхе тоже процветала аналогичная практика, и даже стиль «фашистского искусства» и «социалистического реализма» угрожающе схожи). Но в СССР уровень государственного контроля и насилия над художественной культурой превосходил все свои аналоги того времени на несколько порядков. Человека могли казнить за слушание неугодной музыки — в СССР несколько таких прецедентов зафиксированы документально…

При этом советская идеология отличалась колоссальной идейной и содержательной эклектичностью, мешаниной самых разных, подчас противоречивых, элементов. Это обстоятельство давало деятелям культуры некоторое поле для творческого маневра — чем они виртуозно пользовались. Но утешение сие было очень слабым — тем более что репрессивная власть также виртуозно «снимала сливки» с собственной идеологической «каши»: никто не знал, что завтра придумает «кремлевский горец», какие лазейки для идейного обоснования террора он изобретет. Как выразилась пережившая эпоху Большого террора Евгения Гинзбург, это напоминало игру в шахматы с орангутангом…

 В результате матрица жизненной и творческой судьбы литераторов выстраивалась трояко — точно по констатации писателя русского зарубежья Р. Иванова-Разумника: последний делил всех авторов в СССР на убитых, изгнанных и сломавшихся. Причем последний вариант, по мысли писателя, был самым трагичным. Либо литератор — во имя сохранения жизни и творческого Я — был вынужден бежать из страны, либо, не желая изменять своей лире, принимал героическое решение — остаться верным своим истинам внутри системы. Тогда он автоматически попадал в положение «внутреннего эмигранта» — было в советском новоязе такое страшноватое словечко. Степень «эмиграционности» была разной — от радикальной (М. Булгаков, А. Платонов, поэты из группы «ОБЭРИУ») до «мягкой», компромиссной по отношению к режиму (Ю. Олеша, К. Паустовский, М. Пришвин).

Но когда художник ломался и принимал навязываемые правила игры, платой всегда была творческая смерть — а часто и распад личности. Посмотрите на матрицу творческого и человеческого пути таких советских писателей, как, скажем, А. Фадеев, В. Катаев, Б. Лавренев, В. Вишневский, А. Серафимович, А. Толстой, М. Шолохов: блистательный старт, написание выдающихся произведений при вхождении в литературную жизнь — и полная творческая импотенция в последующие десятилетия, с превращением творца в чиновника. А зачастую — и жалкая омерзительная роль холуя при вождях и палача для коллег. Как у А. Толстого, которого Дж. Оруэлл назвал «литературной проституткой Сталина». Так, М. Горький в конце жизни запятнал свое имя позорной книгой о Беломорканале — по констатации А. Солженицына, «первой книгой в истории литературы, воспевшей рабский труд». А М. Шолохов, так ослепительно дебютировавший, окончил свой путь отвратительным палаческим усердием в ходе процесса Синявского и Даниэля. Воистину прав был Иванов-Разумник: такой финал — самый ужасный.

К этому надо прибавить, что литература «соцреализма» породила легион художественной халтуры — она-то и составила основное «тело» литературы советских лет. Ну кто сегодня читает романы Г. Маркова и А. Иванова, стихи Мирзо Турсун-заде или пьесы Н. Вирты? А ведь именно их портреты висели в каждой школе, а имена красовались в учебниках, им давали Ленинские и Государственные премии… Жизнь все расставила по своим местам, и конкуренции с истинными ценностями «соцреалистическая» макулатура не выдержала. Это — тоже нормальный культурный процесс: в конце концов, мы сегодня читаем именно Пушкина, а не Булгарина… Вот что такое феномен «советской литературы». О нем еще долго будут спорить, и точки зрения дискутирующих будут, как всегда в России, полярны.