О важности таких профилактических акций — наша беседа с главным онкологом Екатеринбурга, заведующим кафедрой онкологии и медицинской радиологии, доктором медицинских наук, профессором Сергеем БЕРЗИНЫМ.

— Сергей Александрович, если поликлиники объявляют день открытых дверей, это надо понимать так, что в остальные дни женщин, озабоченных своим онкологическим здоровьем, там не ждут?

— Нет, это не так. Женщины каждодневно могут обращаться к маммологам, туда, где они имеются. Обследования на онкологию проводятся и в женских консультациях, мы специально обучаем гинекологов, чтобы они могли выявлять заболевания молочной железы. А акция нужна, чтобы привлечь дополнительное внимание к этой проблеме. В женские консультации обычно обращаются женщины, которые более-менее внимательны к своему здоровью, остальным требуется определенный толчок.

— И что, этот метод стимулирования срабатывает?

— Да, и очень хорошо. Мы проводим дни открытых дверей ежегодно, и в этот период у маммологов «аншлаг». В итоге у значительной части обследованных пациенток выявляются доброкачественные образования, а в некоторых случаях — рак, и что важно — ранний, который наиболее благоприятно заканчивается.

— А как вы оцениваете акцию «Первого канала», который на днях установил в парке Горького в Москве огромный макет женской груди, чтобы любой мог зайти внутрь и посмотреть, как устроена молочная железа. И даже увидеть злокачественную опухоль в виде уродливого черного рака. Известный телеведущий Иван Ургант тоже внес свою лепту в проект: примерил на себя латексную женскую грудь, пропальпировал ее и обнаружил «новообразование». Допустимо ли, на ваш взгляд, облекать острую медицинскую и социальную проблему в такую шутовскую оболочку?

— На мой взгляд, все средства хороши, чтобы побудить женщин заботиться о своем здоровье. Много лет назад по ТВ шел какой-то иностранный сериал, в котором героиня обнаружила у себя рак груди, и все дальнейшие перипетии  в фильме были связаны с этим событием. На следующий день все приемы у наших маммологов  были переполнены желающими обследоваться.

Еще в советское время по нашей инициативе были сняты клипы с призывом к женщинам обследовать молочные железы, рекламные ролики прокручивались раз в две недели. Почему? Потому что на следующий день после показа  нашей медицинской рекламы  приемы у маммологов заполняются, потом происходит спад, и к концу двухнедельного периода опять все затихает. И мы снова включали клипы. Тогда это позволило обследовать значительное количество женщин. Так что все, что дает результат, я оцениваю положительно.

— И какой же результат дают «дни открытых дверей»?

— Начнем с того, что у 80% женщин старше 30 лет есть заболевания, предшествующие новообразованиям, которые не обязательно приведут к раку, но такая вероятность есть. Речь о так называемых мастопатиях, иначе — о гормональном сбое в организме, обуславливающем ненормальное состояние молочной железы. Имеющие мастопатию в полтора раза чаще рискуют приобрести новообразование на протяжении жизни. А если это не диффузная мастопатия, а узловая, то риск увеличивается в 3 раза. Если же вдобавок при лабораторных исследованиях выявляются признаки избыточного клеточного деления, то вероятность возникновения рака еще выше.

Есть женщины с наследственной предрасположенностью к раку по женской, а иногда и по отцовской линии. У пациенток, чьи близкие родственники болели раком груди, яичников, эндометрия, шейки матки, выявлен порочный ген, который способствует возникновению онкозаболевания молочной железы, причем в молодом возрасте. Этот ген легко выявить, взяв мазок с внутренней стороны щеки. Лабораторий, где делают такой анализ, в Екатеринбурге, по-моему, не меньше десятка.

При положительном результате исследования женщин  ставят на особый учет, рекомендуя не реже, чем раз в полгода, делать как минимум ультразвуковое исследование молочных желез, а раз в два года — маммографию, чтобы выявить заболевание на ранних стадиях.

— По-видимому, носительницей этого гена является и американская кинозвезда Анжелина Джоли. В таких случаях действительно может спасти только профилактическое удаление молочных желез, на которое решилась актриса?

— Да, у нее выявлен именно такой ген, но в России метод превентивной ампутации никогда не будет практиковаться, потому что удаление молочных желез не спасает от развития злокачественного процесса в других органах. В Москве в онкологическом центре наблюдались 500 женщин — носительниц порочного гена, исследование показало, что на протяжении 5—7 лет только у 13% пациенток возник рак в молочной железе, а во всех остальных случаях опухоль локализовалась в других местах. То есть наличие гена не означает, что рак поражает только молочную железу, он может возникнуть в яичниках, которые, кстати, Джоли не удалила. А это более опасная локализация — сложнее наблюдать за состоянием проблемного органа, только если делать ультразвуковое исследование каждые 6 месяцев.

— После нашумевшей истории с Джоли к вам обращались женщины, желающие последовать ее примеру?

— Интересовались — да, но намерений ампутировать грудь никто не высказывал. Рассматривать в качестве профилактической меры удаление яичников — еще куда ни шло, все-таки эта операция процентов на 50 уменьшает риск возникновения рака в молочной железе, но идею удаления самой железы мы не поддерживаем совершенно.

— Насколько сегодня распространен рак молочной железы?

— Это самая частая онкопатология у женщин. В Екатеринбурге она диагностируется у 70 человек на 100 тысяч жителей, если считать на все население от первых и до последних лет жизни. Если брать категорию женщин старше 30 лет, а рак чаще всего возникает после этого возрастного рубежа, то цифру придется удваивать. То есть —  уже 140 случаев на 100 тысяч населения.

— Наверняка не все заболевания выявлены на ранних стадиях.

— Опаздывают, как правило, те, кто надеется только на самообследование. Если женщины регулярно проходят УЗИ или маммографию, это позволяет обнаружить непальпируемую опухоль до 1 см в диаметре. А то новообразование, что пациентка в  состоянии выявить сама, уже приличных размеров. Многие не обращаются к врачу, потому что боятся самой мысли, что у них может быть диагностирован рак.

— Но ведь порой попасть к врачу, чтобы обследоваться, совсем непросто. Особенно жительницам уральской глубинки, где в лучшем случае есть кабинет так называемой общей врачебной практики, но и он недоступен обитательницам какой-нибудь глухой деревни.

— Как ни парадоксально, но из провинции к нам в основном приезжают с ранними формами рака, самые запущенные пациенты — как раз с территорий, где ранняя профилактика рака вполне доступна. Причем это, как правило, интеллигентная публика, с высшим образованием. А вообще доля больных с запущенной 4-й стадией рака в последние годы остается примерно одинаковой: 7—10% от числа диагностированных случаев

— На этой стадии лечить рак уже бесполезно?

— Нет, это совсем не так. Разновидностей злокачественных новообразований молочной железы очень много, они отличаются гистологическим, иммунологическим, биохимическим статусом.  Каждое заболевание протекает индивидуально, соответственно и лечение имеет свои особенности. Бывает, что женщина с 4-й стадией рака наблюдается у нас много лет, поскольку у нее наиболее благоприятный вариант гормонозависимого новообразования. В таких ситуациях даже при 4-й стадии человеку можно эффективно помочь. Не обязательно удалять опухоль, можно подобрать эффективную лекарственную терапию и даже в некоторых случаях добиться обратного развития процесса.

— Вы подаете такую надежду отчаявшимся больным и их родственникам!

— К сожалению, иногда бывает так, что и опухоль выявлена на ранних стадиях, и лечение проведено адекватное, а справиться с заболеванием не удается. Но таких случаев немного, основная масса заболеваний, выявленных на ранних стадиях, хорошо поддается лечению.

— Насколько доступны уральцам современные методы лечения онкозаболеваний, широко используемые западной медициной?

— Мы работаем по тем же технологиям, что применяются в западных странах, используем те же лекарственные средства. Но ведущим в лечении новообразований онкологии молочной железы все-таки остается оперативное вмешательство. Поскольку с ранними стадиями к нам стали обращаться  чаще, то все шире практикуется удаление не всего органа, а его части. Во многих случаях операция дополняется лучевой терапией, а если есть необходимость, то и лекарственной. Такая технология позволяет сохранить орган и обеспечить наиболее благоприятный исход болезни. С первой стадией рака 90—95% пациентов переживают 5-летний период, что позволяет считать их состояние стабильным.

— Последние разработки ученых позволяют лечить рак на молекулярном уровне. Это действительно так?

— Да, так называемые таргентные препараты дают возможность воздействовать не на весь организм, а прицельно на определенные молекулы. Реагенты разрывают связь между некоторыми белковыми элементами и прекращают передачу сигнала на размножение злокачественных клеток. Рост опухоли прекращается, а если еще удастся восстановить защитные силы организма, то возможно и обратное ее развитие.

— Наши онкологи используют такие препараты?

—Да. Конечно.

— Не ошибусь, если предположу, что это импортные лекарства, и очень дорогие.

— Есть импортные, есть и отечественного производства. А химиотерапия — вообще самая дорогостоящая часть  лечения онкологических больных. Когда родственники пациентов интересуются, сколько может стоить тот или иной препарат, я отвечаю: «Эквивалент стоимости одного курса химиотерапии — средняя иномарка».

— Сегодня и больные, и здоровые переживают из-за того, что экономические санкции могут быть распространены и на медикаменты. Что тогда станется с онкобольными?

— К счастью, мы пока ничего такого не наблюдаем. Все больные обеспечены лекарствами.

— Технологии лечения у нас европейские, лекарства тоже. Почему в таком случае наши больные стремятся лечиться за рубежом, чаще всего — в Германии и Израиле?

— Туда еще и рожать едут, что меня тоже удивляет. Ответственно скажу: лечат везде одинаково, разве что комфорта в западных клиниках больше. А у наших соотечественников скорее всего срабатывает стереотип: там, на Западе, медицина на голову выше, она поднимет на ноги даже безнадежных больных. К сожалению, чуда не происходит.

— Может быть, необоснованные надежды подают наши доктора, которые скрывают от пациента и его родственников, что больной обречен? Или сегодня онкологи говорят пациенту всю правду и о диагнозе, и о прогнозах лечения? И как правильно с точки зрения врачебной этики?

— Я представитель старой школы, которая придерживалась постулата, что с онкологическими больными нужно быть крайне деликатными. Как говорил профессор, у которого я учился: «Я знаю, что у меня рак. Но упаси вас бог сказать мне об этом!» В те времена во время обходов врачи не произносили слова «опухоль», «метастазы», диагноз в выписке зашифровывался. И хотя человек прекрасно осознавал, где он лечится, он уходил из больницы успокоенный. Такова особенность психики, защищающая человека от правды, которую он не хочет знать. И мы должны это учитывать, иначе очень легко вогнать пациента в глубокую депрессию. А депрессия очень опасна для наших больных, потому что резко снижает сопротивляемость организма, и без того ослабленного недугом.

— Но некоторые пациенты наверняка предпочли бы узнать правду, чтобы иметь возможность привести в порядок дела.

— Допускаю. Но решить, насколько я могу быть откровенен с пациентом, можно только после доверительного общения с ним — чтобы понять, чего хочет человек. Если больной предпочитает ясность, можно аккуратно ему сообщить о прогнозах заболевания.

Но при этом у онкологов есть  правило: никогда не называть определенных сроков даже родственникам, которые часто спрашивают, сколько осталось жить их близкому человеку. Дело в том, что этого никто не знает. Сегодня ситуация кажется безнадежной, а завтра она может измениться: подействует лечение, откроются резервы организма, состояние стабилизируется. Более того, есть случаи обратного спонтанного развития рака даже при 4-й стадии, в мире они исчисляются уже трехзначной цифрой.

— Это не говорит о том, что когда-нибудь человечество сможет победить рак?

— Твердо отвечаю — нет! Так же, как не будет побежден диабет и гипертония — болезни возраста. Механизм рака запускается с момента рождения человека и проявляет себя, когда организм вырабатывает свой ресурс. Другое дело, что некоторые активно сокращают свой ресурс, злоупотребляя алкоголем, курением, наркотиками, нерациональным питанием.

То есть, отдавая должное успехам медицины, мы должны понимать, что рак — неизбежный спутник человечества, и нам всегда придется существовать вместе.

Сегодня решается вопрос о сохранении качества жизни на том промежутке, который болезнь оставила пациенту. Иногда отказ от агрессивной лекарственной терапии позволяет человеку чувствовать себя более комфортно, нежели лечение, которое может не дать результата, но сделает мучительными последние дни и месяцы

Сейчас в поликлиниках организуются кабинеты паллиативного неспецифического лечения, где будет оказываться помощь таким онкобольным.

— Случай самоубийства в Москве адмирала Апанасенко, не получавшего обезболивающих препаратов, заставляет и других онкобольных задумываться о таком выходе.

— На самом деле сегодня в арсенале онкологов большое количество эффективных обезболивающих препаратов, в том числе — удобные в применении пластыри. Если кто-то из больных не получает адекватного обезболивания, то скорее всего по причине каких-то организационных и бюрократических неувязок.

— На фоне этих безобразных «неувязок» обостряется дискуссия об эвтаназии, и чаще других эту тему поднимают как раз онкобольные и их родственники. Что думаете вы по этому поводу?

— Я категорически против. Особенно опасно разрешать эвтаназию в России, где ею могут воспользоваться не во благо больного, а совсем с иными целями. Кроме того, за всю мою многолетнюю практику я ни от одного, даже самого тяжелого пациента, не слышал просьбы о том, чтобы ему помогли уйти из жизни. Наоборот, в глазах больных всегда одна просьба: «Помогите, доктор! Я хочу жить». Надежда действительно умирает последней, и долг врача — поддерживать веру человека в выздоровление и делать все, чтобы облегчить его состояние.

По сведениям, представленным экспертно-аналитическим отделом управления здравоохранения администрации Екатеринбурга, в России диагноз «рак груди» ежегодно ставят 54 000 женщин (около 19% от всех женских онкологических заболеваний). 91% российских женщин знают о проблеме рака груди, 81% считают ее крайне важной.

Однако всего 30% российских женщин посещают маммолога один раз в год, в то время как 40% проходят осмотр гораздо реже, а 30% вовсе не посещают врача. 30% российских женщин не посещают врача по причине отсутствия свободного времени, 41% утверждают, что их ничто не беспокоит, и 6% просто не видят необходимости в медосмотре