Мы беседуем с одним из завсегдатаев этого культурного события — скульптором из Нижнего Тагила, членом Союза художников России, призером и лауреатом всероссийских и международных фестивалей Александром ИВАНОВЫМ.

— Александр Иванович, почему вы выбрали именно этот вид изобразительного искусства?

— Это какое-то предназначение свыше. С детства что-то пытался мастерить, в художественной школе больше всего нравилась лепка. Мне всегда было интересно узнавать материал на ощупь, меня всегда очаровывала форма, поэтому можно сказать, что профессия сама меня выбрала. Смешно даже представить себя живописцем или графиком. В живописи можно стрюкачить, а в скульптуре это сделать сложно. Скульптура работает тенями, она не цветная, она даже не черно-белая, она вообще никакая, но она — объемная.

— Персонажи ваших произведений, темы и образы, к которым вы часто обращаетесь, — герои легенд и мифов, библейских историй. Чем они вас привлекают?

— Это тоже из детства идет. Всякий мальчик играет в индейцев, пытается мастерить из дерева луки или топорики. Я не исключение, кроме того, моя мама работала в библиотеке, поэтому у меня был доступ ко всем книгам. Я зачитывался «Айвенго» Вальтера Скотта и другими приключениями, мне интересно это до сих пор. Мне нравится, что эти люди жили в гармонии с природой, в мире добра и созидания. К тому же художнику важно находить какие-то интересные лица, одежды, украшения.

— Вас можно назвать новатором, вы умеете и любите удивлять зрителя. Как вы относитесь к концептуальному искусству, главной особенностью которого является недосказанность?

— В искусстве вообще очень сложно сказать что-то новое. А художник интересен только тогда, когда он узнаваем, аутентичен. Главное в искусстве — это форма и содержание, о чем представители современного искусства забывают, выдумывая дутое содержание без формы. Еще одна проблема многих современных художников — у них нет опыта. Юноша, который вчера окончил колледж, придумывает в голове вещь, невыполнимую вообще. Если мысль незрелая, ее нужно расшифровывать, она неинтересна никому, кроме самого автора, — и тогда это не искусство. Искусством нужно удивлять и учить, но оно должно быть понятным.

— Но вы согласны, что не каждое произведение может быть понятно зрителю? Можно ли, говоря об искусстве, использовать категорию «нравится — не нравится»?

— Так рассуждать вообще странно. Возьмем музыку, она же разная, и если ты ее не понимаешь, значит, ты мало понимаешь в музыке в принципе. Тут все зависит от человеческой лени, поскольку любое искусство требует душевной работы. Если хочешь разбираться в искусстве — ты будешь в нем разбираться.

— В Нижнем Тагиле установлено около десятка ваших скульптур. Все ли вы сказали землякам или у вас есть новые идеи?

— Я хочу, чтобы символом Тагила был не танк, а паровоз с крыльями. По сути, танки нас вынудили делать обстоятельства, а ведь Тагил — родина русского паровоза. Уже не первый год я пытаюсь объяснить чиновникам, что скульптура крылатого паровоза, который для меня является образом человеческого созидания, мечты, стала бы прекрасным украшением города. Но эта идея пугает наших чиновников, потому что они не умеют фантазировать. Городские власти давно устали от Иванова, они отмахиваются от него, как от назойливой мухи, потому что в первую очередь заняты распределением денежных потоков, им вообще нет дела до культуры.

— Вы считаете Нижний Тагил депрессивным городом?

— Скорее да, чем нет. Он будет недепрессивным тогда, когда здесь появится еще два-три вуза. Чем больше студентов, тем в городе веселее. Появляется студенчество, появляется много красивых молодых лиц, появляется интересная работа, какие-то фестивали, проекты, пусть даже бестолковая мазня на стенах, но без всего этого у города нет цвета. Сейчас красивых лиц в Тагиле мало, большинство молодых уезжает в Екатеринбург.

— А у вас не было желания уехать из Нижнего Тагила?

— Я хочу быть востребованным в собственном городе, но сегодня больше востребован в Тюмени, Сургуте, Екатеринбурге, Перми. Я пермский художник по большому счету, являюсь членом Фонда скульпторов Перми. Там есть заказы, фестивали, выставки, причем, все это хорошо оплачивается.

В Тагиле я делаю персональную выставку и ни копейки с нее не получаю. Но я хожу к чиновникам не потому, что мне заработать нечем, а потому что мне важно, чтобы мой внук видел, что вот эту штуку сделал дедушка. Когда мы начнем строить и творить для своих детей, для внуков, тогда у нас будет обалденная страна! Не нужно забывать о том, что всякое искусство — это пропаганда, пропаганда — это сила, а сила — это власть. Двадцать лет мы не занимались пропагандой — и получили Украину. Еще двадцать лет не будем ставить в городах скульптур с двуглавым орлом или другими символами великой России — и наша страна превратится непонятно во что.

— Пропаганда — слово с каким-то негативным оттенком, вам не кажется?

— Хорошо, давайте назовем это духовно-нравственным воспитанием, национальной идеей. Главная проблема Нижнего Тагила, да и любого другого небольшого российского города, в том, что для госслужащих они становятся трамплинами. Все же понимают, что наши чиновники не собираются своих детей отправлять в тагильские школы, не собираются здесь жить, поэтому чихали они на то, что в городе надо поднимать уровень культуры, продвигать своих героев, проводить фестивали для художников, для молодежи.

— Если местным властям неинтересны смелые идеи, то как, по-вашему, можно развивать культуру?

— Собственными силами. Ангела возле музея изобразительных искусств я за свои деньги поставил, потому что, побывав в Германии, хапнул свободы, и мне захотелось, чтобы и в моем городе началось какое-то движение. Вот уже несколько лет делаю ангелов, потому что понял: нет смысла постоянно кому-то напоминать — здесь не плюй, здесь не сори — язык отсохнет. Нужно создавать что-то прекрасное и показывать это людям. Под взором ангела смотрящего человек не будет гадить.

— Это действительно работает?

— Конечно. Расскажу, как я с помощью искусства разрешил конфликт с соседями. У нас во дворе нет парковки, есть огромный пустырь, заросший травой, а машины ставить некуда. Ну и решил исправить дело, привез щебенку, сделал себе небольшую площадку. Но как только уеду, на освобожденное место кто-нибудь из соседей обязательно поставит свою машину. Я сначала цепью огораживал свою площадку, предлагал другим автолюбителям скинуться и сделать еще одну парковку — бесполезно. Все кончилось очень просто: я смастерил смешного мопса из старого баллона. Уезжаю — мопс охраняет мое место, сидя на цепи. Дети от этой собаки балдеют: играют с ней, в нос одуванчики ставят. Вот так, без войны, я решил проблему.

— Вы много ездите по Европе и наверняка можете сравнить, как у них и как у нас…

— Да там все отлично! Возьмем, к примеру, Германию. Люди уважают ремесло друг друга. Делать табуретки так же престижно, как держать завод. У них не стыдно быть мастером, а у нас стыдно. Кто герой нашего времени? Точно не человек, который делает что-то своими руками. Быть столяром, скульптором, тружеником — не круто в нашей стране. Вот что самое страшное. Сейчас выпускники вузов и колледжей, получив дипломы, выходят во взрослую жизнь никем, они ничего не умеют, потому что образование находится в полуразваленном состоянии. Поэтому и тагильские заводы по производству игрушки, керамики, эмальпосуды, обуви развалились. Даже если представим, что вдруг сейчас все заработает, кто будет там трудиться?

А если представить такой сценарий: в стране снова железный занавес, к нам ничего не привозят, мы ничего не импортируем. Как тогда будем выживать, если нет специалистов, если физический труд считается чем-то постыдным?

Сначала будет трудно, производить товары будет некому, но деваться-то некуда. Те люди, которые ничего не умеют создавать, сначала постараются либо украсть, либо силой отобрать. Молодые ребята работать не умеют, зарабатывать не умеют, умеют только брать, потому что привыкли ни в чем себе не отказывать. Опять начнутся новые девяностые, а потом наступит диктатура. Власть поставит жесткие условия — надо работать. А сейчас у нас иллюзия занятости, вся страна делает вид, что работает.

— А как в таком случае быть с художниками?

— Я как художник понимаю, что общество меня содержит. Есть у меня какие-то утилитарные вещи, например стул, на который можно сесть, а есть скульптура, которая по сути вообще не нужна, это иллюзия. Просто тысячу лет назад люди договорились о том, что общество будет содержать художников, потому что художники умеют создавать иллюзию, грубо говоря, обманывать.

— Выходит, искусство — это обман?

— Конечно, это самая красивая из иллюзий. Но фишка в том, что этот обман спасает душу. Человек, кроме голода, холода, сексуального влечения, испытывает еще и тоску, любовь, счастье. А когда на душе у него тягостно, он обращается к поэтам, художникам, которые с помощью образов пытаются дать ответы на волнующие его вопросы.

В Нижнем Тагиле Александра Иванова, по его собственному выражению, знает каждая собака. Его скульптуры давно полюбились тагильчанам. Если кто-то не запомнил имени автора, то всегда узнает его особый творческий почерк. Самые известные из созданных художником городских скульптур — «Аист» возле перинатального центра, «Петр и Феврония» на горе Шихан и «Ангел-скепсис» возле Нижнетагильского музея изобразительных искусств. А екатеринбуржцам хорошо знакома мраморная статуя «Азиопа» в парке Маяковского. 

[photo]2031[/photo]