Увидела я этот портрет в доме екатеринбурженки Виктории Петровны Гриневой, его нарисовал ее муж-художник. Вернее, срисовал с репродукции, впервые обнародованной журналом «Огонек» в 1991 году. Долгое время мы мало что знали о вождях Белого движения, в частности, об Алексееве, царском генерале, Верховном главнокомандующем при Временном правительстве, создателе Добровольческой армии.

Как-то однажды, еще в 1960-е годы, мать Гриневой, Елизавета Петровна, обмолвилась, что Алексеев — ее дядя, двоюродный брат ее матери, Варвары Дмитриевны, и что девочкой вместе с сестрами она гостила у него в имении под Киевом. Потом, уже будучи замужней женщиной, приехав на Украину, Гринева вновь услышала об Алексееве. На этот раз от сестры матери, которая тоже помнила, как до революции они гостили у Михаила Васильевича.

Родители Виктории редко говорили о белой армии, вообще о времени Гражданской войны. Вспоминали только, как всякий раз вздрагивали, когда раздавался топот копыт, — то белые набегали, то красные. Дети сразу бежали прятаться. Жили они тогда в небольшом городке Тростянец. Еще отец рассказывал, как 16-летним подростком, убегая с братом от красных, он попал к батьке Махно. Пробыл там лишь сезон, но простудился на всю жизнь. Спали-то на земле. Участвовала в грозных событиях тех лет и тетка Виктории, Мария. Перед революцией умерли ее родители, владельцы кожевенной фабрики, оставив ее наследницей.

— Только я поставила красивый белый телефон, — рассказывала она племяннице, — как пришли белые со штыками наперевес. (Судя по сюжету: наследница платочек надела вместо шляпки, прятаться ей приходилось от красных?)

Надев платочек вместо шляпки-тирольки, которую носила, и простую одежду, чтобы быть незаметнее, она спряталась в огороде, в картошке. Белые протыкали штыками каждый куст, но ее не нашли. Пришлось скрываться в деревне. Приехавшая к ней подруга, у которой убили мужа-полковника, попросила проводить ее до Крыма (часть его еще не была занята красными). Проводив гостью до Джанкоя, Мария отправилась было домой, но ее заметили белые. Поскольку она была в кожанке, решили, что перед ними коммунистка, и бросили ее в подвал, где уже сидели революционерки.

— Я плакала и молилась Богу, — вспоминала Мария, — а они пели революционные песни. Затем все стихло. Их на рассвете расстреляли и пришли за мной. Назначили мне 30 шпицрутенов. Вывели на дорогу. И тут (бывают же чудеса!) навстречу едет знакомый доктор, лечивший нашу семью. «Мария Федоровна, что с вами?» — воскликнул он. Догадавшись, в чем дело, попросил арестовавших не трогать меня. Он, дескать, торопится на операцию, а приедет — все объяснит. Меня освободили…

Так она осталась в Крыму, где вскоре познакомилась с одной из беженок, урожденной Дашковой, которая уезжала во Францию и пригласила Марию ехать с ней на американском пароходе. «Но я не уехала, — рассказывала Мария. — Ведь здесь мои сестры, родные».

Из Крыма Мария перебралась в Донбасс. Там работала на производстве, пока ее не опознал один рабочий. «Вы, Мария Федоровна, — сказал он на собрании,— хороший человек и прекрасный работник, но чуждый нам классовый элемент».

Этого было достаточно, чтобы родители в 1936 году, когда начались репрессии и начали ездить черные «воронки», закопали в землю документы и фотографии родственников, на которых были запечатлены военные с эполетами. Сохранились только швейцарские часы прадеда да хрустальное ожерелье, прозрачное, как слеза, подаренное братом Алексеева. Эти вещи до сих пор берегут в доме как драгоценные реликвии.

А красное колесо истории продолжало вращаться. Когда началась Великая Отечественная война, вся родня оказалась под немцами. Только отцу, Петру Семеновичу, с женой и детьми удалось эвакуироваться под Куйбышев. Он должен был сохранить уникальный семенной фонд сахарной свеклы. Уезжали в последнюю минуту. Кругом бомбили. Ложились спать, не раздеваясь. Услышав тревогу, в чем есть выскакивали из дома и падали в картошку.

О том, что случилось в дни оккупации, Виктория узнала уже после войны. Самое страшное произошло с ее двоюродной сестрой Зиной, которая вместе с подругой, присланной из центра, вела разведывательную работу — сообщала партизанам данные о передвижении войск и техники противника, а на чердаке своего дома хранила знамя отряда. За три дня до освобождения их кто-то выдал. Девушек пытали, мучили, но знамя так и не нашли. Мать Зины, вся высохшая от горя, рассказывала, что немцы у Зины, еще живой, выкололи глаза, вырезали грудь, изрубили пальцы рук, а потом расстреляли. Все это видел ее брат Коля.

Николаю не было и 17-ти лет, но он решил пойти на фронт, чтобы отомстить за сестру. При сдаче документов увидел писаря, который работал на немцев. Не удержался, затеял драку. При аресте сказал, что узнал предателя. Правда, его никто не послушал, и он попал в Магадан, где пробыл до 30-летия. Умер в прошлом году. Он хорошо знал историю семьи. Виктория все собиралась съездить к нему на Украину, но так и не успела спросить, кто был на фотографиях, зарытых в землю, а также о прапрабабушке, Татьяне Раевской. Мать Виктории, Елизавета Петровна, говорила, что она из тех самых Раевских, участников Отечественной войны 1812 года.

Воистину с сюжетами жизни вряд ли сравнится даже самый закрученный сериал.