И все это происходит потому, что писать о людях, которые отличаются от большинства, всегда непросто.

Эксперты Союза журналистов России и лондонского Института многообразия СМИ проверили журналистов четырех российских регионов на толерантность и соблюдение этических принципов в освещении уязвимых социальных групп. Полем исследований стали Свердловская и Саратовская области, Ставропольский край и Дагестан. Каждая территория обладает определенной экономической, политической и культурной спецификой. Из-за существенных различий результаты мониторинга СМИ, озвученные на итоговой конференции в московском Доме журналистов, получились неоднозначными.

Было проанализировано 300 материалов социальной направленности. Для исследования от каждого региона выбрали по десять СМИ, отражающих медийную структуру территории: региональные, частные и правительственные газеты, информагентства и сайты. Исследование показало, что элементы «языка вражды» были выявлены в прессе всех четырех регионов. Свердловскую область поругали за частое использование термина «нелегальная миграция», который у лингвистов считается негативным стереотипом. Эксперты отмечают, что кавказцы и чеченцы — явные антигерои. Они упоминаются в основном в статьях, основанных на полицейских сводках, а исламисты — в материалах об экстремизме. Особенно это проявляется в заголовках материалов, отражающих негативные штампы, связанные с мигрантами: «Узбеки изнасиловали пенсионерку» или «Таджик-нелегал убил своего напарника». По мнению экспертов, упоминание национальности преступника в конкретном примере излишне.

Однако в процессе анализа журналистских материалов на предмет «языка вражды», были выявлены и позитивные публикации. В этом случае уязвимые группы представлены со знаком плюс. Очевидный пример положительного образа считывается в заголовке «Таджикский мигрант спас русского ребенка из горящей квартиры». В данном случае указание национальности как раз способствует созданию положительного образа. По мнению лингвистов, всегда необходимо сопоставлять количество положительных и отрицательных публикаций, и уже на основании этого решать, толерантны СМИ или нет.

Анализ выбранных материалов осложнило то, что четкого понятия «язык вражды» официально не существует. Это просто красивая метафора, придуманная лингвистами, но никак не научный термин.

— На данный момент понятие «язык вражды» трактуется по-разному, — объясняет журналист, секретарь Союза журналистов России Василий Балдицын. — Чаще всего под этим понятием подразумевают материалы, которые могут спровоцировать ненависть, нетерпимость, подстрекать к насилию. С другой стороны, если данное понятие закрепят на законодательном уровне, его обернут в идеологически окрашенную пользу. То есть все, что будет неугодно власти, станет недопустимым и оскорбительным и наоборот.

Для СМИ, по словам Балдицына, законодательное регулирование этических вопросов — путь в никуда. Круг вопросов и проблем, на которые станет позволено говорить, сузится до минимума. Каждый обидевшийся на критику чиновник сможет обвинить журналиста в использовании «языка вражды».

По мнению некоторых экспертов, слово с ярко выраженной негативной окраской, не обязательно может расцениваться как элемент языка вражды.

— Сейчас ввиду известных событий в ближнем зарубежье нередко можно услышать такие слова, как «москаль» или «хохол», — рассказывает профессор филологического факультета УрФУ Наталия Купина. — Однако вне контекста их нельзя отнести к «языку вражды». Слова могут использоваться в межличностном общении как пояснение к чему-то. Конечно, если мы скажем: «Бей москалей!», это будет примером языка вражды, т. к. выражение несет в себе негативную окраску и призывает к насилию.

Эксперт отмечает, что противопоставлением служит язык согласия, направленный на поиск путей конструктивного диалога между непохожими друг на друга общностями. Для него характерны понятия «иные», которых мы стараемся понять, но ни в коем случае не осуждаем. К примеру, если журналист пишет о представителях ЛГБТ-сообщества и не называет их извращенцами, а представляет как людей с нетипичными сексуальными пристрастиями, у читателя не возникнет негатива к героям материала.

В языке вражды всегда есть понятия «мы» — «они», «свои» — «чужие», которые всегда находятся в оппозиции друг к другу. Те, кто не похож на нас, шельмуются, очерняются, демонизируются. В реальности все по-иному: есть ты, я, и рядом с нами живут такие же точно люди, просто не похожие на нас.

Результаты проведенного экспертами СЖР и лондонского Института многообразия СМИ исследования показали, что журналистские материалы могут стать катализатором дискриминации. Не стоит напоминать, что все средства массовой информации, включая ТВ и Интернет, должны нести ответственность перед читателем и серьезнее подходить к материалам.

Впрочем, и у политкорректности есть пределы. Действительно, стоит ли впадать в крайности и подозревать всех и вся в нетолерантности? Можно дойти и до того, что убийцу мы будем называть «проводником в иной мир», а вора — «человеком с альтернативным источником доходов». Язык вражды — очень тонкий инструмент воздействия на общественное мнение. Журналисту следует осознанно и ответственно подходить к выбору лексики, соотнося выдаваемую информацию с внутренними нравственными ориентирами. А читателю — ориентироваться на то, что он видит и слышит вокруг себя, а не на то, что пишут «западные издания». Поверьте, правда жизни всегда многограннее редакционных политик.