На сегодняшний день он  включает в себя 1080 наименований различного рода текстовых документов —  книги, статьи, стихотворения, листовки, тексты песен, видеофайлы и т. д. Согласно Федеральному закону «О противодействии экстремистской деятельности», «материалы, признанные экстремистскими, по решению суда по месту их обнаружения подлежат немедленной конфискации». При обнаружении в библиотеке такого материала «на издание наклеивается ярлык с пометкой «!», означающий, что доступ к изданию ограничен. Кстати, список постоянно пополняется.

Надо сказать, сама по себе инициатива представляется естественной и даже необходимой. Ведь не секрет, что экстремистские настроения в современной России цветут пышным цветом, и, по признанию известного российского правозащитника Николая Гиренко, погибшего в 2004 году от рук экстремистов, взгляды откровенных фашистов у нас уже практически не отличаются от взглядов  обывателей: те же ксенофобия, неприязнь к «чужому», готовность принять и оправдать насилие. Прибавьте к этому ваххабитский фактор на Северном Кавказе, агрессивно прорывающийся в исламские общины внутри России… Так что бороться со всем этим — нужно и должно, ради перспективы завтрашнего дня. Между прочим, в развитых странах действует железное правило: при любом развитии демократии, прав человека, свободы слова и совести —  на экстремистов это не распространяется! Потому что экстремизм, помимо всего прочего, имеет манеру использовать демократические институты для пропаганды собственных антидемократических идей и, в конечном счете, — для разрушения демократии (самый красноречивый исторический пример — приход к власти Гитлера в Германии в 1933 году).

Между тем, если читать федеральный список глазами гуманитария-культуролога, возникает ряд вопросов, которыми я и хочу поделиться с читателем. Если даже оставить в стороне деликатную тему о соответствии данного норматива законодательно декларируемому отсутствию цензуры в России,  если не обращать внимания на вопиющую библиографическую безграмотность списка. Он составлен не по алфавиту, с нарушением всех существующих норм библиографического описания, найти в нем что-либо практически невозможно —  все равно остаются проблемы  фундаментального характера. 

Во-первых, сам механизм причисления того или иного документа к экстремистским через процедуру конкретного судебного решения — крайне уязвим. Особенно с учетом того, что большинство судебных решений приняты в провинции — общеизвестно со времен Гоголя, как в России умеют «пересаливать» местечковые власти! Тем более что печальные прецеденты уже известны — типа вполне реальных попыток на основании судебных решений объявить экстремистскими тексты мировых религий или статьи Льва Толстого…

Во-вторых,  реальная принадлежность  к экстремизму некоторых попавших в «черный список» публикаций вызывает совершенно обоснованные сомнения. Вот характерный пример. Под номерами 760—763 в перечне  значатся четыре статьи со следующими характерными заголовками: «Нанайцы: плачевная действительность», «Ороки: горькая судьба почти исчезнувшего народа», «Орочи: горькие плоды геноцида», «Ульчи: плачевная действительность угнетенного народа». Все они имеются в Интернете и причислены к экстремистским на основании решения Южно-Сахалинского городского суда от 02.11.2010. В каждой из указанных статей экстремистской является исключительно последнее предложение, содержащее резкую и оскорбительную формулировку по отношению к России как к государству: во всем остальном перед нами — вполне нормальное журналистское расследование, посвященное болезненным проблемам существования малых тунгусо-маньчжурских народов Дальнего Востока…

В-третьих, некоторое недоумение вызывает включение в список таких сочинений, как «Доктрина фашизма» Б. Муссолини или «Поздние дневники 1945 г.» Й. Геббельса. Прежде всего: почему здесь нет «Майн кампф» (если просто выдерживать критерий)? И почему включены только поздние дневники Геббельса —  а что, в ранних дневниках доктор Геббельс придерживался принципов либерализма и правового государства? Но главное даже не в этом.  Указанные публикации обладают колоссальной научной ценностью. Их читать и изучать не только можно, но и необходимо —  и с познавательной, и с социально-профилактической точки зрения. Уже не говоря о том, что в психологии существует «эффект Брэма», проявляющийся по принципу «запретный плод сладок» —  иначе говоря, запрещая ту или иную книгу, запретители только подогревают к ней интерес. К слову, именно так обстояли дела в позднем СССР!

  Ко всему, как представляется, описываемый список может быть существенно расширен — за счет целого пласта культуры, не попавшего в поле зрения составителей. Речь идет об отечественной литературе коммунистической, «левой» или имперско-«патриотической» направленности.

Могу предложить, как минимум, следующих «кандидатов». Это «Катехизис революционера» С. Нечаева, где декларируется следующий тезис: нравственно все, что служит делу революции, вплоть до лжи и убийств. Это сочинения лидера народовольцев П. Ткачева, предлагавшего после победы революции расстрелять всех, кому на тот момент исполнится 25 лет, и дать детям юридическое право на ликвидацию родителей. Это многие конкретные работы В. Ленина, откровенно называвшего себя духовным учеником Ткачева — такие, например, как «Социалистическое отечество в опасности» или печально известное «Письмо к В. Короленко», где «вождь пролетариата» назвал интеллигенцию «говном нации».  Все признаки экстремизма в этих опусах —  налицо! А уж труды М. Тухачевского просто просятся в сей одиозный список — ведь Тухачевский на страницах своих «творений» бестрепетно рекомендует массовые расстрелы, взятие заложников и организацию концлагерей…

Сюда же можно порекомендовать ряд современных книгопечатных изданий —  таких, как «Тайна беззакония. Иудаизм и масонство против христианской цивилизации», «Загадки Сионских протоколов» и «Святая Русь и окаянная нерусь» О. Платонова, «Антироссийская подлость», «Продажная девка генетика» и «Тайны еврейских расистов» Ю. Мухина, «Берия, последний рыцарь Сталина» Е. Прудниковой, а также многие образцы клерикальной печатной продукции.  По содержательному критерию все они ничем не отличаются от тех образцов, которые попали в федеральный список, если не превосходят их.

И —  в качестве «каданса». На состоявшемся не так давно  в Москве круглом столе, посвященном работе с изданиями, включенными в «черный список», говорилось о репрессиях, которым уже подверглись российские библиотеки в связи с опубликованием данного списка, о «коррупциогенности» издаваемых нормативных документов. Одну фразу с этого мероприятия считаю нужным процитировать дословно: «Атака на библиотеки  выглядит лишь имитацией энтиэкстремистской деятельности». Тогда как реальные проблемы, связанные с проявлениями  экстремизма в нашей стране, никто решать не спешит.