Выхватив самое острое из контекста, все с упоением принялись рассуждать о глубоком заблуждении Полякова, игнорируя другую не менее важную часть выступления. Безусловно, высказывание врача о том, что благотворительные фонды дискредитируют и подрывают авторитет российской медицины, — жесткое и, по мнению руководителей фондов, несправедливое. Общественники попеременно сыплют примерами, когда смертельно больной ребенок возвращался к нормальной жизни после операций, проведенных за границей.

Но ведь дело-то не в том, что у нас в стране нет хороших врачей или высококлассного оборудования, а в том, что этого катастрофически не хватает. В клиниках Москвы или Санкт-Петербурга ребенку могут поставить правильный диагноз, отправить в очередь на лечение, но до него он может попросту не дожить. На мониторинге у детских онкологов — примерно 12 тысяч российских детей, а клиник европейского уровня в стране можно пересчитать по пальцам одной руки, и мест в них хватит не более 1500 пациентам.

В своем выступлении Поляков неоднократно подчеркивал, что лично ведет переговоры с европейскими онкологами в случаях, если ребенка можно вылечить, а в России для этого нет нужного оборудования. Но что касается неизлечимых больных, врач уверен, что в нашей стране специалисты в состоянии оценить, есть ли у малыша шанс выжить или нет, а фонды только зря тратят деньги.

— Я не могу полностью согласиться с мнением Владимира Георгиевича, — говорит руководитель центра детской онкологии и гематологии Свердловской областной детской клинической больницы № 1, главный детский онколог области Лариса Фечина. — Наша медицина не на столь высоком уровне, чтобы пренебрегать помощью европейских врачей. Ни для кого не секрет, что наша страна финансирует здравоохранение в 30 раз меньше, чем США.

Но если в нашем центре мы установили, что ребенок инкурабельный, то в европейской клинике наш диагноз подтверждают в 100% случаев. Просто родители этому не хотят верить и соглашаются с прогнозом только после того, как убедятся, что и заграничные врачи бессильны. Любой родитель будет бороться до конца, и мы не имеем право препятствовать тому, что он обращается в благотворительный фонд и на собранные средства увозит малыша в Европу, где после нескольких курсов химиотерапии ребенок все равно погибает.

— Но разве в фондах нет специальных врачебных комиссий, где решается, стоит ли увозить маленького пациента или нет?

— В фонде Чулпан Хаматовой — да, такое есть, но у нас в области подобной практики нет. Мы являемся единственным детским онкологическим центром в Свердловской области и не можем сами проводить экспертизу своих же профессиональных заключений, но дать совет благотворительным фондам, если они попросят, безусловно, можем.

Понимаете, какими бы замечательными у нас не были врачи, родители все равно будут верить в чудесное исцеление. И мне кажется, своим выступлением Владимир Георгиевич хотел сказать, что российские доктора нисколько не хуже немецких, израильских и т.д. Просто фонды, в чьих роликах говорится, что отечественная медицина бессильна, несмотря на то, что ребенок на 100% неизлечим в любой стране с самой развитой системой здравоохранения, этот негативный образ подкрепляет. И это Полякова, разумеется, угнетает, потому что мало кто осознает, какой невероятный путь прошла российская медицина за последние 20 лет. Ведь, если в 1991 году выздоравливало только 10—15% онкобольных детей, то по данным на 2013 года показатели достигли 73%, — заключает Лариса Фечина.

И Свердловский центр детской онкологии и гематологии, к слову, наглядное тому подтверждение. За 23 года колоссальной работы из простого больничного отделения Ларисе Фечиной и ее команде удалось создать центр, который в 2013 году был признан лучшим региональным центром онкологии и гематологии России.

Но о том, чтобы вытянуть счастливый билет и попасть в подобные клиники, детям и их родителям из тысяч отдаленных уголков России остается только мечтать. Сотни онкологических больных погибают от неправильно поставленного диагноза и несвоевременной диагностики.

— Заболевания выявляются на поздних стадиях, допускаются ошибки в лечении, и, что скрывать, врачам откровенно не хватает профессиональных знаний, — утверждает доктор медицинских наук, специалист Московского диагностического клинического центра № 1 Павел Копосов, участник семинара, проходившего на базе Свердловского областного онкологического диспансера. — Многие до сих пор используют буквально чернокнижные способы лечения. Усугубляет ситуацию отсутствие нормального финансирования. В некоторых случаях российское стандартное противоопухолевое лечение пациентов калечит. И больные умирают от побочных действий лекарств порой быстрее, чем находящиеся на паллиативной поддержке с 4-й стадией.

По мнению руководителя свердловского благотворительного фонда «Мы вместе» Инны Яламовой, именно отсутствие качественных лекарств и подстегивает к активной работе благотворительные фонды. Если бы Минздрав выделял адекватные ресурсы на лечение больных за рубежом, регистрировал и закупал все необходимые лекарства, необходимость в благотворительных фондах, возможно, исчезла. Но произойдет ли это когда-нибудь? Согласно данным Минздрава на 2014 год, количество денег, выделяемых государством на закупку препаратов для онкобольных, остается прежним; новые центры строятся, но по большей части лишь в Москве; выпускники медицинских вузов специализироваться по онкологии не спешат — слишком ответственная и морально тяжелая работа.