Чтобы смотреть его, требуется определенная душевная и интеллектуальная работа — зато потом лента щедро вознаграждает, становишься духовно богаче.

Известный факт: в процессе создания фильма Ларс фон Триер излечился от мучившей его несколько лет депрессии. Воистину для художника материалом и атмосферой для творчества становится все — даже изломы собственной биографии… Бесперспективное занятие — пересказывать сюжет авторской кинокартины, тем более снятой в жанре абсурдистского триллера. Главная героиня Джастин (великолепная и мастерская роль американской кинозвезды Кирстен Данст) пребывает в состоянии даже не меланхолии, а натуральной прогрессирующей депрессии — и потому постоянно совершает не вполне адекватные поступки. То на собственной свадьбе не может выйти из состояния странного оцепенения, то отказывает во время первой брачной ночи в близости мужу, а потом отдается на поле незнакомому мужчине, то испытывает иррациональный страх перед мытьем в ванной, то беспричинно избивает лошадь…

При этом она распространяет собственное состояние и на близких — доводя окружающих почти до истерики… И так практически весь фильм, который по сути есть не столько действие, сколько состояние. Однако ближе к концу происходит неожиданный поворот сюжета: на Землю надвигается неизвестная планета, грозящая всеобщей гибелью. Когда выясняется, что спасенья не будет, Джастин с сестрой и ее сыном садятся на зеленую поляну и ждут конца. Сестра рыдает, а «депрессивная» Джастин умиротворенно глядит на несущий гибель горизонт с лицом совершенно просветленным — как будто ждет свиданья с Создателем. Поднимается нервный ветер, на горизонте показывается гигантская голубая планета, удар — и волна пламени заливает экран…

Но не спешите делать преждевременные выводы! Ларс фон Триер — признанный мастер эстетической провокации. В «Меланхолии» он слегка пародирует мотивы современной масс-культуры, в частности, миф об апокалипсисе 2012 года. Все это — верхний пласт художественного смысла ленты. Для глобальной катастрофы — все слишком интимно и камерно. Апокалипсис в интерьере «земляничной поляны», как сказал бы шведский коллега Триера, легендарный Ингмар Бергман… Учитывая общий настрой картины на внутреннюю жизнь героев, все логично: ведь каждая индивидуальная человеческая трагедия есть самый настоящий Апокалипсис. Когда у индивида рушится микрокосмос, человеку кажется, что погибает Макрокосмос… Как тут не вспомнить и вековую мудрость из «Камасутры»: гармония двоих — это гармония Вселенной; если Он и Она не могут достичь гармонии — Вселенная гибнет. Фактически этот катаклизм вселенского масштаба, вызванный дисгармоничностью человеческих отношений, и материализуется на экране.

Но и это — не последний смысловой пласт шедевра Триера. Самый глубинный «иероглиф» фильма открывается, когда вспоминаешь: название планеты-убийцы — Меланхолия. Именно так, и не иначе! Перед нами — художественный символ грандиозной глубины: именно «меланхолия» и есть терминатор человечества, именно дисгармоничность, психологическая нестабильность, «тревожность» как феномен — ответственны за катастрофичность существования нашего мира! Депрессия как способ бытия, «меланхолия» как стиль жизни — именно так квалифицировал современное состояние мира вечный тибетский изгнанник и мудрец Далай-Лама XIV… Вот почему героиня Кирстен Данст так умиротворенно встречает свою и общую судьбу — она уже пережила собственную экзистенциальную Голгофу, ей уже не страшно.

И последнее. У кинематографического действия «Меланхолии» есть еще один участник, едва ли не самый главный — Рихард Вагнер, величайший немецкий композитор-романтик XIX века. Вернее, одно его произведение, постоянно звучащее за кадром — Вступление к опере «Тристан и Изольда». Потрясающая, супергениальная, тончайшая и удивительно интимная музыка; звуковое полотно, где аудиально реализуется, говоря словами Льва Толстого, «диалектика души» — от «молекулярного» до «глобального» и даже «космического». Участие этой неповторимой музыки в эстетической партитуре фильма — высший пилотаж Ларса фон Триера как художника. Тем более, если вспомнить: концепция Вагнера в этой опере — понимание любви как высшего блаженства и смерти одновременно, как переживание «пограничной ситуации» в духе философии Шопенгауэра…

Фактически вагнеровское Вступление материализует потаенную жизнь героев на протяжении всего экранного времени; когда же в финальных кадрах планета Меланхолия — страшная и прекрасная! — надвигается на нас, а за кадром до высшей кульминации, до последнего предела взмывает изумительная и непостижимая музыка романтического чародея из Саксонии — начинаешь испытывать совсем неповторимые «экстремальные» эмоции. Вот какие чувства и мысли рождает гениальный фильм «великого и ужасного» корифея кинематографа, датчанина по рождению и европейца душой. К таким произведениям подлинного искусства необходимо припадать регулярно, совершая акт духовно-интеллектуальной терапии.