В общем, восстания машин ждали давно. Ну, а тут компьютер, сверхмощные возможности электроники…. Кликушеские рассуждения, что мозг человека постепенно деградирует, что «роботы» убьют живой интеллект, понятное дело, обострились. В самом деле, современная техника, особенно электронные технологии, развивающиеся просто галопирующими темпами, не могли не наложить отпечаток на развитие человека. Но пагубно ли их влияние, стоит ли панически бояться искусственного интеллекта? Как вообще изменился человек физиологически, психологически, интеллектуально за последние 50, 100 лет? И что нас ждет в будущем? Об этом — в сегодняшнем интервью «УР» с зав. кафедрой философской антропологии УрФУ, доктором философских наук Екатериной Черепановой.

— Екатерина Сергеевна, удивительно, казалось бы, но об угрозе искусственного интеллекта говорят сегодня не только обыватели, но и те, кто сам причастен к развитию технологий. Например, соучредитель Skype Джаан Таллинн. Лауреат Нобелевской премии мира Джоди Уильямс подняла в этом году мощную кампанию «Остановить роботов». Скажите, неужели и вправду нас могут «поработить» машины?

— Знаете, вопрос об опасности техники — очень древний, он ставился еще, когда появился электрический трамвай, когда первая паровая машина потрясла воображение людей. Вообще отношения человека и техники очень непросто складывались на протяжении всей истории.

Сначала появились технические новации, которые заменяли какие-то функции человека, дополняли его. Например, дальше видеть с помощью телескопа или напротив — увидеть очень малое, глядя в микроскоп. Конечно, эти «сверхвозможности» настораживали, пугали. Но почему особые опасения возникли в случае с искусственным интеллектом? Потому что речь идет о принципиальных, сущностных способностях человека, к которым относится мышление. То есть о том главном, что отличает человека от животного. Все достижения цивилизации и культуры указывают на то, что это результат деятельности «человека разумного». Обратите внимание, когда человек говорит, чем же он отличается от животного, он всегда с гордостью отмечает — да, пусть я не так быстро бегаю, не так зорко вижу, но совершенно точно я самый умный в природе. И этой главной своей функцией человек не готов ни с кем делиться. Поэтому вопрос об искусственном интеллекте — это вопрос о том, в какой мере способность разумно мыслить, подвергать происходящее рациональной рефлексии, человек может передать какому-то механизму.

— Но это уже произошло…

— Безусловно, и мы все это прекрасно понимаем. Современные компьютерные технологии во многом превосходят интеллектуальные возможности человека. Есть программы, которые не только моделируют, но и прогнозируют, рассчитывают, то есть заменяют способность человека мыслить аналитически. Машины создают сегодня и немыслимо интересные творческие продукты.

— Ну и что же тут страшного? Это всего лишь одно из достижений цивилизации, как, предположим, полет человека в космос…

— А вы вспомните, человечество еще как боялось покорения космоса... А страх, как и когда-то в случае с электрическим трамваем, возникает из-за того, что вдруг машины откажутся подчиняться. Вдруг случится тот самый бунт роботов. Вдруг человек не сможет управлять технологиями, которые сам запустил. На эту тему сняты сотни фильмов.

К слову, в этом плане впервые наука действительно показала свой ужасный результат еще в период Первой мировой. Когда химическое оружие, выпущенное в сторону противника, погубило солдат своей стороны, из-за того, что ветер неожиданно подул в другую сторону. Это одно из доказательств того, что есть достижения научного прогресса, которыми гордится человечество, но которые могут оказывать непредсказуемое действие. Сегодня опасность достижений доказывается серьезными технологическими катастрофами — атомными, нефтяными. С одной стороны, к катастрофам человек за период динамичного технологического прогресса уже приучен. Но любое достижение, любой научный прорыв сохраняет тайну неуправляемости. Поэтому человек боится, что искусственный интеллект будет точно так же своенравен. А вдруг окажется, что решение, которое примет робот, будет направлено против человека, приведет к непоправимым последствиям. Причем, есть страх не только глобальный, но и индивидуальный. Насколько, например, человек готов к тому, чтобы какие-то технологии становились частью не просто его организма, но его сознания? Личностный страх, страх нарушения интимного, приватного не менее силен, чем страх вселенского масштаба, и тоже связан с проблемой искусственного интеллекта. Он привносит свою долю опасений, которые человек не может объяснить.

Вообще, проблема отношений личного и публичного, применительно к искусственному интеллекту — контроля за человеком, — очень сложный вопрос. Сегодня все, что происходит в интимном круге человека, благодаря современным информационным технологиям, оказывается на поверхности. Человек не так закрыт от других, как было прежде. Он, например, с легкостью рассказывает 500 своим друзьям ВКонтакте о самом сокровенном, выкладывает интимные снимки в Фейсбук. Так что проблема вторжения общества в личное уже пережита, это уже случилось. Человек уже не принадлежит себе в полной мере, как это было прежде. И наверное так в итоге произойдет и с искусственным интеллектом, несмотря на угрозу вторжения в сферу мышления, сознания, человек привыкнет к тем благам, которые дает искусственный разум.

— Один из аргументов против роботов в ведущихся спорах, а не становится ли меньше уровень IQ человека? Не деградирует ли он стремительно, когда за него все больше думают машины?

— Во-первых, я не могу сказать, что экспертиза теста на IQ является безусловной, хотя, конечно, она очень показательна, но все же строго по определенным аспектам. А во-вторых, о каком интеллекте мы говорим — о рациональном или интуитивном мышлении? Мы говорим о том, как развивается сознание или о бессознательном? Понимаете, очень многие человеческие достижения — это достижения эволюции. Но ведь в результате, как известно, человек многое и утратил. Раньше, выйдя в лес, первобытный человек мог с ходу оценить, где прошел зверь, когда он был на водопое и придет ли сюда снова. Сегодня, естественно, мы так информацию прочитать не можем. Но является ли это интеллектуальной потерей, и кто о ней печалится? Или раньше повитуха, которая принимала роды, по каким-то известным только ей признакам говорила: «Ой, этот ребенок — не жилец». И оказывалась права, но никаких курсов и медакадемий она не заканчивала. Утратили мы эти знания? Нет, просто сейчас они рационально выражены в учебниках, трактуются в научных терминах. Это просто другой уровень накопленных знаний и интеллекта.

Сегодня человечество, в отличие от людей прошлого, вообще мало верит своим тревогам, страхам и считает, что оно должно опираться только на разум. Мы, например, предпочитаем большую скорость, хотя постоянно при этом рискуем жизнью. Мы уже однозначно не сможем прожить без самолета, автомобиля. Потому что время — это деньги, мы должны успеть очень многое за короткий промежуток времени. Мы в постоянном напряжении, страхе опоздать, сделать неверный выбор — отсюда инфаркты, инсульты. Наука говорит о том, что утеряны способности опираться на генетические, поведенческие достижения. Воспитание ребенка, с точки зрения человека древнего, сейчас происходит в корне неправильно. Родители ведь не охотятся на глазах у детей, поэтому они не показывают наглядным примером, как они добиваются успеха. С точки зрения животных, они вообще не являются родителями: тигрица или львица, принося детенышам полупридушенное животное, показывает, как нужно добывать еду. В ходе эволюции сформировалось отношение к родителям не как к источнику опыта. Более того, сегодня уже дети учат родителей. Возникает совершенно обратная ситуация передачи опыта. Каких бы интеллектуальных высот ни добились родители, они несопоставимы с теми новыми технологиями, которые ребенок с легкостью осваивает.

— Да, пятилетний ребенок в два счета разберется в айпаде, айфоне, а его дед с кучей научных степеней будет со страхом смотреть на этот «агрегат» ...

 — То, что умеет делать ребенок с различными программами, гаджетами, может оказаться куда более продвинутым и по сравнению с тем, что знают и умеют его родители. Они, например, не умеют делать сайт, а почти любой подросток — с легкостью. Естественно, интеллектуальный ресурс родителей не видится перспективным, с точки зрения современной жизни, тех технологий, которые есть сегодня. И проблема не в том, что мы или они становимся глупее. Проблема в том, что мы утрачиваем способы передачи опыта решения задач, практик запоминания, рефлексии. У нас нет времени передать их детям и, более того, у нас нет времени передать опыт в условиях новых обстоятельств — информационных, технологических, в которых находятся ребенок. Говорить об изменениях интеллектуальных — прогресс это или регресс — нельзя. Это просто другой интеллект. Полученный на основе другого опыта и других знаний. Еще один важный момент, который диагностируется сегодня всеми — и философами, и антропологами: человек опирается на визуальный опыт. Причем визуализация происходит максимальная.

— Это так называемое клиповое мышление, о котором так много сегодня говорят?

— Не совсем — клиповое мышление, скорее, как результат этих процессов. Любая информация сегодня визуализируется. Чтобы представить что-то, нам нужна картинка, если ее нет, то человеку очень трудно создать воображаемый образ. Это происходит, если нет опыта чтения без иллюстрации. Клиповое мышление означает не только визуализацию информационную, но и изменение смысла. Ведь, чтобы создать клип, нужно гораздо меньше смысловых единиц вовлечь в сюжет, чем, если бы мы описывали происходящее на бумаге. Нам бы пришлось очень много писать, вводить много смысловых единиц — в клипе смысловых точек куда меньше. Отсюда уверенность, что информацию можно усвоить посредством главных точек и некоего образа, не углубляя сообщаемое, не развивая, не дополняя его собственным опытом и воображением. И, конечно, феномен клипового воображения связан с тем, что включаться в какую-то информационную, смысловую структуру современный человек может недолго, всего 7—10 минут. Прежде рекомендовали рассказывать об одном и том же в течение 20—25 минут, например, на лекции или на уроке. Далее необходимо сменить формат подачи материала, потому что слушатель устает записывать и вникать. Сегодня 7-10 минут — и приходится снова концентрировать внимание. Современные молодые люди не могут долго воспринимать информацию по одному и тому же вопросу. Чувствуется усталость, причем она может быть бессознательная. Я, например, спрашиваю, вам интересно? Говорят, да, конечно. Но вижу, что студенты начинают менять позу, потягиваться, отвлекаться. Значит, все-таки устали. У них есть потребность в том, чтобы информация была более сконцентрирована и подавалась за менее продолжительное время в максимально визуализированном виде.

— А это не опасно — визуализация сознания? Сегодня все в голос говорят, мол, дети не читают, сидят в Интернете и опять-таки предрекают в связи с этим культурную катастрофу...

— Ну, во-первых, не скажу, что совсем не читают... А говорить о том, опасно это или нет, хорошо или плохо... Это просто другая практика освоения интеллектуального, эмоционального опыта. Так есть, это уже произошло. Другой вопрос, что ценность предыдущей практики освоения опыта приносила свой результат. Достижения культуры и цивилизации — это тот опыт, который передавался через книги. Как это было в XIX, в начале XX века. После того, как появилось ТВ и начался процесс массового информационного переворота, оказалось, что есть совсем другие форматы освоения опыта, информации. И мы имеем как результат — устойчивую потребность в визуализации информации. Можно ли говорить о том, что мы должны смириться с этим? Не отвергая новых достижений технологических, всевозможных 3-D, 5-D, пока есть возможность сохранять влияние книги, его надо сохранять. Потому что рациональная рефлексия, способность человека размышлять над какой-то фразой, вновь и вновь подумать, перечитать, вернуться к ней, что нельзя сделать в клипе или фильме, вся эта интеллектуальная процедура работает на интеллект, на воображение, на память, на креативность. А это как раз то, что сегодня очень высоко ценится — способность мыслить творчески, нетрадиционно, вне каких-то клише. Она достигается, в том числе и за счет того, что человек способен в своем сознании представлять художественные образы. Например, читаем в книге: зашел мужчина в шляпе и пальто и что-то громко сказал. А мы уже представили, как выглядит этот мужчина в шляпе и пальто, какой у него характер. Читатель дополняет возникший образ собственным опытом и воображением. Так создается художественный мир, в который с головой погружается читатель.

Другой момент: конечно, ребенок современный устает, ему хочется большей динамики. Он требует от писателя не столько описания, сколько наглядного преставления. Но проблема на самом деле не в том, что дети перестали читать, а в том, что их не учат читать, с ними мало что обсуждают. Вот наглядная картина. Ребенку 2 года, ему открывают планшет в самолете, он сидит в замершем состоянии 2 часа полета и что-то потребляет, с ним никто не занимается. Раньше мать должна была играть, отвлекать ребенка, отвечать на его вопросы, рисовать все это время. Сейчас достаточно использовать визуальный ряд. Мало читать — надо читать вместе с детьми. Иначе «родителями» будут признаны те, чьи портреты висят на стене в комнате ребенка — футболисты, звезды шоу-бизнеса, компьютерные герои.

— А можно ли представить, каким будет человек лет через 50 или даже 100? Не отпадет ли у него напрочь функция мыслить творчески, креативно?

—Те, кто пытался обрисовать перспективы человечества в середине XX века, сегодняшнюю нашу жизнь видели в очень печальном свете, в силу экологического кризиса, все того же интеллектуального кризиса, но, как видите, оказалось далеко не все так печально. А о каких-то прорывных достижениях еще лет 10—15 назад мы и помыслить не могли. Так что, думаю, не все так страшно.

Кстати

Первые роботы, первые автоматы были созданы еще в 18 веке. Часы с павлином, представленные в Эрмитаже, еще тогда доказали, что человек может создать «живое» существо, неживое по своей сути.