При этом ВИЧ-инфицированных, онкобольных, наркоманов, людей с отклонениями в психике, а также беременных экстрасенсам запретят лечить вовсе.

Намерения, с одной стороны, благие, ибо рынок и вправду перенасыщен предложениями разного рода «волшебников», причем деньги на нем, по некоторым оценкам, крутятся сопоставимые с доходами официальной медицины. При этом на одного знахаря, обладающего действительно целительными методиками, приходится еще тысяч десять откровенных шарлатанов, зарабатывающих на недугах и доверчивости людей. И как тут, скажите, быть? Кто возьмется определять, чьи магические способности приносят пользу, а кого следует запретить? По задумке авторов законопроекта, это должны быть некие органы на местах, действующие по согласованию с Росздравнадзором. То есть, по сути, в них должны сидеть некие «главные» по знахарям и колдунам. И они, эти «начальники» над магами, должны разбираться во всех существующих мистических методиках, изучать статистику и практику исцеления. Но возможно ли это в принципе? На основании чего, каких данных можно выдавать лицензии «колдунам»? Можно ли в принципе отрегулировать рынок, на котором орудуют маги и экстрасенсы? В этом мы решили разобраться вместе с врачом-психиатром, в недавнем прошлом — главным наркологом области Юрием РУЖНИКОВЫМ.

— Юрий Николаевич, никто у нас, как известно, Хогвартса не кончал… Скажите, вот вы бы взяли на себя смелость решать — этому знахарю надо дать лицензию, а этот ничего не смыслит в оккультных науках?

— Знаете, как только вы задали этот вопрос, я с ходу вспомнил случай, когда во второй половине 90-х годов проиграл арбитражный суд человеку, который совершенно серьезно уверял, что он изобрел новый метод лечения алкоголизма, состоящий из трех слов, хорошо, что не из трех букв. Но слова эти он никому сказать не может, потому что это его ноу-хау, его коммерческая и врачебная тайна. У суда была ко мне претензия как к специалисту, почему я ему не выдаю лицензию. Но как я мог выдать ему лицензию? В чем состоит его метод? Я до сих пор не знаю. Принесет его методика пользу или вред? Есть ли этот метод вообще? Знаете, что мне в суде на это отвечали. У него диплом об образовании есть? Есть. Метод он изобрел? Да. Он имеет право на сокрытие тайны своего метода? Да. Так выдайте ему лицензию. Понимаете, это был никакой не фарс. Я вышел абсолютно подавленный из арбитражного суда, где мне доказали, что я никакой не специалист, а человек, изобретший метод из трех букв, должен получить лицензию. И слава богу, эта «методика» лечения алкоголизма дальше не пошла. Ибо невозможно лечить алкоголизм заклинаниями из трех слов.

Вот и сейчас перед органами здравоохранения опять ставится задача, на мой взгляд, невыполнимая: все оккультисты должны перейти под официальный контроль врачей. Специальным комиссиям предстоит выдавать разрешения экстрасенсам и знахарям. Я представляю, дадут министерству здравоохранения на откуп, выдавать лицензию или не выдавать. А как они будут это делать, когда никакой методики, никакой оценки оккультно-мистических практик нет и не может быть в принципе. По сути, ставится задача, которую нельзя решить.

— Но согласитесь, все-таки есть экстрасенсы, знахари, есть до конца не познанные методы, которые действительно помогают исцелению...

— Да, в мире немало загадочного. Вот и я, признаюсь, в свое время пришел в психиатрию, увлеченный телекинезом Вольфа Мессинга, кожным зрением Розы Кулешовой. Но понимаете, жизнь показала, что даже если какое-то загадочное явление существует, но если оно неповторяемо научно, оно не может быть использовано в качестве лечения. Методика, применяемая в качестве лечения, должна быть на сто раз проверена, должно быть четко доказано, что она приводит к положительному результату. Да, есть безобидные с точки зрения медицины вещи, когда, скажем, бабушка-знахарка побрызгала ребенка водой, и он тут же успокоился. Когда по молодости лет у меня в крови бурлил комсомольско-атеистический задор, конечно, возникало первое желание — прочитать мамашам атеистическую лекцию. Но сейчас-то я понимаю, что если маме от этого легче, а сам метод прыскания водой не вреден, я, конечно же, не буду ее разубеждать. Но обязательно посоветую сходить в поликлинику. Да, я знаю случаи: человек поехал «к бабкам» и бросил пить. Другое дело, что я на 100% уверен, что положительный результат этих манипуляций укладывается в 2—3% . Но потом они обрастают легендами: «вот, мол, пошел к бабке и вылечился, который год не пьет парень...». А то, что есть эффект плацебо, что, наконец, могло повлиять стойкое желание самого человека бросить пить, вряд ли в этой народной оценке учитывается. Хотя если визит в знахарке послужил для этого парня толчком или, если хотите, «пинком», — уже хорошо. Я не хочу всех считать шарлатанами, кто-то из знахарей искренне старается и верит в то, что делает. Но я все же к экстрасенсу никого бы не послал и сам бы не пошел.

— А может, и не нужен закон о мистических услугах? Вряд ли можно запретить гадания, практику экстрасенсов и всевозможных колдунов, они же существуют столетиями, и дело самого человека решать, к кому ему обращаться за помощью...

— Понимаете, в чем тут дело. У меня не возникает никакого сомнения, что деятельность разного рода «волшебников» ограничить необходимо. Другой вопрос — как? И вот тут не мешало бы разобраться в корнях явления, в том, почему оно расцвело пышным цветом.

Когда официальная медицина отдаляется от населения, становится малодоступной, возникает широчайшее поле деятельности для разного рода оккультистов. Сегодня мы ударились в высокие технологии, что, конечно, хорошо, мы открываем высокотехнологичные центры, сосудистые и т.д., но при этом закрываются фельдшерские пункты, сельские больницы. И человек из глубинки часто оказывается в той стадии заболевания, когда ему действительно только высокие технологии и способны помочь. И, наверное, не столько с экстрасенсами нужно бороться, сколько создавать условия, чтобы им невыгодно было работать. Ведь кто сегодня чаще всего идет к экстрасенсам, знахарям? Наркоман и алкоголик со стажем, человек с последней стадией онкозаболевания, женщина с бесплодием... То есть люди, почти отчаявшиеся от того, что им не смогла помочь официальная медицина. Это в подавляющем большинстве случаев означает, что на ранней стадии заболевания не выявили, не помогли... А с четвертой стадией рака человек, понятное дело, от отчаяния отправится куда угодно — хоть в Тибет к тамошним знахарям, хоть к таежному колдуну.

К слову, если уж мы затронули тему онкозаболеваний... Помните, раньше принято было скрывать от пациента до определенного момента, что у него смертельно опасное заболевание, чтобы не травмировать его. Сейчас взяли за основу западный образец — не надо скрывать. Надо больному прямо сказать, что он болен раком. Но ведь на Западе, когда больному сообщают о том, что у него рак, то делают это с целью мобилизовать его силы на борьбу и вместе с ним начинать эту борьбу. А у нас зачастую как бывает — скажут: у тебя рак в последней стадии, и иди на все четыре стороны. Никто не поддерживает. И для пациента это означает — все, конец, иди доживай свои дни дома. То есть мы взяли и оторвали только часть мудрой западной методики — сказать больному о смертельном недуге. Но цель-то — не ошарашить человека, а помочь ему. Куда, скажите, с этой новостью пойдет человек в нашей стране, когда ему скажут: у вас рак и вы неоперабельны?

— То есть чем более доступна будет официальная высококачественная медицинская помощь, тем будет меньше разных народных врачевателей?

— Безусловно.

— Недавно были опубликованы данные Левада-центра о том, что в нашей стране 46% людей верят в разного рода потусторонние силы, а 14% уверены, что вступали с ними в контакт. На ваш взгляд, это как-то характеризует уровень психического состояния нашего общества? Или в этом отношении он примерно равный в разных странах?

— Знаете, как-то — было это лет 15 назад — я задумался, можно ли поставить своего рода психиатрический диагноз всему нашему обществу в разные исторические периоды. Я попытался проанализировать, когда, в какие периоды в обществе преобладают состояния, сравнимые с психиатрическими. Скажем, как один из ярких примеров — ситуация с 1905 по 1917 год. Этот период как раз и отличался неустойчивостью взглядов в обществе, сменой настроений. Тогда культ Распутина был... Гипнотизеры выступали в цирке, люди массово засыпали, бились в припадках, в истерике. То есть это был один из периодов, когда политические, экономические трудности, отсутствие стержневых взглядов в обществе толкали людей в оккультные науки. Еще один из всплесков активности разного рода оккультистов — конец восьмидесятых — начало девяностых годов. Кашпировкий, Чумак были тогда на гребне славы, а потом куда-то враз исчезли. Все эти мистические науки сегодня принято ругать, но все забыли, как они продвигались. Сейчас может показаться смешным, но в 90-е годы на уровне министерства всерьез был утвержден, к примеру, метод определения наркотических веществ в организме с помощью специального щупа, который приставляли к пальцу. Причем, как утверждали авторы метода — изобретатели чуда-щупа, он позволяет определить, были или нет наркотики в организме, даже если на тот момент не осталось в крови ни одной их молекулы. Это называлось нетрадиционная медицина. Увы, то время безвозвратно не ушло. Меня настораживает некоторый рост мистических настроений, шарлатанства и сегодня.