Фильм снят в 2009 году и уже получил международное признание, отмечен многими наградами престижных кинофестивалей. При этом он взорвал интеллектуальный мир России и уже приобрел привкус некоего эстетического скандала. Достаточно сказать, что на закрытых обсуждениях ленты позиции за и против были представлены следующими, весьма выразительными персоналиями:

  За: Владимир Толстой — потомок Льва Толстого, директор музея-усадьбы «Ясная Поляна»; Павел Басинский — писатель, журналист, автор книги «Лев Толстой: бегство из рая»; Сергей Шакуров — актер театра и кино, народный артист России; Александр Адабашьян — кинодраматург, режиссер, актер, заслуженный художник РСФСР. Против: Петр Толстой —  потомок Льва Толстого, телеведущий, журналист; Марина Суровцева — толстовед; Лев Аннинский — литературовед, киновед, автор книги «Толстой и кино»; Андрей Тарасов — литературовед, доктор филологических наук.

 А все дело в том, что на экран выведена потаенная, приватная жизнь величайшего планетарного гения — являющегося к тому же одной из культовых фигур отечественной культуры. В такой ситуации обязательно взыгрывает, говоря словами итальянского философа XVIII века Джамбатиста Вико, «чрезмерная патриотическо-сыновняя почтительность»: ну как же, о Нем — и так откровенно… Тем более — фильм «импортный»: в блогах уже зазвучал знакомый лейтмотив — «Нечего этим разным «западным» копаться в нашей истории»… А между прочим, замечательный австрийский писатель Стефан Цвейг совершенно точно заметил: скажем, книгу о Марии Стюарт объективно может написать только не англичанин и не шотландец — то есть не представители тех народов, которые были участниками данной исторической коллизии. Именно поэтому демонстрируемый фильм представляется чрезвычайно интересным — поскольку развернувшаяся в России в 1910 году захватывающая личная и историческая драма подана глазами беспристрастного и незаинтересованного наблюдателя. Уже не говоря о том, что фильм снят великолепно и невероятно талантливо; о том, что Лев Толстой — фигура общечеловеческая, давно принадлежащая мировой культуре, и права «приватизировать» оценку жизни и деятельности великого писателя у нас нет по определению.

  Тон фильму задает блестящий актерский дуэт в составе корифеев западного кинематографа Кристофера Пламмера (Толстой) и Хелен Миррен (Софья Андреевна): эта прекрасная британская актриса — русская по происхождению (ее настоящее имя — Елена-Лидия Миронова), ее предок по материнской линии — прославленный екатерининский фельдмаршал Михаил Федотович Каменский. За роль Софьи Андреевны Хелен Миррен получила на IV Международном кинофестивале в Риме приз за лучшую женскую главную роль.

  Кристофер Пламмер в образ Толстого вжился, можно сказать, кожей. Можно просто поразиться, как артист из Канады смог так органически проникнуться такими до боли русскими реалиями. Если не считать нескольких достаточно откровенных сцен, образ Толстого в интерпретации Пламмера — достаточно традиционный, узнаваемый для российского зрителя. Впрочем, артист трактует образ «мятежного графа» опять-таки в общегуманистическом ключе: драма Толстого у Хоффмана и Пламмера — это драма великого художника и мыслителя, переживающего духовный разлом и на глобальном, и на личностном уровне. Ведь Лев Толстой принадлежал к той очень редкой когорте людей, которые имели мужество быть до конца последовательными в отстаивании своих идеалов — когорте, из которой вышли Будда и Мухаммед, Конфуций и Сократ, Франциск Ассизский и Ганди… Трагедия Толстого  в том, что он, непоколебимо отстаивая открывшуюся ему высшую истину, разрушает тем самым свой микромир, свой ближний круг. Который ему дорог, который он по-прежнему любит — в том числе как мужчина! Он вынужден повторить страшные слова Христа: «И враги человеку домашние его» — и сделать свой последний трагический выбор, становящийся для него одновременно и приговором…

  А вот трактовка образа Софьи Андреевны у Хелен Миррен — нестандартная для российского кинозрителя. Не секрет, что у нас он часто подается с негативным оттенком — поскольку является оппозиционным по отношению к позиции самого Толстого. В «Последнем воскресенье», к счастью, этого не происходит: здесь Софья Андреевна — страдающая женщина, чье несчастье поднимается до трагических высот. Героиня Миррен, преданная супруга Льва Толстого, его муза и верная помощница, переписавшая от руки «Войну и мир»  шесть раз, прожив в браке с ним почти полвека, внезапно обнаруживает, что ее мир рухнул. И она со страстью и отчаянием вступает в схватку за спасение — пусть иллюзорное! — этого мира; она исступленно, роняя себя, опускаясь до истерик и интриг, защищает обломки своей уже погибшей вселенной, своей уже распадающейся семьи — тем самым губя ее всеконечно…

  Но самое неожиданное в фильме (и вызвавшее наибольшие дискуссии) — характеристика, данная создателями ленты толстовскому движению. На мой взгляд, этот момент — и самый сильный, и самый творчески смелый в картине, поскольку едва ли не впервые для нас озвучивает крайне болезненную проблему взаимоотношений Пророка и Последователей.

  Суть в том, что эти взаимоотношения в истории сплошь и рядом строятся по матрице, описанной в известных словах булгаковского Иешуа Га-Ноцри: за мной ходит молодой человек, что-то записывает за мной, я прочитал и ужаснулся — ибо никогда такого не говорил… Сформулировать можно так: последователи, клянясь именем Пророка, на стадии оформления движения обязательно вульгаризируют и частично опошляют его учение — почти идеально эта коллизия показана в известной пьесе Александра Володина «Мать Иисуса». Например: то, что буддизм на стадии кристаллизации трансформировался в нечто совершенно отличное от первоначального учения Будды, прекрасно известно любому специалисту в данной области. А Карл Маркс, умирая, заявил: «Запомните, я не марксист!» — до такой степени ему открылась пропасть между тем, чему он учил и как его поняли.

 Именно такими «последователями» предстают в фильме толстовцы. Их главарь Чертков (Пол Джиаматти) — самодовольный и самоуверенный «лидер», примеряющий на себя ризы вождя и откровенно приспосабливающий идеи своего Пророка для нужд формирующегося движения (почти оживший образ Новодворова из романа «Воскресение»!). Именно Чертков в фильме стремится максимально изолировать от писателя его супругу, именно он подает роковую идею переписать завещание и завещать творения Толстого «русскому народу» (читай — собственной партии!), именно Чертков подталкивает Великого Протестанта к тому сакраментальному Побегу, и именно он в последние предсмертные часы стоит за страшным решением не пустить Софью Андреевну к умирающему… Не случайно исторический Толстой на дух не переносил своих «последователей»: он мог бы повторить легендарные слова апостола Петра «Куда идешь, Господи?» — и отшатнуться от «идущих». 

  Сами толстовцы на экране выглядят прямолинейными упертыми сектантами, догматизирующими идеи мыслителя — либо воспринимающими из них только дух отрицания. В высшей степени характерен образ раскомплексованной девушки Маши (актриса Кэрри Кондон), призывающей «не стесняться природных инстинктов» и сексуально «просвещающей» идеалистично настроенного секретаря Толстого Валентина Булгакова (Джеймс Макэвой). Последний персонаж играет в фильме роль своеобразного «резонатора» разворачивающейся драмы: наблюдая свершающуюся семейную трагедию, он открывает для себя простую и архисложную истину — насколько все в жизни не укладывается в прокрустово ложе даже самых правильных схем…

 Об этом фильме еще долго будут спорить. Но именно это — показатель масштаба творческого явления, ибо о посредственном не спорят.