Размер текста:
Цвет:
Изображения:

Владимир Макеранец: «Кино — дорогое удовольствие»

Некоторое время кинорежиссера боялась внучка. Из-за бороды. Когда он приходил, плакала и пряталась у мамы на руках. Потом поняла, что жесткое и колючее на дедушкином лице вполне красиво и безобидно. Прятаться перестала и стала с дедушкой дружить.

Общительности девочки Владимир Ильич был рад. Он вообще за коммуникабельность и диалог. А куда без него? В семье, и тем более в сложном творческом мире, прятаться в «ракушке» нельзя. Не сумеешь договориться, трудностей и проблем не избежать.

Вы работаете в кино практически 50 лет. С чего началось ваше знакомство с кинематографом?

— А все началось достаточно просто. Когда мне было 15 лет, на Свердловской киностудии объявили конкурсный отбор детей на различные роли в фильм «16 весна», я решил попробовать. Несмотря на то, что прошел только фотопробы, киношный мир успел меня очаровать настолько, что после 9 класса перешел в вечернюю школу и стал работать на киностудии.

Как родители отнеслись к смелому поступку сына?

— Нормально. Никто не был против. Отец мне сказал, что до 18 лет они меня кормят и дают денег на одежду, либо наоборот, а после 18-ти я уже взрослый человек — обеспечиваю себя сам. В то, послевоенное время, работать в 15—16 лет было вполне нормальным.

Первую зарплату помните куда потратили?

— Первая зарплата на киностудии был огромной — 18 рублей. За 16 рублей я купил маме золотое кольцо с сапфиром, а оставшиеся 2 рубля прогулял.

Подростковые решения достаточно переменчивы. Неужели, кроме кино, больше нигде не хотели себя попробовать?

— Были разные возможности, но не было желания. У меня была конкретная цель — стать оператором, к ней и стремился. Отец видел меня архитектором. Я неплохо рисовал, и ему хотелось, чтобы я и дальше развивал свои способности. Во времена моей молодости архитектурной академии еще не было, и он настоял, чтобы я подал документы на строительный факультет в УПИ. А мне совсем не хотелось там учиться, поэтому первые экзамены сдал нормально, а последний — математику — завалил. Раз никуда не поступил — забрали в армию — на флот. Отслужил, вернулся в Свердловск, поработал ассистентом оператора, накопил опыт и поступил во ВГИК.

Удалось с первого раза?

— Да что вы! Только с четвертого. Там же огромнейший конкурс и, конечно, это лотерея. На протяжении четырех лет за одни и те же фотоработы получал разные оценки. Для того, чтобы я поступил во ВГИК, звезды сошлись только на 4 попытке. Но благодаря тому, что у меня был неплохой опыт работы на киностудии, мне удалось окончить институт за 3 года.

В Москве не хотелось остаться?

— Я же заочно учился, в столицу ездил редко. Да и не хотелось в то время. Пожалел о своем решении, когда началась перестройка-перестрелка. Только вошел во вкус, стало что-то получаться в операторской работе, и страны не стало. В Екатеринбурге-то совсем дела были плохи, а в Москве коллегам удалось остаться на плаву. Мысли о том, что я упустил возможность, конечно, были, но как случилось, так случилось. Что сейчас сожалеть об этом.

До 1991 года Свердловская киностудия была третья в стране, после Московской и Санкт-Петербургской. Мы выпускали 12 полнометражных игровых картин в год, 60 документальных фильмов, плюс к этому снимали учебное кино и анимацию. Свердловская киностудия была единственной, на которой снимались все виды и жанры кино. После распада СССР начался закат уральской киноиндустрии. Постепенно все, кто умел и мог снимать кино, были отстранены, и на сегодняшний день на студии делается все что угодно, но только не кино. Думаю, если бы киностудия была с правом перепрофилирования, ее бы давно уже снесли и построили какой-нибудь торговый центр.

Вы хотите сказать, что на сегодняшний день уральской кинематографической школы нет?

— Что касается игрового кино, у нас был уровень, как я его называю, «нестыдного кино». А вот уральская школа документального кинематографа была одной из лучших в стране.

Сегодня, читая лекции студентам факультета кино и телевидения в РГППУ, я говорю сразу, что работу на Урале им будет найти крайне трудно. И если они хоть как-то засветились в Москве, пусть там и остаются. Внутри Садового кольца жизнь еще кипит, за его пределами — реализовать себя крайне сложно.

То, что произошло и происходит на Урале с кинематографом — это исключение, или такова ситуация в принципе с российским кино?

— Я бы сказал, что российское кино с 1991 года сильно болеет. Каковы признаки этой болезни? Например, новогодние каникулы — по телевидению показывают старые картины. Потому что современных российских «нестыдных» фильмов — единицы. Возьмем прокат кинотеатров. Прокатчик сегодня — частное лицо. Муниципальный кинотеатр в городе сегодня один — «Салют», и то, что его афиша отличается от репертуара остальных кинотеатров, заметно явно.

А частный прокатчик на то и частный — брать или нет картину — это его личное решение. И, разумеется, между «Еленой» Звягинцева и Гарри Поттером он выберет последнего, потому что ему нужно содержать кинотеатр, платить зарплату, и в принципе зарабатывать деньги. Ведь кино — это бизнес.

Есть еще дистрибьюторы, которые перед тем как купить иностранную картину, заключают договор с прокатчиком, где четко прописаны условия, на которых должна показываться картина. Обычно, не меньше двух недель с 5—7 показами в день. И куда ляжет «Елена»? Опять же на полку, потому что обеспечить высокую посещаемость этой картине кинотеатр не сможет.

Несмотря на то, что фильм — обладатель множества международных премий и то, что Звягинцева после выхода «Возвращения» критики назвали вторым Тарковским?

— Интерес публики (на примере нашего «Дома кино») был только в день премьеры. Затем показ картины был переведен в малый зал, а через неделю она снята с экрана. Притом что в день показывалось всего два сеанса. Сегодня кино — развлечение, оно, конечно, всегда было развлечением, но не до такой степени. И дело не в том, что картины снимают плохие или зритель глупеет. Просто сегодня это государственный принцип — заниматься культурой в последнюю очередь. Я согласен, что в стране проблемы в образовании, медицине, но их станет меньше, если культурная среда, в которой воспитывается человек, будет питательна. Ведь в развитых странах уровень культуры равняется уровню экономики. Чем выше культура, тем выше экономика. А у нас вы сами видите, что происходит. Екатеринбург — площадка для зарабатывания денег. Город сытый. Антрепризы сплошь и рядом. Билеты на гастролирующих артистов — 2, 3, 5 тысяч рублей. Но при этом театр Коляды, который знает весь мир, до сих пор не имеет своей площадки.

При поддержке уральского отделения Союза кинематографистов проходит фестиваль документального кино «Россия». Последние несколько лет неоднократно говорилось, что качество присылаемых картин падает. Это связано также с уровнем культуры, или есть другие причины?

— Относительно прошлых лет уровень, правда, стал ниже. Это отмечаю не только я, но и отборочная комиссия, и зрители. Ниже не только творческая составляющая, но и техническая. Во-первых, это связано с тем, что сегодня нет редактуры. В советское время законченную картину всегда сдавали на просмотр в Госкино, где оценивались ее плюсы и минусы. У режиссера была возможность прислушаться к критике и поправить «слабые» места. Это была цензура не как запрет, а как анализ художественного произведения. Сегодня автор — и сценарист, и режиссер, и звукорежиссер, техника позволяет быть кем угодно. Но профессиональный уровень от этого не становится выше.

Во-вторых, мы снимали на пленку, а у пленки есть лимит, если хочешь снять больше, покупай пленку на свои деньги, а зарплаты у нас были невысокие. Таким образом, мы были очень избирательны и вдумчивы к тому, что снимаем. Сейчас — время цифровой техники. Ошибаться можно бесконечно, материала снимается море, в котором автор начинает тонуть. Кроме того что нужно осмыслить отснятое, нужно еще принять верное решение — что отрезать, а что оставить. А отсечь себе хвост может не каждый.

Все это вкупе и дает низкое качество картин.

В вашей режиссерской практике уже имеется экранизация литературного произведения — повести «Губернатор» Леонида Андреева. Не возникало желания повторить опыт работы с художественным текстом?

— Мне очень нравится творчество Людмилы Улицкой. В свое время хотел экранизировать ее повесть «Сонечка». Мы даже договаривались о цене на права экранизации, но я не смог найти деньги, и права ушли в другие руки.

С 2008 года долго готовился к экранизации романа «Дикое счастье» Мамина-Сибиряка. Была тендерная система. Но процедуру вскрытия конвертов провели на час раньше назначенного времени. Несмотря на то что это было признано нарушением, стало понятно, что были внесены нужные конкурентам изменения, в результате повторной имитации вскрытия конвертов они и выиграли.

В творческой среде — такой же серпентарий друзей, как в других сферах?

— Да, как видите. Произошло это четыре года назад, по всем срокам картина должна уже выйти, но фильма до сих пор нет… и вряд ли будет. Государственные деньги по разным нуждам расходовать очень просто.

На ваш взгляд, зритель должен прочитать произведение перед просмотром экранизации или можно и после?

— Мы с младшим сыном вместе читали Гарри Поттера. С первой книги и до последней. Когда вышел первый фильм мы, разумеется, пошли смотреть. После сеанса Илюха сказал, что представлял героя совсем по-другому.

На мой взгляд, литература намного богаче кино, и при чтении произведения у каждого создается свой образ, своя картинка. И когда ты смотришь фильм после прочтения, у тебя уже есть свое мнение о произведении, и с точкой зрения режиссера ты можешь поспорить и обоснованно доказать свое представление о картине. Поэтому, конечно, читайте книги, а после отправляйтесь в кино.

Автор статьи: Ольга ПЛЕХОВА, фото: Екатерина ФОМИНЫХ.

Другие новости