Размер текста:
Цвет:
Изображения:

Историческое лукавство

Наверняка у многих жителей Екатеринбурга возникла подобная мысль при виде портретов знаменитостей, размещенных на боковых стенках трамваев, больших щитах и прочих рекламных носителях, с общей для всех надписью: «Коммунист».

Подбор персон задает два «мессиджа». Первое — славные страницы советской истории неотделимы от коммунистической идеологии. Нам напоминают, что в компартии состояли не только вызывающие отторжение функционеры-чиновники, но и маршал Георгий Жуков, летчик Валерий Чкалов, разведчик Николай Кузнецов, первый космонавт Юрий Гагарин.

Второй посыл адресован интеллектуальной публике. Для многих действительно будет открытием, что коммунистом был художник Пабло Пикассо, писатель-фантаст Герберт Уэллс или революционер Че Гевара.

Возникает, однако, вопрос — насколько добросовестна подобная реклама. В ней видится сразу несколько передергиваний.

Куда бежать с подводной лодки

Прежде всего, считать человека приверженцем неких идейных воззрений имеет смысл, когда он пришел к ним в результате свободного, добровольного выбора. Относительно наших упомянутых соотечественников это не совсем так. Нет, я вовсе не собираюсь утверждать, будто они были тайными антикоммунистами. Они, скорее, были конформистами, как и многие другие их современники. Безусловно, у представителей поколения Георгия Жукова и Чкалова был выбор: пойти в революцию с красными или белыми. И был этот выбор, как мы знаем, зачастую весьма случайным, зависящим от личных факторов. Да, Жуков служил правительству своей страны (версии, что в середине 1930-х он был в когорте заговорщиков Тухачевского, а потом в 1941-м подыгрывал немцам, оставим в стороне). Но если бы не было революции, он, скорее всего, точно так же служил бы царизму или демократическому буржуазному режиму.

Член ВКП(б)? Помилуйте, если бы он не пошел в партию, карьера бы ему только снилась. Да, можно утверждать, что все стоящее в СССР делалось коммунистами. По той простой причине, что некоммунистов к ответственному делу не допускали, делая исключения только для научной или творческой интеллигенции.

Еще более лукаво восхищаться «коммунистичностью» людей более молодых. Им возможности выбора судьба и вовсе не оставила. Скажем, Гагарин был уже воспитан советской системой — идеологию вбивали в него с детства, доступа к альтернативной информации он не имел. И, опять-таки, партбилет был для него «дорогой наверх». Нет, не к тем вершинам, на которых он оказался — их он не мог даже представить. Партбилет был пропуском «всего лишь» к сытой жизни и любимому делу. Что такое голод, Гагарин знал отлично — именно он заставил его уехать из деревни. В те времена для крестьянского паренька было счастьем осесть в городе, работать на заводе. Стать офицером-летчиком и подавно означало попасть в рай — с огромной зарплатой, продпайками и отдельной квартирой.

Еще интересней все получается с Николаем Кузнецовым. С одной стороны, в ряду перечисленных персон он самый искренний коммунист. Он выбрал, по какую сторону баррикад быть, действительно добровольно, в огне гражданской. Он был комсомольцем там и тогда, когда это сулило не только карьеру, но и кулацкую пулю в спину и ненависть односельчан. И верность своим идеалам хранил, невзирая на самые свирепые испытания.

Но именно по причине этих испытаний с формальной точки зрения коммунистом, членом партии он не был. Мешала анкета: кулацкий сын, исключен из комсомола в техникуме, отсидел за хозяйственные преступления.

Очарованные ленинизмом

Безусловно, куда более добровольным был выбор «зарубежных товарищей». Но в каждом случае мы имеем дело с весьма причудливыми и переменчивыми убеждениями, за которые настоящего коммуниста бы в те годы, всего скорее, из партии бы выперли с треском.

Если мы поднимем исторический контекст, то с некоторым удивлением узнаем, что в 1920—30-е годы очень многие в странах Запада с нескрываемой симпатией относились к социальным экспериментам в России, а позднее в Италии и Германии. Тогда казалось, что либерализм и рынок обанкротились, не могут победить социальные язвы и нищету — по той простой причине, что массы сами не могут победить свои пороки, наладить достойную жизнь. Отсюда идеи, что к власти должны прийти «интеллектуальные и духовные элиты», которые через беспощадную власть направят народ на путь истинный.

Эта идея была значительно шире «коммунизма». Муссолини (в прошлом социалист, о котором с похвалой отзывался Ленин) и Гитлер в своих странах строили «социализм, но без интернационализма и войны классов». Принципиальные враги коммунистов, русские эмигранты в Париже бредили «евразийством», мечтая, по сути, о сталинском режиме, но чтобы во главе стоял не Сталин, а они. В США набирал обороты «прогрессивизм» — концепция, согласно которой правильные идеи должны насаждаться принудительно. Самый яркий пример воплощения этого подхода — знаменитый «сухой закон». Отголоски этого мы находим в США и Западной Европе до сих пор — вводят же законы, запрещающие вредные для здоровья продукты.

Социальные успехи России на фоне без конца кризисующей Европы тогда не могли не впечатлять. Тем паче, что западные интеллектуалы, выросшие в полной свободе слова и печати, просто не могли себе представить, как это можно полностью блокировать негативную информацию.

Так и стали коммунистами Пикассо, Уэллс, а еще Луи Арагон, Жан-Поль Сартр. Правда, для этих господ все это было красивой игрой, они вовсе не рвались переехать в Россию, не организовывали революцию на родине, вполне нормально жили в загнивающем буржуазном обществе.

Чего только не было в этих головах

У Уэллса, сверх того, был личный мотив. Он попал в «медовую ловушку» — его последней женой была Мария Закревская-Будберг, приставленная к нему ОГПУ. Невероятно сильная женщина, умевшая подчинять себе людей.

А с другой стороны, если покопаться в идейном багаже писателя, там чего только нет. Он, в частности, был убежденным расистом. Еще в 1901 году он разъяснил публике, что, по его мнению, должно произойти с «роями черных, коричневых и желтых людей, не соответствующих канонам идеальной высшей расы». «Мир — это не благотворительная организация, и я считаю, что им придется убраться из него», — откровенно писал он в своем эссе.

Писатель недолюбливал негров, евреев называл «паразитами общества», а католицизм и христианскую религию в целом считал «умственной раковой опухолью». Однажды он даже воскликнул, что не дал бы и гроша за большинство людей на этой Земле. И уже в юности ратовал за чистоту расы белого человека, не раз публично заявлял, будто прогресс человечества требует избавления от ущербных членов общества — калек, душевнобольных и прочих неполноценных. Диктаторов своей эпохи он, похоже, любил именно за отсутствие гуманизма. Был, кстати, разочарован падением Третьего рейха.

Схожий «компот» был и в голове Че Гевары. Да, он был глубоко возмущен нищетой и социальной несправедливостью в Латинской Америке. Но марксистом не был, ибо Маркс учил — социальный строй определяется объективной ситуацией в стране, развитием производительных сил. Че Геваре же и Фиделю казалось, что достаточно лишь захватить власть в стране. Более того, на момент совершения переворота на Кубе у них не было даже внятного плана реформ. Коммунистом Фиделя сделал талантливый сотрудник КГБ Николай Леонов, который какое-то время был практически неразлучен с команданте и сумел подчинить его своей воле. А вслед за Фиделем коммунистами стали и его сподвижники, тем более что СССР был единственной страной, которая готова была поддержать Кубу.

Че Гевара, по сути, предал ленинский завет: «Революции не завозят в фургонах, как бурбонов». Весь конец 1960-х он пытался заниматься экспортом революции. Его действительно казнили американцы — но не будем забывать, что карателям его выдали местные крестьяне.

Является ли порожденное им левацкое движение коммунизмом — это решать, конечно, самим коммунистам. Но, к примеру, идеологи СССР тех времен отнеслись к молодежному бунту весьма настороженно и поддержки ему не оказывали. Более того, у них хватило ума увидеть в этом угрозу для своей страны. Непосредственно после апогея левацких настроений — парижского бунта в 1968 году, в СССР начали немедленно «закручивать гайки» в идеологии, просчитав, что анархическая идея опасна для любого общества, а не только буржуазного. Следующей фазой «чегеваризма» стал терроризм — «красные бригады» в Италии, «Фракция красной армии» в ФРГ, чуть позже — деяния Ильича Рамиреса Санчеса по кличке «Шакал». Хотя со всей этой публикой заигрывали спецслужбы социалистических стран, СССР снова держался настороженно. Прочитав сводки об успешных терактах, председатель КГБ Андропов распорядился создать… отряд контртеррора «Альфа».

Нет убеждений, есть символы

Похоже, однако, наших нынешних коммунистов все эти премудрости волнуют мало. Они усвоили мысли убежденного антикоммуниста Милана Кундеры, что в наше время идеологии уступили место «имагологиям»: вместо идей — символы, бренды. Жуков — бренд. Чкалов — тем более. Пикассо — тоже. Че Гевара — вообще всем брендам бренд. Вот эти бренды и призывают под знамена компартии восторженную молодежь, недовольную окружающей жизнью, а советской жизни не нюхавшей никогда.

Хотя справедливости ради серию реклам стоило бы дополнить еще одной: «Пол Пот — коммунист». Ах, вы не знаете, кто такой Пол Пот? Был такой руководитель Камбоджи. За несколько лет уничтожил три четверти населения своей страны.

Автор статьи: Виктор КЛОЧКОВ, фото: Антон БУЦЕНКО.

Другие новости