Страшные 1930-е годы оставили кровавый след в истории Дома чекиста. Большой террор набирал обороты по всей стране. Волна репрессий докатилась и до стен Второго дома Советов — так, в октябре 1936 года был арестован заместитель начальника Управления местной промышленности Николай Иванович Медников. А затем в начале 1937 года был репрессирован председатель облисполкома Василий Федорович Головин: 23 января его арестовали и спустя два месяца расстреляли…

Падение колосса

Органами УНКВД собирались материалы для нанесения удара по руководителю области — первому секретарю Свердловского обкома и горкома ВКП(б) Ивану Дмитриевичу Кабакову. Постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 17 мая 1937 года пленуму ЦК партии «было предложено» исключить его из состава ЦК и из членов партии в связи с имевшимися материалами о его «принадлежности к контрреволюционному центру правых», «с передачей его дела в Наркомвнудел».

Слуги народа в одночасье стали его врагами. Люди, которые еще недавно казались хозяевами положениями и баловнями судьбы — небожителями, погибали в жерновах репрессий или превращались в «лагерную пыль». С семьями «врагов народа» боялись встретиться взглядом, не то что заговорить. Они становились изгоями.

Из воспоминаний Т.И. Кудринской: «Когда днем 22 мая 1937 года в Москве арестовали Ивана Дмитриевича Кабакова, уже вечером этого же дня сотрудниками Свердловского УНКВД в нашей квартире был проведен тщательный обыск, и многое было изъято — переписка, книги, фотографии, документы, награды и оружие. А вечером 24 мая к дверям нашего подъезда подъехали два «черных воронка». В дверь позвонили, я открыла. В квартиру зашло трое чекистов, комендант дома и дворник — в качестве понятых. Далее, моей сестре — жене Ивана Дмитриевича, Виноградовой Валентине Ивановне (собственному корреспонденту газеты «Правда». — С.П.), предъявили ордер и зачитали постановление об аресте и производстве обыска. Вале приказали одеваться и собираться на выход, а в квартире сразу же начали проводить повторный обыск. Уходя, сестра сказала нам:

— Это ошибка, не паникуйте и не переживайте. Там разберутся и нас с мужем обязательно отпустят. Не плачьте. Я верю в справедливость.

Ее посадили в одну из стоящих у подъезда черных машин и увезли. Увезли, как оказалось, навсегда. Много позже, из газет и радио мы узнали, что и Ивана Дмитриевича и мою сестру расстреляли по приговору суда как «врагов народа».

Комендант дома, потупив свой взор и заикаясь от страха, зачитал нам предписание жилищного отдела Свердловского облисполкома «О немедленном выселении семьи врага народа И.Д. Кабакова из служебной квартиры во Втором доме Советов», после чего мы стали собирать свои вещи. Утром выходившие из своих подъездов соседи, видя нас, опускали свои головы, но никто даже не поздоровался. Все старались пройти мимо нас как можно быстрее. Хотя еще вчера эти же люди подобострастно улыбались и всячески заискивали перед нами — семьей первого человека Свердловской области».

Вслед за ним «черные воронки» по ночам стали увозить из Второго дома Советов все больше и больше людей. Сколько человеческих трагедий разыгрывалось в стенах Дома!

Начавшаяся в прессе травля Кабакова перешла в наступление на его соратников, к коим относился и Воган Петрович Шахгильдян — начальник политотдела Пермской железной дороги.

17 сентября 1937 года В.П. Шахгильдян был арестован в Москве, и 10 месяцев спустя, в июле 1938 года, по приговору Военного Трибунала Верховного Суда СССР расстрелян как враг народа.

Когда сотрудники НКВД уводили Шахгильдяна из квартиры брата его жены Нины Марковны Днепровой, директора Института марксизма-ленинизма, она выбежала вслед за ним в одной сорочке и стала кричать на весь двор:

— Воган, я верю, что ты ни в чем не виноват! Ничего не подписывай! — и стала неистово колотить руками по крыше автомашины, куда его запихнули. Через несколько секунд она рухнула наземь и забилась в истерике.

Н.М. Днепрова пятью днями позже также была арестована и этапирована в Свердловск.

Выстрелы

Они звучали не только в застенках НКВД. С началом «кабаковской кампании» раздались они и в стенах Дома.

Утром 23 мая 1937 года в своей квартире застрелился второй секретарь Свердловского обкома ВКП(б) Константин Федорович Пшеницын. После ареста Кабакова в Свердловск выехал член Политбюро, секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Андреев. На открывшемся 22 мая 1937 года XV внеочередном пленуме Свердловского обкома ВКП(б) руководство обкома партии во главе с И.Д. Кабаковым было подвергнуто огульной критике. Тучи сгустились и над вторым секретарем Свердловского обкома ВКП(б) Пшеницыным.

Взяв слово в прениях, Константин Федорович решительно отмежевался от И.Д. Кабакова, назвав его величайшим двурушником, предателем, врагом народа и контрреволюционером, раскаялся, что не противостоял его «антипартийным» действиям.

Желающих выступить на пленуме обкома и вылить свой ушат грязи на И.Д. Кабакова, перед которым еще недавно заискивали, оказалось немало, и поэтому работа пленума была продлена на следующий день — 23 мая.

Принимать участие во втором дне работы пленума Константин Федорович не предполагал, так как 23 мая запланировал свой выезд в Москву, однако уже под утро застрелился, оставив записку, где заявлял, что он не враг народа и до конца жизни оставался большевиком ленинцем-сталинцем.

Письма, письма…

Какими разными они были. В одних — доносы, в других — мольбы и объяснения, и еще просьбы о возвращении честного имени и реабилитации.

Большую роль в выявлении врагов новая власть отводила средствам массовой информации.

Вот что писала о Леопольде Авербахе газета «На смену!» в 1937 году: «Матерый троцкист Авербах, будучи секретарем партийной организации Уралмаша, делал ставку на развал, парализацию политической работы на заводе в партийной и комсомольской организациях. А делалось это следующим образом: Авербах призывал молодежь изучать технику, но обходить политику — техницизм насаждался и культивировался троцкистским пройдохой Авербахом с одной целью — отвлечь молодежь от политической жизни…. Особое внимание Авербах обратил на молодых специалистов конструкторского отдела. Он разлагал молодежь, пытался привить ей враждебные вкусы и нравы, смысл которых сводился к тому, что «вы должны изобретать машины, а не изучать политику».

Точка в судьбе Авербаха была поставлена в 1939 году — он был расстрелян как «враг народа» по приговору суда.

В 1935—1939 годах в Свердловске и области сгинули десятки тысяч невинных — известных и безымянных, а в самом Втором доме Советов все больше и больше квартир и комнат теряло своих хозяев, опечатывалось сургучными печатями и картонными бирками УНКВД. Большая часть жильцов была расстреляна, остальные гнили по тюрьмам и лагерям.

…С началом репрессий свердловчане стали избегать приглашений, исходящих от родных, коллег по работе, друзей и знакомых, проживавших во Втором доме Советов. Старики, проходя мимо его ограды, крестились и называли Дом «пастью дьявола, пожирающей людей». А в адрес его жильцов все чаще звучала поговорка: «Подальше от царей — голова целей!».