Общеизвестно, что фильм снят по книге Юлия Дубова (сегодня живет в Лондоне), «товарища» Березовского, как он сам себя называет. Причем, как признается автор, в произведении он лишь немного поменял композицию, хронологию событий — в основе же книга была написана по реальным событиям из жизни погибшего бизнесмена.

Время действия картины — «лихие 90-е». Время сумасшедших, феерических финансовых карьер — и столь же безумных падений; время, когда оказались «сорваны все предохранители». На этом фоне разворачивается экранная биография Платона Маковского (Владимир Машков) — человека, из младших научных сотрудников шагнувшего в олигархи. Почему Лунгин взял тогда за основу именно эту книгу, именно жизнь Березовского?

Вот что говорит по этому поводу Дмитрий Быков: «В 90-е годы самым положительным, ярким, достойным подражания героем был олигарх... Да и задумаемся всерьез: кто был лучше Березовского с Гусинским? Энергичнее, умнее, ярче, храбрее, наконец? Может быть, свободная пресса? Ай, не смешите, в фильме Лунгина свободная пресса только и ждет, как бы лечь под олигарха... Может, народ? Да народ до такой степени дал себя одурить... А уж какая из коммунистов альтернатива — тем более лучше не вспоминать, поскольку девять десятых коммунистических воротил брали деньги у «преступного режима» и ни на секунду не верили в собственные идеалы. Объективная картинка? Не было в 90-е годы другого героя!».

Действительно, В. Машков играет человека незаурядного, яркого, талантливого. Все его оппоненты, друзья и предатели — эти категории плавно перетекают одна в другую (!) — ничтожнее, мельче своего протагониста: почти по Мандельштаму — «а вокруг него сброд тонкошеих вождей». «Свита играет короля», и она же изменяет ему... Выделяются только «железобетонный» прокремлевский следователь Корецкий (А. Балуев) и свирепый экс-«афганец» Беленький (В. Стеклов), но и им до Маковского, как до Луны. Они пыжатся играть в те же игры, урвать свою долю шальных денег, получая в результате пулю...

Маковский работает по-крупному: «приватизирует» собственность в гомерических масштабах, выдерживает поединок с Корецким (таким же волкодавом, даже еще более опасным — поскольку служит Кремлю!), выдвигает и задвигает кандидатов в президенты... Он единственный из всех не опускается до «шакальей» стилистики, остается кровавым хищником, но не трупоедом. В финале ленты — имитировавший собственную смерть, ставший изгоем, избитый ментами (только за то, что его приняли за... него самого!) — он, уже собравшийся эмигрировать, резко разворачивает машину и едет в Москву. На разбитом окровавленном лице — страшная, нечеловеческая решимость... Кому он бросит перчатку? Хозяевам страны, на его плечах прорвавшимся на Олимп?..  

Но самое ужасное в творящемся экранном действе, как и в реальности, — состояние полнейшего, клинического «испарения» этического. Перед нами разворачивается жуткий перевернутый мир — «по ту сторону добра и зла». Традиционная мораль уничтожена советским экспериментом, «совковые» эрзацы оказались нежизнеспособны, «застойное» фарисейство себя исчерпало, великие иллюзорные надежды «перестроечного» времени рухнули — и правит бал откровенный цинизм. Это даже не аморальность и не жестокость –– последние не существуют вне контекста добра (прямо по известной максиме мессира Воланда!), а тут о существовании каких бы то ни было моральных норм никто просто не подозревает...

Торжествует чисто биологическая этология, «закон дубины и клыка». Никаких социальных ограничителей — кроме пули, никаких мотиваций — кроме хватательного рефлекса, никаких потребностей — кроме жажды власти. Время волков — и в этом мире взбесившейся стаи, в этом царстве социального дарвинизма все средства хороши. Купленные журналисты, артисты с голодным блеском в глазах, женщины, готовые лечь под хозяев жизни... Пир во время чумы... Но — на каждого хищника рано или поздно находится хищник еще более жестокий. «Акела промахнулся — теперь он мертвый волк». Тогда все, кто недавно лизал ноги владыке — мгновенно отшатываются от поверженного вожака... И выясняется, что есть казнь тысячекратно ужаснейшая, чем потеря богатства, власти, пуля конкурента — это нравственный вакуум. Когда герой В. Машкова сидит на собственной могиле, остановившимся взглядом смотрит на портрет убитого заместителя, чуть ли не единственного, который питал к низвергнутому олигарху какие-то человеческие чувства (!), — это и есть ад.

«И страшно же, и неуютно будет жить в такой стране!». Это слова Солженицына. Самое кошмарное — что этот прогноз стал явью. И самая главная, высшая ценность ленты П. Лунгина — в том, что она озвучивает этот диагноз. Ибо излечение начинается с осознания: как в свое время написал А. Чехов, «надо, чтобы общество взглянуло на себя и ужаснулось». Пока есть хотя бы мизерная надежда на прозрение — есть и шанс на выздоровление. Хотя очень уж эфемерна эта надежда...