– В конвенции прописано, что у ребенка есть право на образование. Но в сложившихся условиях мы видим, что система образования, особенно на первых порах, не была готова реализовать это право ребенка в его наилучшем качестве, – говорит Павел Миков. – Были технические сложности: например, интернет был доступен не везде, а там, где сложностей с сетью не было, на виртуальные уроки врывались хакеры и ставили недопустимый контент. Не совсем оказались готовы и педагоги, которые первое время считали, что уроки по видео-связи надо проводить также как в классе. Мы увидели ограниченные возможности семьи – далеко не во всех многодетных семьях был отдельный компьютер на каждого ребенка. Безусловно, выходы находили, но когда в начале ноября объявили о новом переходе на дистант, это привело к уличным протестам. Родители понимают, что это не лучшая форма образования и это подтверждают итоги проверочных работ, которые проводил Рособрнадзор. По результатам контрольных был отмечен явный провал в знаниях у тех школьников, кто заканчивал прошлый учебный год на дистанционном обучении.

По словам Павла Микова, тотальный переход в цифру актуализировал вопросы и кибербезопасности. Стало расти число обращений, связанных с психологическим насилием, кибербуллингом детей. Затронула кризисная ситуация права ребенка и в плане охраны здоровья. Все больницы были перепрофилированы для пациентов с коронавирусом, а ребенку с онкологией отказывали в жизненно необходимой операции. Реальной дискриминацией стало отсутствие социальных выплат на подростков с 16 до 18 лет. Да, после ряда обращений родителей правительство РФ делегировало решение по выплатам главам регионов, но поскольку, практически, везде есть сложности с бюджетом, пособия стали выплачивать только в Москве. В остальных субъектах выдавали продуктовые наборы, но и то, чаще всего, лишь многодетным и малообеспеченным семьям.

– Проблемы возникли и при выплатах семьям с детьми от 3 до 16 лет. Как показала практика, некоторые разведенные отцы подавали документы раньше матерей и получали деньги на свой счет. Стало понятно, что необходимы защитные законодательные механизмы от подобных случаев. В целом, в период пандемии мы видим, что происходит кризис родительства, семьям нужна психологическая помощь и все больше востребованы программы, направленные на формирование родительских компетенций, – говорит Павел Миков.

Пермский омбудсмен отмечает, что пандемия – очень сложный период, человечество не первый раз проходит такой этап, но подобные кризисы всегда дают качественные точки роста не только для экономики, но и социальных институтов.

– Конвенции правам ребенка еще только 30 лет, – говорит уполномоченный по правам ребенка в Свердловской области Игорь Мороков. – Общество далеко не сразу пришло к тому, что государство несет ответственность не просто за жизнь ребенка, но и качество его жизни. Первый документ, касающийся защиты детей, был прият в 1924 году, и в нем было всего 5 тезисов, направленных только на выживание и сохранение здоровья. В 1990 году мир пришел к выводу, что недостаточно только декларировать, нужно закреплять права детей и появилась первая международная конвенция, затрагивающая разные стороны жизни ребенка. Россия поддержала этот документ, и, несмотря на сложности внутри страны, нам в итоге удалось снизить и подростковую преступность, и уровень беспризорности. Была проделана огромная работа, и 10 лет назад было принято решение о создание аппарата уполномоченного по правам ребенка. Было много споров о его необходимости, они продолжаются и сейчас. Но, на мой взгляд, странно говорить о его ненужности, если ежегодно мы получаем больше 4000 обращений. И это притом, что защитой детей занимаются порядка 20 ведомств.

По словам Игоря Морокова, с каждым годов число выявленных нарушений уменьшается, это показывает, что надзорные ведомства работают хорошо. Но рост обращений в аппарат уполномоченного указывает на проблему, связанную с качеством этой работы.

 – Приведу простой пример, – продолжает обмудсмен. – Согласно закону, дети-сироты после 9 класса получают возможность продолжить обучение в колледже, но все они имеют техническую направленность, а если ребенок хочет стать художником? Да, законом права ребенка соблюдены, но его интерес и желание – нет. И наша задача не просто сделать так, чтобы закон исполнялся, а обеспечивать лучшее решение именно для ребенка. В этом и заключается смысл защиты прав детей.  

О том, что важно делать акцент именно на личности ребенка и его индивидуальности говорит и доцент, кандидат наук Уральского Юридического университета Татьяна Титова. На ее взгляд, конвенция – это уникальный международный договор. Работа над ним велась всего 10 лет – для документа такого уровня это очень небольшой срок, было два чтения и ко второму число стран-участниц выросло в разы.

– Это говорит о том, что необходимость конвенции признавал, практически, весь мир.  Да, документ сложный, и юристы не всегда понимают, как его правильно трактовать, но сложность эта связана с тем, что в конвенции собраны не просто законы и требования, а учтена личность ребенка, его индивидуальность и особенность, – заключает юрист.