Каждый из этих периодов привнес в российскую экономику новые инструменты, с помощью которых мы смогли достичь хороших высот, но вместе с этим и совершить ошибки. Какие уроки нам помогли извлечь эти напряженные периоды, разбираемся вместе со старшим научным сотрудником Центра исследований социоэкономической динамики Института экономики УрО РАН, кандидатом экономических наук Еленой Бедриной.  

– Какой из этих кризисов вы назвали бы самым тяжелым для российской экономики?

– Период с 1991 по 1995 годы. В 80-е годы страна оказалась в глубоком системном кризисе, так как цены на нефть начали падать, а к этому времени нефть для нашей страны стала ключевым ресурсом развития. Значительную долю продуктов питания Россия закупала на международном рынке, их закупка финансировалась доходами от продажи нефти, а раз цены упали, закупать стало не на что. В этот период государство искало возможность регулировать экономику, и в качестве выхода был найден переход к рынку.

На протяжении 90-х годов ситуация только усугублялась. К 1995 году окончательно просела вся социальная сфера, 30% населения оказались за чертой бедности. Все ресурсы уходили на поддержание хоть какого-то баланса, и ни о каком экономическом росте речи не могло быть.

Сложность этого времени заключалась еще и в том, что появилась такое плохое явление как стагфляция (стагнация + инфляция – ситуация, в которой депрессивное состояние экономики сочетается с инфляцией – прим. автора). Власти пытались бороться с ростом инфляции, но вместе с ее уменьшением сокращались объемы производства. Это был период, когда экономика развивалась по принципу – один шаг вперед, два назад.

– Но вместе с этим, определенной части людей удалось хорошо заработать на нестабильной экономике. 

– Особенность этого периода – дикий рост цен, обесценивание денег и невозможность ничего купить. Вместе с этим шла буквальная распродажа предприятий, на которой люди, да, могли хорошо заработать. Именно последний факт стал основанием для того, что в середине 90-х начались первые признаки социального расслоения населения, которое достигло своей кульминации в наше время. В эпоху СССР не было резкого разрыва между бедными и богатыми, все жили, практически, одинаково. Даже члены верхушки партии жили в обычных квартирах, без вызывающей роскоши.  

Власти в постсоветский период еще плохо разбирались в основах рыночной экономики, и рассчитывали на то, что давая заработать на приватизации, они дают людям возможность развивать экономику страны. А вышло по-другому – бизнес стал вывозить свой капитал, и инвестировать в выгодные проекты за пределами страны.

– Получается, дефолт 1998 года оказался следствием неудачных попыток урегулировать ситуацию в предыдущие несколько лет?

- Да, это стало кульминацией постперестроечного периода. К этому году Россия оказалась очень большим должником, и серьезно обсуждался вопрос об объявлении страны банкротом. Власти вынуждены были «отпустить» рубль. Курс обвалился, накопления населения обесценились, но экономика смогла двигаться вперед.

– Почему?

– Когда девальвируется национальная валюта, дешевеет экспорт. А раз так, то теперь его можно активно продвигать на международные рынки. После дефолта мы начали продавать экспортные товары за дорогой доллар, а с поставщиками внутри страны расплачиваться дешевыми рублями. Экспортная отрасль заработала. Начались нулевые, успех закрепился, огромные накопленные долги по заработанной плате стали постепенно выплачивать деньгами, а не товарами. В 2003-2004 годах поднялись цены на нефть, и в итоге, в стране наступил очень хороший период – экономика стала отрытой. Стали заходить инвесторы, на предприятиях началось перевооружение – оборудование не менялось с 90-х и очень устарело. Предприятия для модернизации оборудования начали использоваться различные типы лизинга, что также улучшало экономику.

Однако государство, боясь инфляции, не вкладывало деньги от торговли нефти в реальный сектор экономики, а деньги, полученные от продажи нефти, держало за рубежом в ликвидных ценных бумагах.

–  Какие уроки нам помог извлечь мировой финансовый кризис 2008 года?

– Все его последствия мы ощутили на себе в 2010 году. В некоторых источниках можно встретить критику действия властей, и связано это вот с чем. Есть такой показатель – ставка рефинансирования (ключевая ставка). В США и странах Западной Европы, чтобы облегчить жизнь предпринимателям, ее снижали и даже сделали отрицательной – то есть государство еще доплачивало за взятый кредит. Политика дешевых денег в кризисные периоды – нормальная стратегия, она позволяет удержаться на плаву бизнесу. У нас же все пошло наоборот – ставку рефинансирования повысили. Это было сделано для поддержки не реального, а финансового сектора и предотвращения оттока денег за границу.  Такая политика привела к разорению предприятий – западные компании продолжили скупать наши предприятия. Правда, были некоторые меры поддержки, например, низкие ставки на импорт оборудования, но этого было явно недостаточно.

– За счет чего удалось восстановиться?

– Восстановление экономики шло с тесным развитием рынка недвижимости. В 90-е рынка недвижимости еще не было, он только формировался, в нулевые были слишком высокие ставки кредитования, а в 2011 году власти запустили социальные программы и ипотечный рынок заработал. К этому времени мы уже вышли из «русского креста», когда смертность превышала рождаемость, благодаря демографической волне начался демографический рост. Власти простимулировали его, введя «материнский капитал», и это стало важной частью социальной политики. Кроме этого, упор был сделан на агломерации. Запустились агломерационные процессы, когда население концентрируется на одной территории, и это позволяет снизить расходы государства на ее содержание, инфраструктуру, а производительность труда при этом растет. Важно, что «материнский капитал» можно было тратить на недвижимость, и понятно, что молодые семьи, работая в мегаполисе, а живя в пригороде, постепенно начали покупать жилье в крупных городах.

Что интересно, в 2011 году власти предприняли попытку ограничить вывоз капитала из страны и начать возвращать деньги из оффшоров, но особых результатов это не принесло.

– Есть мнение, что кризисы до 2014 года в стране заканчивались так или иначе успешно. Экономика начинала расти, бизнес развиваться, рынок недвижимости крепнуть и т.д. Но период с 2014 по 2019 годы называют временем стагнации. Почему он так затянулся?    

– Политика санкций привела к постепенной изоляции России. А в любой стране развитие экономики всегда связано с развитием торговли. Более того, санкции постоянно ужесточались – а в такой ситуации очень сложно расти. Да, ввели импортозамещение, но особого эффекта не принесло. Например, был сделан упор на развитие сельского хозяйства, но, мы до сих пор зависим от иностранных поставщиков. Тот же семенной фонд закупается за границей, техника и оборудование – та же ситуация. 

– Прогнозируется, что российская экономика от нынешнего кризиса восстановится к 2023 году. Понятно, что четкого понимания, как поменяется страна и мир, пока нет, но, на ваш взгляд, каких изменений ждать в первую очередь?

– В медицине. Пересмотр этой сферы произойдет по всем миру, и у нас в том числе. Мы видим, что готовность стран к пандемиям оценивается по развитости инфраструктуры, в первую очередь, по количеству коечного фонда. В России после распада СССР он постоянно снижался. В кризисы, для оптимизации расходов, сокращались именно объемы коечного фонда. Но если у нас ситуация контролируется, то в США и особенно в Италии, мы видим, как платная медицина и ограниченность инфраструктуры здравоохранения сказалось на население. То, с чем там приходиться сталкиваться обычным людям, у которых нет страховки, или которым элементарно не хватает места в больнице, вызывает много сочувствия.