Матрица отрицания: «Не может Запад понять русскую классику», и все тут! Встретились с чем-то непривычным — и уже «извращение классики», не иначе!

Между тем британская «Анна Каренина» образца 2012 года — фильм, на мой взгляд, поразительный. В художественном отношении эта картина — настоящее событие. Блистательная режиссура: Джо Райт, гениальный и эпатажный режиссер современного европейского кино, — в своем коронном репертуаре. Великолепная операторская работа, иначе и быть не могло, если учесть, что видеоряд создавал потрясающий мастер — Шеймас МакГарви. Наконец, высококлассная актерская работа. Прежде всего, разумеется, звездный дуэт Кира Найтли — Джуд Лоу. Наконец… С первых же кадров мы окунаемся с атмосферу даже несколько шокирующую: все происходит не в стилистике «реалистического» кино, а в антураже театральной постановки. На заднем плане — откровенные декорации (в том числе — узнаваемые виды Москвы и Санкт-Петербурга), причем эти декорации поднимаются, опускаются и раздвигаются с нарочитой «механистичностью». Более того — именно в этой, подчеркнуто театрализованной обстановке разворачивается знакомое действо! Бал — в партере театра, даже знаменитые скачки происходят на сцене… Именно этот момент, похоже, и вызвал самую «высоковольтную» полемику: между тем перед нами — хорошо продуманный, эстетически концептуальный ход, который важен для понимания всего авторского замысла и философии фильма.

…Перед нами — империя. Великая, роскошная, упивающаяся своим величием — и уже начинающая слегка клониться к упадку. Как, цитируя чешского литературного классика Милана Кундеру, выразился Дж. Райт, «зрелость на грани гнилости». Это легкий душноватый привкус стагнации как раз в том, что жизнь великой империи уже лишена живого, творческого начала: все подчинено давящей власти традиции, все превратилось в имитацию жизни. Посетивший Россию эпохи Николая I французский дипломат и писатель Астольф де Кюстин ужаснулся этому состоянию общества и заметил, что «в России нет настоящей жизни — все разыгрывают друг перед другом грандиозный спектакль подчинения и чинопочитания».

Именно это состояние и гиперболизируется создателями фильма: все заучено, отработано, «отрепетировано» — улыбки, поклоны, взгляды, позы, даже телодвижения. Иногда до гротеска — как в сцене, когда чиновники, как роботы, поочередно встают со своих мест при появлении Стивы Облонского. Почти  театр марионеток; почти гиперболизированная реализация шекспировской метафоры… Сцена бала в этом отношении — кульминация: участники танца демонстрируют просто феерические приемы хореографии, но и эта феерия предстает как апогей заданности, грандиозной «домашней заготовки». В этом контексте вызывающая театрализованность кинематографического действа не только не режет глаз, но и реализует некий «внутренний рентген» социума — поскольку именно здесь и зарождается трагедия.

Дж. Райт назвал свою «Анну Каренину» «историей личности, сорвавшейся с цепи». Имеется в виду — с цепи мертвящей псевдожизни. Трагедия героини Киры Найтли — в том, что она «выходит из сценария». Вот Вронский во время танца «ломает стандарт» — поднимает Анну над всеми танцующими и кружит ее в иной плоскости (буквально — в другом измерении). И — на мгновение возникает видение: он и Анна танцуют вдвоем, без свидетелей; кругом никого, только они и врывающаяся в их жизнь сумасшедшая любовь!.. Затем — сцена ночи любви Анны и Вронского, снятая в редком сочетании предельной откровенности и подчеркнутой деликатности: она совершенно не театрализована, она идет «вне декораций», здесь — не ритуал, но жизнь! Наконец, во время скачек, сломавшая спину лошадь Вронского валится со сцены через оркестровую яму — прямо в партер! И — истерический крик Анны: Кира Найтли, как всегда, ведет свой образ на эмоциональном пределе. В этот момент очередное «представление» рушится — на смену ему приходит настоящая драма.

И еще — поезд. Это то самое чеховское ружье, которое стреляет в финале. Образ поезда проходит несколько трансформаций: сперва — игрушечный поезд Сереженьки (опять — что-то «невсамделишное»!), затем — несколько раз возникающий перед глазами или в сознании героини реальный железнодорожный состав как коренящаяся в толще подсознания угроза. Наконец, при первом знакомстве Анны с Вронским под поезд попадает человек... В свое время философ А. Кантор точно заметил, что Толстой во многих моментах своей творческой лаборатории предвосхитил Фрейда; этот аспект также высвечивается в картине Дж. Райта многопланово и нестандартно.

Главная коллизия произведения трактуется как проблема ужасной платы, которую вынуждена платить свободная личность за попытку быть самим собой в мире восторжествовавшей социальной статики. Парадокс в том, что «общество» осуждает Анну не за сам факт «прелюбодеяния» (этим никого не удивишь!), но исключительно — за нежелание скрыть его, за заявку на откровенность. Пик трагедийности наступает, когда участником драмы становится Каренин. Его образ в исполнении Джуда Лоу непривычен для нас отсутствием хрестоматийных «каренинских» черт, но ведь у Толстого мужу Анны было всего 40 с небольшим лет (!). Он, оказавшись в двусмысленном и позорном положении, готов принять истинно христианское решение, «подставить правую щеку» и простить жену!

Но …окружающий героев мир предельно жестоко мстит им, доводя героиню до маниакальной депрессивности, толкая на страшный суицид — и не потому, что сей мир «высоконравствен» (совсем даже наоборот!). И даже не потому, что Анна своим «грехом» порывает завесу лицемерия. Все еще страшнее: эта маска всеобщей «ритуальности» есть необходимое условие существования этого мира! Отними ее — и все развалится. Так индивидуальная трагедия трансформируется в грозный социальный диагноз, поднимаясь до высот философского и нравственного «ясновидения». Внутреннее око художника за частным лицезреет общее — и, как библейский пророк Даниил, за «пиром» прозревает грядущую гибель. Этот фильм необходимо посмотреть ОБЯЗАТЕЛЬНО. И для того, чтобы соприкоснуться с оригинальным эстетическим феноменом; и для того, чтобы открыть для себя новые грани магического кристалла, именуемого Классикой. Открыть и прочувствовать ее вечную неисчерпаемость.

КСТАТИ

«Анну Каренину» Льва Толстого экранизировали почти 30 раз. Мир видел воплощения бессмертной героини в обличьях Греты Гарбо, Вивьен Ли, Аллы Тарасовой, Жаклин Биссет, Татьяны Самойловой, Ирины Апексимовой, Татьяны Друбич, Софи Марсо…

[photo]688[/photo]