Согласно исследованиям кафедры социальной психологии Гуманитарного университета Екатеринбурга, у большинства россиян есть мощный психологический барьер в восприятии этой темы.

Целый ряд неосознаваемых установок, которые приводят либо к нежеланию думать об этом, либо сильно осложняют процесс получения этих данных и опыта. При этом за последние 10 лет в России в три раза выросло количество человек, оправдывающих репрессии (данные «Левада-центра», 2007-2017 годы).

Первые три дня «Лаборатории» проектные группы работали над проблемами восприятия темы, вариантами проговаривания, смысловыми сюжетами и приемами, возможными сценарными ходами. В четвертый день показали и обсудили получившиеся «эскизы».

Палачи и жертвы в одной семье

Профессор Уральского федерального университета Татьяна Круглова рассказала в рамках проекта историю своей семьи. Один ее дед – прокурор железной дороги Семен Круглов, другой – репрессированный машинист паровоза Андрей Чистов. О том, что приговор Чистову подписал Круглов, выяснилось только в 90-е годы прошлого века.

Татьяна стала участником «Лаборатории 37/38», чтобы переосмыслить историю своей семьи. Воспоминания профессора, в том числе детские, в рамках проекта прочитали совершенно посторонние люди.

— Дед Круглов жил с нами, и мы им очень гордились. Его все знали в нашем Железнодорожном районе, хотя он уже не работал. Его приглашали в мою школу, когда шел торжественный прием в пионеры. Моя сестра записывала за ним воспоминания о встречах с Лениным. Он баловал нас и любил гулять с нами. С ним все постоянно здоровались. Ни у кого не было такого дедушки, как у меня. В нашей квартире у него был отдельный кабинет с массой интересных и красивых вещей, я там очень любила играть, — вспоминает Татьяна Круглова. — Дело Андрея Чистова только один раз смотрела моя мама, копию ей не выдавали, и мы помним только ее рассказ. После этого никакой новой информации мы не получали.

В обвинениях фигурировали диверсии и шпионаж. Он сам ушел из дому, так как ему сообщили, что его вызывают в органы, за ним не приезжали. Он не вернулся, а был обыск один раз в доме, изъяли какие-то книги. Я отчетливо представила, как уже очень немолодой человек, за 60 лет, тяжело и трудно выбивающийся всю жизнь в люди, с огромной ответственностью за большую семью, совершенно далекий от политики, начальства и партийных дел, внезапно оказывается отрезанным от всего своего мира, брошенным в неизвестность.

Теперь я уже знала по источникам об условиях содержания арестованных, о пытках и поведении следователей, и могла представить себе ужас его положения. В детстве это была просто сухая информация: жил – арестовали – посадили – умер. Я в нее не вникала.

Дед Круглов для меня чрезвычайно интересен с точки зрения того, как тогда делались карьеры, эти невероятные взлеты снизу наверх, где люди облечены властью. Хочется понять механизм. Не могу деда Круглова воспринимать как источника насилия и террора, он остается для меня винтиком в огромной машине.

Репрессии и любовь

Московские фотографы Оксана Юшко и Артур Бондарь рассказали историю Людмилы Хачатрян, репрессированной «за связь с иностранцем».

Людмила Алексеевна родилась 31 декабря 1929 года в Москве. В 1946 году познакомилась со слушателем Академии имени Фрунзе, гражданином Югославии Радойца Ненезичем, за которого в 1947 году вышла замуж. В том же году Ненезича отправили на родину, а Людмила была отчислена с первого курса ГИТИСа, арестована и приговорена к 8 годам исправительно-трудовых лагерей. В 1954 году Хачатрян была условно-досрочно освобождена и в том же году реабилитирована.

Оксана Юшко и Артур Бондарь неоднократно встречались с Людмилой Хачатрян, которой сейчас 89 лет. Они фотографировали ее и записали с ней ряд видеоинтервью.

Участники лаборатории переосмыслили эту историю при помощи театра теней. Роль Людмилы и ее югославского возлюбленного сыграли школьники. Зрителям видны были только силуэты подростков на фоне белой простыни.

Логистика террора

Екатеринбургский журналист Семен Чирков решил рассказать про 10 марта 1938 года. В тот день на 12 километре Московского тракта, где сейчас находится Мемориал жертв политических репрессий, были захоронены 425 человек.

Не имея архивных данных, как это было на самом деле (информация о технологических обстоятельствах смертных казней до сих пор засекречены), Семен восстанавливал события того страшного дня по крупицам.

— Я рассчитал, сколько транспорта нужно было задействовать, чтобы доставить 425 человек к месту расстрела. Минимальное время, которое требовалось на убийство одного человека. Число патронов, необходимого оружия и количество исполнителей – сотрудников НКВД, необходимых для того, чтобы они справились с этой задачей. Все свои расчеты и арифметические формулы я заранее написал маркером на стене, покрыв ее всю цифрами и буквами. А когда в зале, где находились зрители, зажегся свет, я начал комментировать свои письмена, – рассказал про свой перформанс автор.

Судя по реакции, через спокойное описание механического, конвейерного процесса уничтожения людей, Семену удалось задеть зрителей. Кого-то ужаснуть, кого-то – спровоцировать на спор. Но всех участников лаборатории художественное переосмысление этой темы заставило задуматься.

Отметим, что всего в итоговом показе «Лаборатории 37/38» было девять проектов.