Блокадных детей спасло самопожертвование родителей
Еще год назад в Свердловской области проживали 485 человек, которые отмечали День снятия блокады Ленинграда как второй день рождения. Но время и болезни делают этот список короче с каждым годом, тем ценнее свидетельства ветеранов о пережитом.
Анверу Мамину было всего 4 года, когда немцы взяли в осаду его родной Ленинград. Отца, проходящего службу в армии, в 1941-м направили на передовую. 26-летняя мать работала дворником, изо всех сил стараясь спасти семью от голодной смерти.
Маленький Анвер тоже как мог добывал себе пропитание. Вспоминает, как мальчишки, словно орава воробьев, слетались на хлебные крошки, рассыпанные возле булочной. Самыми шикарными находками стали однажды кусочек гнилого апельсина и восковая оболочка от сыра. Впервые попробовав такие лакомства, Анвер пообещал себе, что, когда вырастет, будет есть только их.
— Помню, мать обменяла свой пуховый платок на килограмм картошки, принесла домой и ушла на работу. Я залез в мешок, съел сначала одну штуку, потом вторую — как яблоко. И весь килограмм слопал! Как мать меня отлупила! — рассказывает Анвер Николаевич. — И не из-за того, что ей было жалко этой картошки, а потому, что она испугалась, что у меня будет заворот кишок. Она все, что могла, отдавала мне. Вот почему дети в блокаду выжили — любой родитель старался сначала ребенка накормить, отрывал от себя последнюю крошку.
Первый блокадный год был самым тяжелым, говорит Анвер Николаевич. В лютые зимние морозы не было горячей воды и электричества, стаи голодных крыс нападали на людей. Ленинградцы выживали как могли, некоторые от голода теряли рассудок. В городе ходили ужасающие слухи о каннибалах, малышне строго-настрого запрещали разговаривать с незнакомыми.
Другим важным табу были игрушки и сладости, валяющиеся на улице. Немцы сбрасывали с самолетов привлекательные для детворы гостинцы, начиненные взрывчаткой. Ребятишкам отрывало руки, пальцы, уродовало лица.
Главным блокадным потрясением для пятилетнего Анвера стала смерть дедушки. Он умер от разрыва сердца, обнаружив в купленном пакете с мясом человеческую кисть.
Как с гордостью вспоминает Анвер Николаевич, за время блокады ленинградцы не срубили ни одного дерева и не тронули обитателей городского зоопарка. Для поднятия духа по весне в городе открыли бани, провели футбольный матч и филармонический концерт. Стадионы и каждая клумба превратились в грядки — жить стало веселее. У людей появилась надежда.
Прорыв блокады запомнился беспрерывным гулом канонады, которая продолжалась почти сутки.
— Было очень страшно: мы думали, что немцы пошли в наступление. Нас ведь никто не предупредил, что это наступают наши. А к вечеру по громкоговорителю объявили о разрыве блокадного кольца. Потом был салют — одновременно 324 орудия палили. Все, кто мог, вышли на улицу. Люди плакали, радовались. Этот день мне хорошо запомнился. Так же, как День Победы, — не в силах сдержать слез, заключает Анвер Мамин.
Отец вернулся живым в июне 1945-го. Однако счастье в семье Маминых длилось недолго. У мамы Анвера из-за пережитого во время блокады начались проблемы с психикой.
Анвер выучился на железнодорожника, практику проходил в Первоуральске. Ему так понравилась уральская природа, что он попросил направление в Свердловскую область. Так Мамин оказался в Нижнем Тагиле.
52 года Анвер Николаевич проработал в железнодорожном цехе НТМК. С любимой женой Клавдией Николаевной прожил 55 лет, воспитал двоих детей — Татьяну и Андрея. Сейчас у тагильского блокадника трое внуков и трое правнуков.
В позапрошлом году пожилой мужчина огорошил свое семейство, сделав сразу 4 татуировки, напоминающие ему о блокадном детстве. Изображение грузовой «полуторки» Анвер Николаевич посвятил отцу, работавшему водителем на Дороге жизни.
80-летний ветеран, чудом, как он сам считает, выживший в голодном Ленинграде, радуется каждому новому дню. Он ходит на фитнес, в баню, занимается садом. Его энергии и оптимизму можно только позавидовать.
— В блокадном Ленинграде я получил прививку к жизни, которая радует меня во всех своих проявлениях. В этом отношении я счастливый человек, — улыбаясь, заключает наш герой.