Да-да, не удивляйтесь. Если в нашей стране этот обувной бренд был синонимом низкого качества, модницы Парижа, Лондона, Мадрида восхищались туфельками марки «Ural shoes». А у истоков этой марки стоял наш земляк Георгий Бушуев.

По стопам Ваньки Жукова

На этого человека я вышел случайно, когда разрабатывал тему к Дню памяти жертв политических репрессий. Мне в руки попали воспоминания его дочери Татьяны, в замужестве Мельниковой, переданные в музей истории Шалинского района. В них, в частности, сообщалось, что уроженец Сылвы, в годы Гражданской войны буденовец, а после выдвинутый на хозяйственную руководящую работу, в 1934 году по анонимному доносу получил пять лет лагерей «за организацию и пропаганду буржуазного опыта ведения хозяйства». По сути же, заведующему городским отделом народного питания Асбеста Георгию Бушуеву впаяли срок за организацию при горно-обогатительном комбинате и заводе асбоцементных изделий подсобного хозяйства, благодаря которому рабочие смогли получать бесплатно молоко за вредность, в столовых появилось усиленное питание. Зэк Бушуев отбывал срок в Дмитлаге на строительстве канала Москва — Волга, а по завершении строительства в 1937 году был досрочно освобожден и отбыл в родные края.

После личной встречи с Татьяной Мельниковой выяснились неофициальные подробности того освобождения.

— Папа рассказывал, что условия работы и содержания были жесточайшие, — вспоминает Татьяна Георгиевна. — Папа уцелел, лишь благодаря навыкам сапожника. Его еще десятилетним мальчишкой отдали в ученики сылвинскому сапожнику.

Позже, вспоминая о тех днях, Георгий Максимович сравнивал свое житье-бытье с тем, что было у горемыки Ваньки Жукова, описанного Чеховым: и ребенка качал, и в лавку бегал, и подзатыльники получал… Но и ремеслу обучился, да такому, что и жизнь, считай, спасло, а после стало делом всей жизни. В Дмитлаге заключенный Бушуев днем наравне со всеми бетон и глину ногами месил, а ночью вертухаям сапоги чинил, а кому и новые шил, взамен ему «жрать давали». Только этим и выжил. Хотя не факт, что дотянул бы до окончания срока.

— Мама, Антонина Васильевна, у нас из Кыштыма, из купеческой семьи, — рассказывала дочь Бушуева. — Ее отец успел всем детям раздать по горсти золотых червонцев до того, как все экспроприировала новая власть. У мамы было несколько монет, еще собрала по братьям-сестрам, а потом поехала в Дмитров и выкупила отца из лагеря. Оформили досрочное освобождение, конечно, как положено, — «за ударную работу».

Френч сменил на гимнастерку

Рассказ дочери сопровождается показом семейных фотографий. На всех фото начиная с 40-х годов, Георгий Бушуев предстает абсолютно лысым и во френче. Интересуюсь, чем это вызвано, данью какой-нибудь моде тех лет?

— Да какая там мода?! — слышу в ответ. — Видите, перед арестом какая шевелюра у него была, а вернулся без волос и зубов, и всю жизнь с гноем кашлял — эмфизема легких. А френч, их тогда «сталинками» называли, это действительно что-то сродни моды, или скорее — стиля тех лет.

На воле надо было куда-то трудоустраиваться. Казалось бы, человеку с уголовным прошлым, исключенным из партии, сделать это было не просто. Но рукастого и смекалистого сапожника уже через 12 дней после освобождения приняли обувщиком-контролером в Свердловскую мастерскую индивидуального пошива при недавно организованной фабрике «Уралобувь». Уже тогда ателье шило обувь по спецзаказу для местной элиты и даже располагалось не в основных корпусах в районе УПИ, а в самом центре города, под боком у заказчиков, на этом месте сейчас располагается торговый центр «Мытный двор».

Карьера обувщика едва не была прервана войной. Призыву Георгий не подлежал, так как ему был уже 41 год, но осенью призывной возраст пересмотрели, и ему пришла повестка. Но тут снова профессия вмешалась. Уже когда солдаты погрузились в вагоны для отправки на фронт, по цепочке пробежал вопрос: «Есть сапожники?!». Так рядовой Бушуев остался в Свердловске. И хоть ему не довелось понюхать пороха и слышать разрывы снарядов и свист пуль, эти годы и ему дались нелегко.

Дочь вспоминает, что за три с лишним года отец лишь два раза был в суточном отпуске. Первый — в 1943 году, и то почти все время спал, работать приходилось по 20 часов в сутки, производственные казармы же находилось где-то в районе нынешнего 32-го военного городка — не наездишься. А вернулся он с трудового фронта лишь 8 мая 1945 года. Этот день пятилетняя Таня запомнила еще и потому, что когда отец на радостях подбросил ее в воздух, она пребольно ударилась головой о потолок — потолки в комнате были низкие.

С Жуковым на «ты»

Коммунальная квартира, оказывается, была в том доме на улице Толмачева, где в настоящее время располагается музей «Литературная жизнь Урала XIX века». Пятнадцать квартир. Не соседи — одна большая дружная семья. Татьяна Георгиевна не помнит, чтобы хоть раз поругались между собой. Сейчас, когда даже с соседями по площадке не больно-то знаются, в такое верится с трудом.

— Помогали друг другу чем могли: кто-то всему дому окна красил, другой — одежду чинил… А папа — тот всем тапочки шил, — вспоминает Татьяна Георгиевна.

Но был у знатного сапожника один особый клиент. Маршал Жуков. Снимать мерку знаменитый полководец, в период опалы с 1948 по 1953 год командующий Уральским военным округом, приезжал прямо в коммуналку. Было это в 1952 году.

— Папа считал, что нельзя быть подобострастным, — вспоминает дочь о событиях, свидетельницей которых была сама. — Георгий Константинович присылал за ним ординарца на работу, но тот отказался ехать — заказов много. Велел сказать маршалу, что если есть нужда, пусть к нему домой в воскресенье приезжает. Тот и появился, что стало для всех большой неожиданностью.

У Жукова одна нога, скажем так, была нестандартная после ранения осколками гранаты в 1919 году, и обувь приходилось шить на заказ. «Я на минуту», — объявил с порога маршал, видимо, намеревался лишь дать сапожнику снять мерку. А задержался на час или даже больше. Когда свою работу хозяин дома справил, то выставил на стол бутылку водки, мама — вареной картошки на закуску. «Садись», — прозвучало приглашение. Рядовому маршал отказать не смог.

Дочь с младшим братом Михаилом  сидели тут же, в углу комнаты, но о чем шел разговор за столом, не помнит. А поговорить мужикам (обращались они друг к другу на «ты», но по имени-отчеству), надо полагать, было о чем: почти ровесники — Жуков на 4 года старше, оба кавалеристы во времена гражданской, опять же у Бушуева тоже было ранение в ногу во время польского похода.

Шарташский скрип

Запомнился еще один момент. Заказчик потребовал, чтобы сапоги обязательно были «со скрипом». Ну, этому-то Георгия Максимовича учить не требовалось. Он и сам такую обувь носил, и домашние тоже. Жене приходилось свою и детскую обувь на мокрую тряпку ставить, чтобы избавиться от фирменного бушуевского скрипа. Причиной этого звука была береста, которая вставлялась в подошву. За берестой для маршальских сапог мастер ездил куда-то специально на Шарташ, где была березовая роща.

— Только на мокрую тряпку ее никогда не ставь, — напутствовал он Жукова, отдавая заказ, помня приемы супруги. — Скрип пропадет.

Тезка пожал руку, сказал: «Спасибо», да с тем и убыл. Не заплатил за работу. Досталось мужу от жены за такой подарок, ведь на высшего сорта материал ушла почти вся месячная зарплата на тот момент уже исполняющего обязанности директора ателье.

— Что ж ты денег не попросил, как жить-то теперь будем?!

— Да как я мог? Это же Жуков!

Отчего свекровь расстроилась

Высказываю предположение, что хоть жили Бушуевы небогато, но наверняка обувь носили самую модную в Свердловске.

— Верно, — живо откликается Татьяна Георгиевна. — Первые высокие каблуки-гвоздики в городе у меня, первые стильные сапоги — тоже. Только уже без всякой бересты (смеется). Приходила в университет (училась на историческом в УрГУ), так сразу ох да ах слышала. Потом босоножки-переплетки пошли. Отец пускал в ход отходы — обрезки различных цветов: коричневый, красный, черный… Сшивал их, комбинировал. Люкс получался. Не хуже чем на экспорт шли.

— Вот это новость! «Уралобувь» на экспорт?

— Ширпотреб шел с основного производства, а из ателье — на экспорт, — подтверждает собеседница. — Как-то моя свекровь, она в филармонии работала артисткой разговорного жанра, ездила на гастроли в Париж. Вернулась счастливая… туфли заграничные купила. Я посмотрела, а там клеймо «Ural shoes»! «Мама, — говорю, — так это же наши, свердловские туфли». Она расстроилась. А я порадовалась за папу, за то, что его дело продолжается.

Что бы ни делал в своей жизни Георгий Максимович Бушуев, все было обусловлено служением делу и семье. И это не высокопарные слова. Подросшую дочь, после разоблачения культа личности пускающуюся в критику прошлых лет, одергивал: «Ничего не понима-а-а-аешь! Такую страну надо было поднимать из руин, как тут без того, чтобы щепки не летели?». Это «не понима-а-а-аешь» комсомолка Таня слышала и когда оговаривала отца за то, что перед тем, как сесть за стол, он читал «Отче наш». Теперь она понимает, что он был прав.

[photo]4499[/photo]

Георгий Жуков любил сапоги со скрипом.

Фото из архива Татьяны МЕЛЬНИКОВОЙ.