Большой роман превратили в «мыло» про интим, но…
Окончившаяся на Первом канале трансляция нового сериала Влада Фурмана «Таинственная страсть», по последнему, неоконченному роману Василия Аксенова о «шестидесятниках», стала событием настолько неординарным, что отклики на этот факт сразу же превратились едва ли не в самую обсуждаемую тему прессы и блогосферы.
И это — закономерно: перед нами — факт не только искусства, но и большой социальной значимости.
Надо сказать, что чуть ли не большинство отзывов — не просто критические, а резко отрицательные. Большинство претензий к ленте — откровенно субъективные. Но есть один пункт, мимо которого пройти совершенно невозможно, — это обвинения в недопустимо вольном обращении с литературным первоисточником. Действительно, при сравнении с романом Аксенова выясняется, что авторы фильма пошли на гораздо большие издержки, нежели те, которые считаются допустимыми при съемках картин «по мотивам».
Во-первых, общая коллизия ленты развернута в сторону не социальную, как в романе, а любовно-интимную. В центре повествования оказался высоковольтный роман главного героя с прекрасной и страстной Ралиссой, ее в характерной нервно-эротической тональности играет Юлия Пересильд. Фактически генеральной линией становится «любовь с препятствиями» — что в определенной степени выводит фильм в разряд типично сериальной продукции, с ориентиром на вполне определенную аудиторию…
Кроме того, комментатором действия по воле авторов становится сам Аксенов (в исполнении Л. Кулагина): критики уже заметили, что те максимы, которые артист озвучивает от имени автора романа, не совпадают с мыслями писателя! Например, экранный Аксенов сетует, что от дискуссий своих героев «правительству было ни жарко ни холодно» (читай — все это абсолютно бесполезно). Между тем Василий Аксенов никогда бы не встал на такую позицию, дезавуирующую всю жизнь его поколения и его собственную…
Многие сюжетные линии романа подверглись откровенной переделке: так, кинорежиссер Кочевой, прототипом которого был знаменитый кинодокументалист Роман Кармен, у Аксенова выведен ортодоксальным коммунистом, но не подлецом — каким он выглядит на экране, без малейших колебаний используя административный ресурс для уничтожения соперника в любви… Да и показ жизни «шестидесятников» вызвал серьезные критические нарекания многих компетентных в этом вопросе людей — таких, например, как Зоя Богуславская, вдова прославленного поэта Андрея Вознесенского.
Наконец… Сюжетно сериал обрывается на роковом 1968 годе, на вторжении советских войск в Чехословакию, становящемся для героев подлинным нравственным Рубиконом, — что, вообще-то, создает впечатление не закончившегося, а оборвавшегося сюжета. Но ведь в романе Аксенова все обстояло совершенно иначе! Для его героев подавление «Пражской весны» было не «финитой», а важнейшей этической и поведенческой развилкой — за которой прочное прежде «оттепельное братство» начало рушиться… Да и в контексте увиденного — «таинственной страстью» является любовь, и только она. Однако само название аксеновского романа заимствовано из стихов Беллы Ахмадулиной, где были такие страшные строки: «Ну что ж, ну что ж, да не разбудит власть вас, беззащитных, среди этой ночи. К предательству таинственная страсть, друзья мои, туманит ваши очи». То есть — философия «литературного завещания» Аксенова обращена к проблемам гораздо более общественно значимым и трагическим, нежели это представили нам с экрана. Конечно, в кинематографе «волюнтаризм» по отношению к литературной первооснове — явление частое. Достаточно хотя бы вспомнить фильмы А. Тарковского «Солярис» и «Сталкер». И все же… Проза В. Аксенова — большая литература, и по отношению к ней дозволено далеко не все.
И все-таки, несмотря на все вышесказанное, имеет смысл оценить премьеру в положительном ключе! Потому что в фильме присутствуют два момента, придающих картине огромную ценность в контексте современности. Во-первых, «Таинственная страсть» фактически адресована нынешнему молодому поколению — практически ничего не знающему и не помнящему ни про «оттепель», ни про «шестидесятников». И здесь гораздо важнее — та мотивация к узнаванию, к которой направлен пафос ленты. А во-вторых, картина В. Фурмана почти «по-диссидентски» смелая: даже странно, что сериал вообще пробился на Первый канал… Экранизация — до невозможности «не трендовая» для нынешнего общественного бытия. Одно это заставляет снисходительно отнестись ко многим недостаткам постановки — тем более что позитивных моментов здесь тоже предостаточно.
…Хрущевская оттепель — время поистине уникальное. Впервые за три десятилетия хотя бы частично разжались железобетонные челюсти тоталитаризма, повеяло ощутимыми сквозняками свободы. Власть сама еще не определилась, до каких пределов можно расширять этот «сквозняк», до каких «рубежей» она собирается «отступать от принципов». И даже Хрущев — «тюрьмы раскрывший, сам раб еще» (по пророческим строкам А. Вознесенского). Но — молодая поросль творческой интеллигенции не желает вникать в эти условности. Она искренне, подчас наивно, поверила в возможность свободы — и в результате рождается эстетическое и даже политическое чудо под названием «шестидесятничество». Мы видим молодых, дерзких и безумно талантливых творцов этой культуры — под вымышленными именами, но в которых с легкостью узнаются исторические прообразы. Ян Тушинский (Евтушенко), Нелла Аххо (Белла Ахмадулина), Антон Андреотис (А. Вознесенский), Роберт Эр (Р. Рождественский), Кукуш Октава (Булат Окуджава), Яков Процкий (И. Бродский), Влад Вертикалов (В. Высоцкий), Генри Известнов (Эрнст Неизвестный), Мари Эжен (Марина Влади)… И, разумеется, главный герой Ваксон — в котором совершенно прозрачно читается сам Василий Аксенов…
Они молоды, идеалистичны, обуреваемы юной бесшабашностью. Их линия поведения подчас определяется вольными нравами богемы. Они не могут не влюбляться — в силу чего их личная жизнь подчас похожа на предынфарктную кардиограмму. В частности, герои несколько раз «рокируются» со своими возлюбленными… Здесь — сразу несколько очень удачных актерских работ: у С. Безрукова (Вертикалов), Ф. Янковского (Тушинский), А. Морозова (центральная роль Ваксона), но прежде всего тон здесь задает Чулпан Хаматова в образе Неллы Аххо. Эта роль — главная удача ленты: героиня Ч. Хаматовой, даже внешне похожая на Ахмадулину, — пленительная и суперэмоциональная, живущая поэтическим вдохновением и любовью, феминистка и «эмансипэ», становящаяся для всех своих друзей ангелом-хранителем и возлюбленной одновременно, экспериментирующая в личной жизни так же смело, как и в творчестве. Зачастую — почти на грани «лесбоса», что вызывает такую исступленную реакцию ее второго мужа, писателя Марка Аврелова, прототипом которого был Юрий Нагибин…
Все эти богемные метания — та самая ситуация, «когда не требует поэта к священной жертве Аполлон» (по знаменитым стихам Пушкина). Для творца «подлинным существованием» (в философском смысле) всегда было, есть и пребудет творчество… И юным поэтам «оттепельной» поры выпала, говоря словами О. Мандельштама, «гремучая доблесть»: они создали великую поэзию, внесли свою звонкую лепту в мировую культуру.
Но трагедии «шестидесятников» — в том, что тот глоток свободы оказался эфемерным. И, по признанию самого Аксенова, его роман — не только о том, как его герои жили, творили и любили, но и о том, как им приходилось отбивать свирепые атаки государственной машины. Мы видим персонажей картины как раз в тот трагический момент, когда «оттепель» начинают «подмораживать». Одно зловещее предзнаменование за другим. Вот омерзительная травля Пастернака. Вот мракобесный суд над Бродским. Вот печально знаменитый скандал в Манеже. Вот хамские «наезды» Хрущева на молодых поэтов. Вот, наконец, свержение самого Хрущева — ставящее крест на всех надеждах «оттепели»…
Героям приходится ежечасно бороться за свое творчество, за свою отвоеванную приватную сферу, за право быть свободными личностями в несвободной стране. И все-таки до самого позорного пражского финала никто не верит, что возможна «ресталинизация», пусть в «геронтократическом брежневском варианте, что следующего глотка свободы придется ждать новые 20 лет, что свои идеалы творцы смогут обрести только за рубежом. И еще — главный, самый болезненный рубеж, который им предстоит перейти. Развенчание иллюзий насчет «социализма с человеческим лицом», насчет того, что «Сталину» можно противопоставить «Ленина». За этой пограничной чертой — принципиально новое состояние, иное политическое и творческое кредо, и к такой болезненной модуляции — готовы отнюдь не все, на это надо решиться…
Финал оставляет нас наедине с героями в момент этого судьбоносного выбора. «Танки идут по Праге… Танки идут по правде» — строки из стихотворения Евтушенко, написанного в те самые страшные дни. Дальше — развилка, которая определит всю дальнейшую жизнь того удивительного поколения. Одни пойдут хотя бы на внешнее примирение с режимом, при неизбежных тяжелых компромиссах в творчестве (Евтушенко, Рождественский, Вознесенский). Другие уйдут во внутреннюю эмиграцию, замкнутся в своем лирическом мире (Ахмадулина) или обрекут себя на творческое молчание (Окуджава). Третьи — выберут политическое или как минимум эстетическое противостояние с системой, самый известный пример последнего — Высоцкий. И для большинства такой выбор обернется добровольной или вынужденной эмиграцией (Аксенов, Бродский, Эрнст Неизвестный). Но их творческие свершения и человеческий выбор не были бессмысленными. И каждый из них сможет сказать о себе грозными строками Высоцкого: «Мы — тоже дети страшных лет России».