И если основная часть обывателей покупали участки для застройки за свои кровно заработанные деньги, то сотрудники Верх-Исетского завода получали землю на Нагорной улице в собственность в дар от графини Надежды Александровны Стенбок-Фермор. Одним из первых такой милости был удостоен мастеровой завода Н. Ф. Кузнецов, которому выдали 6 июля 1883 года все необходимые бумаги, составленные пермским нотариусом и мировым судьей пятого Екатеринбургского округа.

Кто же жил на улице, названной по имени Нагорной кладбищенской церкви 1822 года Верх-Исетского завода? Угловой дом номер 3 занимала некто Какарцева, а рядом с ней проживали мещане Сведенцевы — Алексей Фадеевич и Мария Ерофеевна. За деревянным забором дальше по улице обитала домовладелица Палымова. Напротив, в особняках под номерами 6, 8 и 10, можно было «застать» Петровского, Сухомясова и Колмогорова. В последнем, десятом доме Колмогоров жил вместе с крестьянином Андреем Никитичем Коневым.

По нечетной стороне Нагорной улицы жила дама по фамилии Трусова. Ее соседями в тринадцатом доме были мещанка Анастасия Семеновна Лыжина и крестьянин Порфирий Семенович Алехин, а также прапорщик Александр Михайлович Сакалев. В совместном владении оказался еще один дом на улице — № 19. Его делили между собой мещанин Порфирий Петрович Фролов и крестьянин Григорий Семенович Юшков. Соседями их были мещанин Павел Семенович Хватков и Алексей Алексеевич Портнягин.

В общем, текла тихая размеренная жизнь заводской поселковой улицы, на которую несколько раз случайно забегал, еще будучи мальчиком, будущий писатель Павел Петрович Бажов. Но целью его были совсем не дома на Нагорной, а колокольня кладбищенской церкви, с которой, если договоришься со сторожем, хорошо смотреть на окрестные достопримечательности.

Известно, что последней жительницей, кому выдали паспорт с пропиской на улице Нагорной перед революционными событиями 1917 года, была Анфиса Ивановна Пермякова, поселившаяся в 1915 году в 37-м доме.

Но незадолго до этого улица Нагорная стала местом, которое было тесно связано с подпольной работой первых уральских большевиков, а точнее, с деятельностью подпольщика Н. Камаганцева, которому местные революционеры дали кличку Кузьма. На его квартире в годы первой русской революции оборудовали подпольную типографию, которую в итоге обнаружила местная полиция.

Вот как вспоминал об этом сам герой: «Из квартиры общества техников мне пришлось переехать на свою, по Нагорной улице. У меня часто собирались и проводили кружки. 17 февраля 1906 года было назначено заседание кружка. Еще не все товарищи явились, пришли: Шишка, Сенька (молодой еврей), Катя Денисова и пропагандист товарищ Василий (Столяр) — как нагрянула полиция, разыскивавшая Денисову по делу Дины Поляковой (которая была уже арестована). Видя, что у нас что-то вроде собрания, жандармы начали допрашивать: «что за люди?», «как попали сюда» и прочее. Товарищ Василий, к которому они больше обращались, отвечать на вопросы отказался. Тогда жандармы заподозрили, что это революционный кружок, и начали производить обыск. У меня в то время было много литературы: «Буревестник», «Молот» — и были некоторые нелегальные брошюры, например: «Две тактики» Ленина и несколько прокламаций, в том числе две резолюции областной партийной конференции, на которой я был участником от «Макаровского района».

Ничего не взяв, кроме брошюры Ленина, резолюций и номера «Зритель», жандармы обратили внимание на находившийся у меня чемодан, принадлежавший товарищу Михаилу Чистякову (он же Вилонов). Чемодан был закрыт, а ключ находился у Чистякова, жившего в то время в библиотеке Решетникова. На вопрос: «Чей это чемодан?» — я сказал, что он принадлежит мне и в нем находится белье, а ключ потерян. Затем жандармы попросили нас одеться и повели во вторую часть полиции. Доложивши начальству, они оставили нас в приемной без охраны. Воспользовавшись этим, товарищ Столяр ушел, оставив в участке шапку. Нас держали в полиции с 10 часов утра до 7 часов вечера. В это время на наших квартирах производились обыски. После нашего ареста жена моя успела спрятать все, могущее быть уликами, и предупредила всех товарищей, чтобы не ходили в нашу квартиру, — в квартире была устроена засада. Целых три дня дежурили жандармы, но никого не дождались. Нас около 8 часов повели в тюрьму…».

Но все же наступили революционные годы, и в дома верх-исетских обывателей начали прибывать новые постояльцы. На смену состоятельным домовладельцам приходили другие жильцы, которым новой властью выдавались «Ордера на право занятия квартиры». Одним из первых, кто получил такой документ с «Нагорным» адресом, был некто П. О. Моисеев и восемь его родственников.

С начала же 1930-х годов Нагорная начала менять свой патриархальный вид. Власти Свердловска решили построить здесь настоящую конструктивистскую улицу из жилых домов, учебных зданий и Дворца культуры, поручив всю работу по проектированию архитектурной группе под управлением зодчего Георгия Голубева. В один из таких новых жилых домов в 1934 году пришла немолодая женщина, в паспорте которой было написано, что она является гражданкой Японии. Это была Салия Султановна, жена младшего из знаменитых братьев-купцов Агафуровых, Кашафетдина. Приехала она в Советскую Россию по очень необычному делу — объявить об оставленном в годы революции в Екатеринбурге кладе. По новому советскому закону часть спрятанного клада приходилось сдавать Стране Советов, но часть его возвращали бывшему владельцу. Выполнив это необычное задание своей эмигрировавшей семьи, Салия поехала на улицу Нагорную, где тогда и жила семья Г. Г. Тагирова — бывшего бухгалтера купцов Агафуровых. Эту «нежданную встречу» советской семье не простили, и через три года главу семьи расстреляли как «врага народа» и «японского шпиона». Единственное, что не узнала «новая власть»: жена купца Агафурова тайно оставила часть откопанного клада матери Тагирова — Мастюре. Во время Великой Отечественной войны эти-то золотые украшения, сданные в скупку Торгсина, и спасли семью агафуровского бухгалтера от голодной смерти.

Война вообще изменила облик улицы. В учебном здании разместился госпиталь № 1710, а уже практически готовый Клуб металлистов Верх-Исетского завода, построенный архитекторами Петром Лантратовым и Леонидом Шишовым 30 июля 1941 года, спешно переоборудовали под эвакуированные кабельные заводы Киева и Москвы.

Про продукцию этого предприятия в годы перестройки местный самодеятельный поэт и композитор Евгений Петрович Шикунов сочинил даже песню, которая стала героиней одного из комедийных документальных фильмов Свердловской киностудии 1988 года:

— На холме недалеко от ВИЗа

Наш завод «Уралкабель» стоит.

Небольшой, очень скромного вида,

Но в делах на весь мир знаменит!

Провода, провода, проводочки

Служат людям везде и всегда,

Нет на карте страны даже точки,

Не служили бы где провода!

[photo300]4334[/photo300]