Его биография в некотором отношении — «силуэтная графика» с биографии страны. Родился в 1926 году в Нижнем Новгороде. Родители — из «пролетарской» среды: отец — металлург, мать — фрезеровщица. И еще очень типичная для тех лет матрица: мальчик в шесть лет остался без отца, мать второй раз вышла замуж — но и отчим умер, когда Жене было всего 17…

До Великой Отечественной войны Евгений успел окончить семилетку и в 1941 году пошел работать электромонтером. Потом четыре года трудился слесарем на заводе «Красная Этна», занимался в самодеятельности, играл джаз. В общем старт биографии — как в «литературе социалистического реализма»: так и ждешь продолжения в стиле каких-нибудь «производственных романов» типа «Цемент» или «Журбины»… Но дальше — жизненная линия Евстигнеева закручивается совсем в другую сторону!

Именно с «заводского джаза» начинается путь будущего мастера на художественный олимп. Вряд ли случайна в таком контексте знаменитая роль Евстигнеева в фильме «Зимний вечер в Гаграх». Юноша был очень музыкален, виртуозно играл на самых разных инструментах — на гитаре, рояле, даже на… вилках! И  определил свою грядущую судьбу как жизнь на театральных подмостках.

Учеба в Горьковском театральном училище, работа во Владимирском областном драматическом театре имени А. Луначарского. И  поступление сразу на 2-й курс в Школу-студию МХАТ, участие в создании студентами «Студии молодых актеров», из которой впоследствии вырос театр «Современник».

Именно там, в «Современнике», состоялся головокружительный артистический старт Евстигнеева; сыграв Короля в пьесе Евгения Шварца «Голый король», он, что называется, проснулся знаменитым. Так жизнь Евстигнеева оказалась навечно связана с двумя легендарными театрами — «Современником» и МХАТ, куда артист перешел вслед за Олегом Ефремовым в 1971 году. 45 ролей на обеих сценах — настоящая энциклопедия гениальности и мастерства! Инженер («Пять вечеров» А. Володина), Абрам Ильич Шварц («Матросская тишина» А. Галича), отец Дмитрий («Без креста» В. Тендрякова), граф («Обыкновенная история» И. Гончарова), дон Чиро («Никто» Эдуардо де Филиппо)…

И все-таки  всенародную известность Евстигнееву подарил кинематограф. Начиная с первой своей экранной роли, с Петерсона в экранизации купринского «Поединка» (1957 год), и до последней предсмертной роли Ивана Грозного («Ермак» В. Краснопольского и В. Ускова, 1996 г.), Евстигнеев утвердился как один из самых маститых мэтров отечественного синема, одно участие которого в картине гарантировало ей успех. Здесь тоже  сверкающая всеми красками череда шедевральных работ: Николай Иванович («Девять дней одного года»), режиссер народного театра («Берегись автомобиля»), Корейко («Золотой теленок»), Калачев («Зигзаг удачи»), Герман Ларош («Чайковский»), Парамон Ильич Корзухин («Бег»), Валентин Петрович Воробьев («Старики-разбойники»)…

Гений Евстигнеева складывался из, казалось бы, совершенно несоединяемых элементов, что и придавало его творчеству неповторимое своеобразие. Прежде всего это синтез предельной интеллигентности и неподражаемого комизма: такой парадоксальный тандем демонстрируют чуть ли не все работы мастера, даже залитый кровью Иван Грозный в «Ермаке» чуть-чуть комичен, уже не говоря про «железного» вице-канцлера Бестужева. Достаточно вспомнить сцену, где он во время диктовки «государственных бумаг» запускает туфлей в мышь (!). Кульминации этот образный «сплав» достигает в феерической роли профессора Преображенского («Собачье сердце»): в фильме эта роль трагична, потому что авторы знают, что будущее у героя абсолютно предсказуемо «до запятых». И при этом Евстигнеев здесь блестяще балансирует между нарочитой серьезностью и почти гротескной эксцентричностью, создавая символический «микс» между двумя образными рисунками — старого интеллигента Серебряного века и полубезумного ученого из антиутопий…

Кроме того, Евстигнеев был недосягаемым мастером в создании ролей второго и третьего плана, причем таких креативных в своей сногсшибательной экстравагантности, что они подчас запоминались даже больше, чем заглавные. Вспомните режиссера народного театра в рязановской комедии «Берегись автомобиля», и как, с какими почти клоунскими интонациями Евстигнеев подавал свои редкостные по шаржированности реплики: «Кого мы только не играли в своих коллективах! Лучше не вспоминать. Не пора ли, друзья мои, нам замахнуться на Вильяма, понимаете, нашего Шекспира?», «Слушайте, прекратите отсебятину! Во времена Шекспира не было сигарет «Друг», не было! И потом, почему вы перешли на прозу?», «Зрителей — полный стадион!»… А Хромой из «Невероятных приключений итальянцев в России»? Вся роль, строго говоря, состоит из нескольких фраз, но каких и как произнесенных! «Уйди, животное», «Не зли меня!» и особенно знаменитое «У, йе!». И  полностью состоявшаяся роль, наиболее запоминающаяся во всей ленте…

И здесь открывается главный секрет Евстигнеева-мастера: его бьющая фонтаном театральность. Именно чисто театральные секреты мастерства окрашивали его кинематографические роли особой палитрой: даже критика отмечала «раскрашивание театральными находками киноролей Евстигнеева». Достаточно вспомнить классическую сцену игры в карты из «Бега», где Евстигнеев (Парамон) и М. Ульянов (генерал Чарнота) играют фарс почти на уровне циркового представления, сочно лепя каждую деталь, чуть ли не доводя зрителя до истерики,  чтобы потом внезапно комическое обернулось трагическим… Кульминации эта особенность творческой манеры Евстигнеева достигает в образе профессора Плейшнера («Семнадцать мгновений весны») — едва ли не лучшей работы во всем творческом багаже артиста.

Абсолютная классика: профессор в Берне идет на явку  и, попав из тоталитарной Германии в демократическую Швейцарию, пьянеет от ощущения свободы. Он, пожилой человек, идет по улице раздолбайской мальчишеской походкой, пинает консервную банку, всем своим видом выражая безмерное счастье… А затем с ним происходит страшная метаморфоза: Плейшнер вспоминает, что нарушил инструкцию Штирлица; что теперь скорее всего его жизнь оборвется в ближайшие минуты, и дальше он идет навстречу смерти старческим загребающим шагом, с мгновенно поникшими плечами… Артист сыграл переход от эйфории к отчаянию одними невербальными средствами, по театральному визуально! В этом  весь Евстигнеев…

Даже уход из жизни великого артиста был предельно «театрален». Когда уже почти смертельно больной Евстигнеев в 1992 году лег в лондонскую больницу для операции на сердце, врачи на экране компьютера показали ему всю технологию предстоящего оперативного лечения, так принято в Европе. Гений сцены и экрана, точно по системе Станиславского,  внутренне «проиграл» все увиденное, «вошел в образ» и… мгновенно умер. Эмоциональная натура «вжилась» в очередной образ  и не смогла выйти из него: так Евстигнеев парадоксально сыграл свою последнюю роль… 

[youtube]CTERKXsEEQE[/youtube]