Борис Николаевич настолько им дорожил, что когда поднялся на самую вершину власти, то перевел Морщакова, который уже перешагнул седьмой десяток, в Москву и сделал управляющим делами кремлевской администрации. И отпустил на покой лишь тогда, когда тому перевалило за 75 лет.

К слову, не будь у Ельцина на первоначальном этапе такой крыши, вполне возможно, что его карьера не состоялась бы вообще. Как он сам пишет в своей «Исповеди на заданную тему», за год он получал свыше десятка выговоров. А когда его вызывали «на ковер», то не спешил каяться, а отговаривался тем, что руководствовался интересами дела. И все кончалось благополучно, так как ему благоволил второй секретарь Свердловского горкома КПСС Федор Морщаков.

В биографии будущего первого российского президента имелось темное пятно — он происходил из семьи раскулаченных. Об этом он не сообщал ни в одной из заполняемых им анкет. Но это не было тайной для чекистов, которые до седьмого колена проверяли биографии выдвиженцев на номенклатурные должности. И ходу этому компромату, как я понимаю, не давал Морщаков, который в Свердловском горкоме КПСС сидел на кадрах.

Была еще одна черта характера у Ельцина, которая явно не способствовала карьере, — он не любил подчиняться. И когда, к примеру, он был главным инженером Свердловского домостроительного комбината, то с директором у него доходило чуть ли не до драки. И понятно, что любой начальник стремился бы избавиться от такого подчиненного. Чему опять же препятствовал Морщаков, пользуясь своей партийной властью.

Но бывали истории и похуже. Так, уже в бытность Ельцина директором домостроительного комбината в Свердловске в 1966 году разрушился пятиэтажный дом, за который отвечал комбинат. По слухам, тогда Морщаков обратился за помощью ко второму секретарю Свердловского обкома КПСС Якову Петровичу Рябову. С последним он пересекался на Уральском турбомоторном заводе, откуда оба в разное время ушли на партийную работу с должности начальника цеха.

Спасло тогда то, что при обрушении строения не пострадали люди. И наказанием для Ельцина стало получение вместо ордена Ленина, к которому его представили по итогам пятилетки 1961 — 1965 годов, всего лишь ордена «Знак Почета». Но нет худа без добра: похоже, с той поры молодой и многообещающий работник попал в орбиту Рябова.

С подачи высокопоставленного покровителя он перешел на работу в обком, став заведующим отделом строительства, а потом и первым секретарем областной партийной организации. Но, что любопытно, Ельцин не испытывал к своему благодетелю никакой благодарности. Может, по той причине, что между ними существовала небольшая разница в возрасте — Рябов был старше своего протеже всего на три года, но обращался со своим выдвиженцем свысока, что самолюбивый Ельцин впоследствии не мог простить.

Стройка научила Бориса Николаевича быть жестким, и школа Рябова усилила эту черту характера. Вот как определяет свой стиль работы сам старший товарищ: «Я всегда объяснял: тех, кто не выполняет моих заданий, я могу раз предупредить, второй раз. А третьего предупреждения уже не будет. Я так говорю: или ты должен уходить, или я. Но я-то не уйду, меня может освободить только вышестоящий орган. Так лучше я тебя уберу, не стану ждать, пока насчет меня примут решение».

Что касается Морщакова, то будущий первый российский президент был моложе его на целых 15 лет, и ему с ним было легче работать. К тому же когда их должностное положение поменялось, то более старший по возрасту легко принял верховенство младшего. Ельцин сделал Морщакова первым заместителем председателя Свердловского облисполкома и самым доверенным лицом. Во всяком случае обедал первый секретарь исключительно в компании с первым зампредом.

В свою очередь Федор Михайлович окружил Бориса Николаевича хозяйской заботой. А о том, как это выглядело на практике, рассказали в своих воспоминаниях те, кто хорошо знал Ельцина в то время. Особенно показателен в этом плане эпизод, случившийся в период пребывания свердловской областной делегации во главе с Ельциным в Чехословакии.

От охотничьих ружей, которые он там увидел, Борис Николаевич ошалел: таких в Союзе отродясь не бывало. Но особенно ему запал в душу карабин «Зброевка». Уж он и прикладывался к нему, и приценивался, только денег — все одно — не было. Даже руководителю делегации в загранпоездки давали гроши. Ельцин, грустный, ушел.

А перед самым отлетом ему вдруг преподносят эту самую «Зброевку». Оказалось, что Федор Михайлович Морщаков обобрал всю делегацию, чтобы потрафить первому секретарю. Вытряс всю валюту до копейки. О чем тот никогда не узнал и долго потом рассказывал об этом, как о свидетельстве любви к нему подчиненных.

Ф. М. умел так угодить Ельцину на охоте, что тот всегда был доволен и возвращался домой в отличном настроении. Тут надо понимать, что охота была не просто каким-то приятным времяпровождением, а являлась частью тактики первого секретаря держать всех под постоянным контролем: на работе, на отдыхе, в свободное время. И даже знать про своих коллег вещи интимного характера. Чему особенно способствовала охотничья атмосфера, которую опять же умел создавать Морщаков. Ну, а главное — первый секретарь мог видеть своими глазами, что против него нет никаких группировок. Наоборот, везде и во всем полная поддержка.

— Мне приходилось участвовать в ряде охотничьих мероприятий при Борисе Николаевиче. Надо сказать, что на охоте выполнялись раз и навсегда заведенные правила, — вспоминает бывший при Ельцине секретарем обкома по промышленности Виктор Манюхин. — Существовал закон: за одну охоту не имеешь права убить более пяти уток, затем норму подняли до шести. И это соблюдали строго.

Приглашение поохотиться было своеобразной формой поощрения. Его делал по согласованию с Ельциным Морщаков. Но это доверие надо было еще оправдать. Так, при охоте на лося первый выстрел делал Борис Николаевич. Если ранил, устраивался загон, и на кого выйдет лось, тот и стреляет. Промахнуться в этом случае было равнозначно потере уважения навсегда, что значило лишиться чести быть приглашенным на следующую охоту. А могло обернуться и исключением из номенклатурного круга.

К слову, никаких излишеств не допускалось, и в карман к государству не залезали. «Справедливости ради подчеркну специально: закупка лицензии была обязательна, продукты и охотничьи напитки оплачивались из зарплаты, — пишет в своих воспоминаниях В. Манюхин. — Бывали случаи, когда при получке многих рублей не досчитывались, за что ворчали хозяйки. С учетом всех расходов мясо, добытое на охоте, стоило больше, чем в магазине. Но важен сам процесс. Тем более что это было нечасто, раза 2 — 3 в год». К слову, и эту деликатную миссию — взимание платы за удовольствие — опять же выполнял Ф. М.

Может сложиться впечатление, что Ф. М. играл при Б. Н. роль обслуги. Что, конечно, имело место, но было не главным. Гораздо важнее было то, что Морщаков обладал громадным опытом аппаратной, партийной и хозяйственной работы, которым Ельцин всегда мог воспользоваться. И современники подтверждают: пользовался. Иначе бы не выжил в бюрократических джунглях.

В то же время в команде того, кто стремился забраться на олимп, выживали только те, кто помогал шефу подняться на следующую ступеньку. И Б. Н. безжалостно избавлялся от тех, кто становился ему не нужен. Или того хуже: не справлялся с исполнением порученного. И коли Морщаков прошел с Ельциным весь путь, то, надо полагать, не только из-за того, что умел создать комфорт шефу, тут желающих и без него находилось достаточно.

Наставник обладал редкими и ценными качествами: умел хранить тайну и был предан, что называется, без лести. Не все, наверное, знают, что в 1991 году в период ГКЧП именно Морщакову Ельцин поручил организовать переезд резервного правительства в уральскую столицу и обеспечить там его работу.

Когда же Ельцин попал в жестокую опалу, то Морщаков от него не отшатнулся. Как вспоминает бывший главный архитектор столицы Урала Геннадий Белянкин, «в один из его приездов в Свердловск, когда многие считали политическую карьеру Бориса Николаевича законченной, неожиданно у меня дома раздался звонок. Звонил Ф. М. Морщаков: «Геннадий Иванович! У нас в городе Борис Николаевич, он имеет большое желание проехать по городу и посмотреть новостройки».

А ведь Ф. М. прекрасно знал о личной неприязни тогдашнего первого секретаря обкома Леонида Бобыкина к Ельцину, которая зародилась в бытность его вторым секретарем при будущем российском президенте. К тому же Ф. М. навлек еще и гнев своего непосредственного начальника — председателя Свердловского облисполкома Владимира Власова, который ревностно исполнял тогдашнюю установку «гнобить» Ельцина. И Морщаков мог лишиться достигнутого положения, но своего воспитанника не сдал.

Такие люди во многом помогли стать Борису Николаевичу на тот уровень, с которого он стартовал в Москву. И грех не вспомнить Ф. М. Морщакова в его столетие, вклад которого в формирование первого российского президента на начальном этапе был, наверное, одним из самых значительных. 

[photo300]4178[/photo300]