Советский долгострой, так и не открывшаяся гостиница «Турист», после многих лет летаргического сна попала за долги в руки одной из газпромовских структур, взявшейся ее приспособить под собственный офис.

На момент постановки проблемы Каганович и его команда как раз в этой структуре и работали, были у них и эскизы по данному объекту, но именно в то время архитекторы ушли, утратив взаимопонимание с работодателями. Ну а те в поисках проектировщиков подались в «Уралгражданпроект», директор которого Александр Чугункин в свою очередь подрядил для работы ту же самую группу, благо тема ей знакомая. Естественно, работали под псевдонимами. В итоге заказчикам понравилось: «Вот видите, есть в Екатеринбурге архитекторы, помимо Кагановича! Хотя у него, кажется, было все же поинтереснее».

[photo150]4068[/photo150]

Архитектурная проблема в данном случае вышла далеко за пределы самого здания. Пока оно стояло памятником советскому туризму, подросшее окружения превратило доминанту в недомерок, здание визуально провалилось, изуродовав при этом весь силуэт застройки.

Высотное статус-кво необходимо было восстановить. Но как быть, если надстройка в тех же конструкциях невозможна, — существующее здание не выдержит дополнительной нагрузки… Значит ее необходимо соорудить из легких конструкций, а еще дополнительно разгрузить каркас, заменив бетонные ограждающие панели современными, весящими в разы меньше.

Что до архитектурного образа, то заказчикам хотелось увенчать здание стеклянной пирамидой, как в головном «Газпроме». Но Каганович таким решением не соблазнился — не захотел делать пародию на столичный офис, тем более что, побывав там, убедился, насколько такая «стекляшка» некомфортна для людей. И все же кость любителям пирамид он бросил, но перевернул ступенчатую «ацтекскую» пирамиду вверх основанием и вписал ее в куб. Возник еще один смысл — песочные часы, что вполне уместно с учетом того, сколько времени утекло с начала строительства. При этом получившееся сооружение выглядит более массивным, что и требовалось для исправления городской панорамы. 

Единственное, что не удалось, так это сделать «табуретку» эксплуатируемой — автор полагал, что остекленная галерея в такой точке могла бы и при своей скромной высоте стать лучшей в городе обзорной площадкой. Однако хозяева не захотели пускать на свою заповедную территорию посторонних, хотя Владимир Евсеевич предложил схему «туристских троп», изолированных от служебных коридоров. 

Ну, и подсветку еще хотелось бы сделать иначе — чтобы в ночи «табуретка» воспарила над городом, но заказчик посчитал излишним тратиться на подобные чудеса.

*   *   *

На вопрос, какими еще объектами хотелось бы похвастать, Владимир Евсеевич отвечает: «Чем-то будущим». И поясняет: реализованный объект никогда не выходит точно таким, как задумывалось, всегда есть что-то, что не удалось. Поэтому всегда к радости добавляется какой-то осадок. Но радость все же остается.

Так, с большим интересом группа Кагановича работала с компанией «Уральские авиалинии», делала ей офис в Кольцово. Хотя и там не обошлось без казусов.

Задумано было, что головной кольцовский перевозчик поставит свое здание метров на 150 ближе к аэропорту, и его вогнутый фасад будет как бы распахнут навстречу дорогим гостям. Но самый козырный участок оттяпали под предполагавшееся строительство храма (как без церкви в аэропорту? Чай, все под богом летаем), пришлось отодвинуться. При этом дело не только в утрате выгодного положения, но и сама конфигурация объекта поменяла смысл: если церковь все же построят, она окажется в фокусе фасадной параболы, офис авиакомпании будет ее как бы ласково приобнимать.

Пришлось менять ориентацию. В смысле разворачивать здание, благо изначально авторы ушли от традиционного доминирования одного из фасадов. Вынужденный разворот даже подчеркнул заложенную в проект идею: здание приглашает наблюдателя обойти его со всех сторон, обнаруживая за каждым поворотом новую выразительную архитектурную композицию.

[photo]4073[/photo]

*   *   *

В практической архитектуре — той, что воплощается в кирпиче и бетоне на конкретном земельном участке, имеет сметную стоимость и т. д., всегда присутствует известное из диалектики взаимодействие: единство и борьба архитектора и заказчика (нередко к этой паре добавляется третья фигура — чиновник). Многие зодчие сетуют на то, что невежество и жадность заказчиков сплошь и рядом губят искусство. Интересуюсь у Владимира Евсеевича его личным опытом отношений с заказчиками. Ответ он начинает с примера из несколько иной области:

— Иду я как-то в сильнейший гололед и, чтобы ненароком не сшибить двух встречных бабушек, ступаю на газон, превратившийся в ледяную горку. Поскользнулся, лечу и думаю: вот ведь не повезло! Приземляюсь, однако, гораздо мягче, чем ожидал, и мысль трансформируется: не так уж, собственно говоря, и не повезло, могло быть хуже. Встаю, отряхиваюсь, смотрю на место падения… Оказывается, я приземлился точно между двумя собачьими кучками, не задев ни одной. Вот повезло-то на самом деле! С заказчиками также. Кажется, все, мрак, контакт невозможен, а потом начинаешь потихоньку работать, объяснять, обращать в свою веру… Сейчас мы делаем 163-й по счету заказ, и всего про два из них я могу сказать категорично: не повезло!

Особенно колоритные заказчики встречались в 90-е, которые принято называть лихими: в костюмах от Adidas, с золотыми цепями на могучих шеях. Именно такими были первые клиенты АБВК (Архитектурного бюро Владимира Кагановича), которое только приступило к самостоятельной деятельности на рынке. Проектировщики, остро нуждавшиеся в заказах, начали с того, что… принялись отказываться от работы и от денег — лишь бы задумка заказчиков не появилась на лике планеты Земля.

Эти ребята где-то наткнулись на эскиз башни, напоминающей шатровую церковь Вознесения в Коломенском, и захотели поставить пять таких одинаковых, четырехэтажных на смежных участках за пятиметровым забором — в качестве коттеджей для компании друзей… И даже стройматериал закупили — неликвидные панели с ДСК.

«А как ты по винтовой лестнице бильярд в башню затащишь? Сначала поднять, а потом крышу достраивать? На третьем этаже, кроме твоей спальни, ничего не поместится, в туалет на второй бегать будешь?» — «Все равно нравится. Рисуй!».

Но по мере подготовки проектов и продолжающихся бесед о нелепости затеи, запал у заказчиков иссяк. Землю они продали, с архитекторами честно расплатились за уже сделанное.

— Вот так я понял, что безнадежных людей нет, — резюмирует Каганович. — Строят те, у кого есть деньги, а деньги не обязательно приходят к самым интеллигентным и образованным. Это надо понимать и искать точки контакта.

*   *   *

А был еще случай, когда заказчик все допытывался, какой максимальной высоты здание можно поставить в данном месте, и, услышав про очередной предел, неизменно подчеркивал: с плоской крышей. Зачем? А чтобы после ухода архитектора на кровле купол достроить. Заказать проект с куполом почему-то не хотел. Ну, плоская так плоская, согласился Каганович и формально выполнил требование, но изобрел такую конструкцию плоской кровли, на какую при всем желании купол не прилепить.

*   *   *

Самая свежая и, возможно, самая важная для города из крупных работ Кагановича  —  здание «Эрмитаж — Урал», модернизация «картинки» на Вайнера, 11. Идея эта на самом деле давняя, но зазвучавшая в полный голос во время своего, так сказать, второго пришествия…

Два десятка лет назад к архитектору обратилась его знакомая, замдиректора музея Елена Ананьева: «Посоветуй, как нам использовать гараж во дворе, — площадей не хватает, а надо реставрационные мастерские сделать, хотелось бы и кафе небольшое открыть…».

[photo]4071[/photo]

Владимир Евсеевич нарисовал, как он это видел, а еще предложил гаражными площадями не ограничиваться, а перекрыть весь двор, создать большое внутреннее пространство.

— Тогда это все казалось несбыточным, размах был явно не по плечу региональному музею — вспоминает архитектор. — А в позапрошлом году Елена Владимировна приходит снова: мы, мол, стали Эрмитажем, надо вернуться к вопросу. И достает мои старые эскизы, которые, оказывается, где-то хранила все это время! Я, признаться, готов был слезу пустить, но сдержался и говорю: «Выбрось это старье, надо совершенно по-новому делать». — «Мне надо к завтрашнему дню...». Пришлось идти к Александру Якобу с этими старыми папирусами. Затем уже, получив предварительное одобрение замысла, мы с коллегами взялись за работу всерьез. Сделали все на энтузиазме. Понравилось руководителям города, показали на Иннопроме. Все, работаем дальше…

Как считает сам Каганович, парадоксальный вышел объект:

— Архитектор не всегда делает фасады, но всегда организует пространство. Здесь, кроме пространства, ничего нет — здание без единого фасада. С памятником архитектуры — старым зданием на Вайнера, 11, мы обошлись архиделикатно — вообще не тронули. Все пространство — перекрытый двор между гаражом и зданием. Мы только вытащили на уровне второго этажа  на передний план остекленную галерею, которая присоединяется к соседнему дому, — там и разместится долгожданная кафешка. Представляете: люди  пьют кофе, свет горит, заманивает на огонек.

Эту идею, кстати, оценил и главный архитектор города Тимур Абдуллаев:

― Известно, что залог успеха любого музея ― это, во-первых, правильное приглашающее пространство, а во-вторых, привлекательная экспозиция. В случае с нашим музеем первого нет, поэтому и второе не работает: попасть в ЕМИИ на Вайнера может только тот, кто знает о нем и специально идет в музей. Получается парадоксальная ситуация: большая пешеходная артерия, привлекательное здание с интересным содержанием, но полное отсутствие взаимодействия внешнего и внутреннего из-за того, что нет приглашающей входной части. Предлагаемое решение для проекта «Эрмитаж ― Урал» будет удачным в этом плане, потому что, с одной стороны, сохранен исторический контекст, но и притягательный объект тоже создан.

Собственно эрмитажная коллекция разместится в нижнем зале, в котором во время войны и хранились эвакуированные картины. Посещать этот зал прежде было невозможно: и заходить неудобно, и, главное, там располагались реставрационные мастерские, для которых спроектировали отдельный корпус поблизости. Теперь появится нормальный вход на первый этаж из бывшего двора, превращенного в рекреационные пространства, через окна, превращенные в двери (на заднем фасаде, не являющемся предметом охраны в составе памятника, это возможно).

А еще архитекторы открыли чердак. Сначала именно совершили открытие, обнаружив там удивительные по красоте конструкции стропил, недоступные взорам публики. И решили открыть зал-чердак для посещений, загрузив его артефактами, проще говоря, старьем из запасников, которое никогда не выставлялось: старая мебель, чугунное литье… Разумеется к этой винтажной экспозиции тоже потребовалось спроектировать хороший вход — с лифтом и эскалатором.

*   *   *

Получилось, что парадоксальным бесфасадным решением Каганович разрушил парадоксальную ситуацию, о какой говорил Абдуллаев.

Вообще создавать и разрушать парадоксы — это в практике Владимира Евсеевича случалось не раз: можно вспомнить ту же «табуретку» или привести в пример нереализованный проект реконструкции гостиницы «Октябрьской». Там архитектор решил уйти от историко-политической трактовки названия в пользу сугубо календарного прочтения и нанес на подсвеченный изнутри фасад дополнительного этажа изображение осенних листьев, попутно приблизив объект к стилистике окружающей среды — дендропарку.

Однако задавать себе наперед поиск именно парадоксального решения — это нелепо, считает Каганович. Парадокс потому и парадокс, что возникает неожиданно. Скажем, в качестве счастливого выхода из творческого тупика, куда порой заходишь, работая над проектом. Если упираешься в стену, которую никак не обойти, можно попытаться отказаться от уже пройденного этапа (хотя и жалко!) и попытаться зайти совсем с другой стороны. Или перепрыгнуть преграду.

Но есть вокруг нас и парадоксы иного рода, созданные самой жизнью, перепрыгнуть через которые не удается поколениям зодчих.

— Мы любим наблюдать современную архитектуру, которая для профессионалов может представлять очень большой интерес, — размышляет Владимир Каганович. — Но приехал в новый район, сфотографировал — и уехал, чтобы часами потом бродить по улочкам старого города, долго сидеть на одном месте за чашкой кофе, созерцая виды, вовсе, может быть, и не содержащие особых архитектурных шедевров. Это вопрос среды. Тут и масштаб имеет значение, причем первоочередное, и история места, и наличие каких-то неожиданных деталей ручной работы, хранящих отпечаток времени и личности. На подкорку действует. Возникает общее ощущение гармонии…

Можно ли в принципе воссоздать подобную гармонию в современном архитектурном контексте? Во-первых, необходимо ее почувствовать. А для этого — ездить и смотреть. И не только по заграницам: в Суздале, Каганович, например, бывал неоднократно. Ибо впечатляет. Речь, разумеется, не о том, чтобы что-то заимствовать напрямую: копирование запросто может превратиться в карикатуру, в любом случае ты обречен делать что-то свое, какие бы источники ни питали твое воображение.

Но как славно растянуться на откосе у речки Каменки, смотреть на эти шатры и луковки, подымающиеся над зарослями крапивы и покосившимися заборами, — и ничего тебе больше не надо. А каким образом преломится все это в твоем творчестве и отразится ли вообще — это дело темное.

[photo]4069[/photo]