Уроженец Саратова, он пишет книгу о музыкальной жизни своего города и попросил узнать, какие документы о бывших саратовцах есть в госархиве Свердловской области. Особенно его интересовала фигура балетмейстера Владимира Кононовича.

Углубившись в архивные документы, я поняла, чем вызвано внимание к этому человеку. С Владимиром Кононовичем-Горбацким связано не только сложное время существования нашего Оперного театра в конце 1930-х и в годы военного лихолетья. Именно при нем в Свердловске родились два совершенно новых балета — «Суламифь» Бориса Асафьева (1941) и «Каменный цветок» Александра Фридлендера (1944), причем первый был поставлен им самим.

Начавшийся в предвоенный период подъем свердловского балета во многом был связан именно с появлением Владимира Кононовича, который был приверженцем классического спектакля с приоритетом танца, а не пантомимы, готовой в те годы захлестнуть сцену. Еще недавно танцовщицы и танцовщики выступали в основном в балетных сценах из опер. В конце тридцатых, когда стационировались театры (начинали работать на основе постоянных трупп) и численность артистов балета была увеличена, у постановщиков появилась возможность работать над крупными самостоятельными спектаклями.

Правда, это было уже второе появление Владимира Кононовича в нашем театре. Во время первого, в сезоне 1926—27 годов, он был танцовщиком, а вот в 1939 году (работал до 1946-го) был принят на пост главного балетмейстера.

Его трудовая деятельность началась еще в 1917 году — он выходил на сцену артистом драмы и балета в Кронштадте, Ленинграде, Петрозаводске, Киеве, Москве, Самаре, Баку, Новосибирске, Ташкенте и других городах.

Практически одновременно с Кононовичем в свердловском коллективе появилась настоящая звезда — Нина Млодзинская. Она дебютировала в партии Марии в «Бахчисарайском фонтане» Бориса Асафьева, уже шедшем в театре, сразу же подняв уровень спектакля не только совершенством техники, но и свойственным ей особым лиризмом. Вскоре зрители увидели Нину Федоровну в премьере нового главного балетмейстера — «Раймонде», а потом в «Песне Сольвейг» и «Суламифи», позднее — в «Каменном цветке», поставленном Константином Муллером.

Балет «Суламифь» был специально написан Борисом Асафьевым по заказу театра. Основа его — одноименная повесть Александра Куприна о любви царя Соломона и простой девушки с виноградника Суламифи. Насыщенная страстями легенда давала почву для создания поэтичного спектакля, в котором было все — любовь, ревность, преступление (убийство соперницы по повелению жены Соломона царицы Астис). Дуэт Суламифи (Нина Млодзинская) и царя Соломона (Николай Орешкевич) надолго остался в памяти зрителей. В этом спектакле вся постановочная группа была первоклассной — дирижер Арнольд Маргулян, режиссер Иосиф Келлер, художник Владимир Людмилин…

Что касается Медной горы Хозяйки в балете с музыкой свердловского композитора и дирижера Александра Фридлендера (премьера 5 августа 1944 года), в воплощении этой партии Млодзинская вновь встала в ряд с выдающимися русскими балеринами.

Нина Млодзинская (1905—1997) происходила из дворянской семьи, коренная петербурженка. В 1923 году окончила Петроградское хореографическое училище и до 1939 года танцевала в Ленинградском театре оперы и балета (Мариинском)… Что же за непонятный поворот судьбы? Знаменитая ленинградская сцена, и вдруг — провинция. Все просто — бывшая дворянка, полька по национальности, католичка, Млодзинская была репрессирована и выслана в Магадан. Ее муж Григорий Комарович (солист-премьер Свердловского театра музыкальной комедии) предпринял немало усилий, чтобы облегчить ее участь, и добился, чтобы ей разрешили приехать на Урал, — проживание в столице и крупных городах европейской части России таким, как она, было запрещено.

Но вернемся к Владимиру Кононовичу-Горбацкому. «Родился я в 1899 году 2 июля в деревне Млеевка в семье подпоручика артиллерии Александра Павловича Кононовича-Горбацкого, — писал он в автобиографии. — До 1907 года ездил по городам, где служил отец, т. е. в Киев и Вильно. В 1905 году мать участвовала в революционном движении (училась на женских курсах) и не могла более продолжать жить с отцом, не разделявшим ее взглядов, и в 1907 году родители мои официально разошлись, причем я при разводе был присужден матери».

Отец Кононовича до революции был офицером, мать же стремилась стать актрисой. Думаю, что служба отца в белой армии «шлейфом» тянулась через всю жизнь танцовщика и балетмейстера. Отец до 1916 года жил в Киеве, после чего в чине капитана его перевели в Самару — за все время с 1907 по 1917 год сын видел отца только однажды. 1918 году мать получила известие, что отец пропал без вести, — он был во Владивостоке, куда ушел с белыми. Лишь в 1925 году, по словам самого Владимира Александровича, он неожиданно встретил отца в Москве, который к тому времени уже отсидел срок в тюрьме во Владивостоке и Москве и преподавал музыку в кружках самодеятельности.

Вскоре после «свидания» с отцом Владимир уехал на сезоны в Новосибирск и Свердловск. В Свердловске из-за болезни сердца вынужден был бросить танцевать и с этого времени начал заниматься постановкой танцев (как он сам говорит: «балетмейстеровать»). К 1944 году Владимир Александрович считал, что его стаж как балетмейстера и педагога насчитывал 21 год, а чисто педагогический стаж — 15 лет.

В «Личном деле», которое я изучала в Госархиве Свердловской области, имеется много внутренних приказов по театру, служебных записок, телеграмм и даже переписка с директором театра Бернером.

«…Уйти из Саратова, — объяснял Кононович, — я собирался ввиду того, что масштаб дела меня стесняет. А мне хочется самому осуществить многое в большом деле. Говоря в общем и прислушиваясь к вестям из Свердловска, я понимаю, что с балетом не совсем благополучно. Необходимо балет в Свердловске вновь поднять на ту высоту, какой заслуживает театр им. Луначарского. В Саратове сейчас при малой сцене 58 человек… В Свердловске надо хотя бы поднять до (у нас было тогда намного меньше, и Кононович просит, чтобы кто-нибудь занялся подбором или набором труппы. — М. Д.)…

…Предлагаю «Раймонду» Глазунова для первого постановочного дебюта, затем балет «Лауренсия», который сейчас видел в Ленинграде. Это блестящий, яркий спектакль — нарядный и эффектный. И затем для утренников к концу сезона «Щелкунчика» Чайковского (не все из замыслов Кононовичу удалось осуществить. — М. Д.).

Не знаю, как обстоит вопрос с постоянным художником, я же хотел бы выразить пожелание делать «Раймонду» с Ушиным, а «Лауренсию» с Вирсаладзе (оформитель ленинградской постановки). Что касается старых постановок оперных и балетных, то для этого необходимо иметь человека, хорошо их знающего. Я могу наблюдать за худ. уровнем возобновляемого, но прямого отношения к процессу возобновления иметь не хочу, а тем более к каким-либо перестановкам в них.

Я слышал, что в Свердловске есть режиссер чрезвычайно культурный и умница — Келлер и что он удачно работает совместно с балетмейстером. Я не возражал бы против подобного рода ситуации, т. к., как и у каждого балетмейстера, у меня, разумеется, превалирует качество танца над мизансценой…

…Теперь о самом для меня неприятном, о разделении художественно административных функций. Я настаиваю на существовании зав. труппой, потому что, говоря откровенно, я плохой администратор, и не хотел бы отвлекаться в своей творческой линии в сторону всевозможных чисто административных тягот.

И, наконец, о моих условиях…»

Перечислю своими словами, так как в письме этому уделено 4 листа. Оклад: достойный и не меньше определенных параметров, но при этом и выпрашивать что-либо Кононович не станет. Проезд: на 2 лица (ведь он едет с женой) и неограниченное количество килограммов багажа. Жилье: 2—3-комнатная меблированная квартира в районе театра. А кроме того, отпуск летом на 1,5—2 месяца за счет предприятия; прикрепление (в Саратове такая практика есть!) к поликлинике партактива — это необходимо для прохождения водных и электрических процедур; обязательные командировки в Москву и Ленинград для просмотра театральных новинок в театрах и школах.

Вот так! Умели себя ценить работники искусства. Надо сказать, что все это он получил — его тоже ценили.

В «Деле» масса «служебок»: «прошу меня считать приступившим к работе», «прошу оформить отпуск», «прошу восстановить оплату за класс тренажа балета» (все доплаты были отменены в 1941 году и не только Кононовичу. — М. Д.)

А вот еще два интересных документа, где Кононович просит дирекцию театра прописать на постоянное жительство себя и двух иждивенцев: свою жену и тетку. Это в 1940 году, когда он получил постоянное жилье и выписался из гостиницы «Большой Урал». Или «Справка», что по адресу: Белинского, 12—2, у ответственного квартиросъемщика Кононовича проживают: его жена, сестра жены, теща, тетка и племянник — всего 5 человек, трое из которых на иждивении. Под справкой дата: 15.06. 1942 года. И это не удивительно, ведь Свердловск был одним их городов, куда проходила эвакуация из всей страны; время, когда семьи уплотнялись, когда в ходу были карточки.

Или вот интересная «Служебная записка»: «В связи с болезнью ар. Орешкевича Кононович выступил в партии короля Сигизмунда в спект. «Иван Сусанин» 18.01.1942 г., тем самым предотвратил срыв танцев во II акте. Инспектор балета Кириллова». Аналогичная ситуация приводится в «Служебной записке», датированной декабрем уже 1943 года о том, что Кононович, «предотвращая срыв спектакля в связи с заболеванием исполнителя, сам исполнил роль «злого гения» в спектакле «Лебединое озеро».

Последний раздел в «Личном деле» посвящен болезням и уходу из театра. Скажем, четвертого сентября 1940 года дело Кононовича было передано в суд — опоздание на сутки из отпуска. Есть телеграмма, что он заболел в отпуске дизентерией, отсюда и опоздание… Или направление, датированное 1945 годом, где балетмейстера Кононовича, страдающего невроретинитом в остром периоде, направляют на консультацию в Москву в Институт офтальмологии им. Гельмгольца. Чуть позже из Москвы Кононовичем послана телеграмма с просьбой продлить его отпуск и командировать к нему в отпуск без содержания жену. На этой телеграмме резолюция директора театра: «Продлить. Отправить». И заявление об уходе: «Ввиду моего болезненного состояния, мешающего мне нормально работать, прошу меня уволить с занимаемой должности с 20 августа. Принимая за основу юридический срок начала нового сезона, прошу считать возможным уволить меня и ранее, тем более что театр нуждается в жилплощади (ранее, согласно моему дополнительному заявлению)». На заявлении виза: «Освободить с 10.02.1946 г.»…

Вот такой кусочек судьбы, сохранившийся в документах. Остается только добавить, что, кроме всего прочего, Владимир Кононович был балетмейстером в первом игровом фильме Свердловской киностудии «Сильва», снятом Александром Ивановским в 1944 году. 

[photo]4029[/photo]