Размер текста:
Цвет:
Изображения:

Однопутка — кому рубеж, кому попутка

Если Трассибирскую магистраль, разрезающую шалинские земли практически пополам, денно и нощно сотрясают вереницы брутальных грузовых составов, чопорные скорые и юркие электрички, то неприметная железнодорожная ветка-однопутка живет не так шумно.

Протянутся по ней за неделю три товарняка да пробегут, сгоняя коз со шпал, четыре раза в сутки пригородные поезда — тепловоз с одним-двумя вагонами на прицепе. И тишина…

Илим там, где ильм шумит

Железная дорога для Шалинского района — это все. Именно ей Шаля обязана своим появлением на картах Российской империи. Именно «чугунка» была долгое время основным путем сообщения. А главное — не одно поколение местных жителей добывают себе хлеб в качестве железнодорожников. Не случайно все больше раздается голосов в пользу того, чтобы День Шали приурочить к их профессиональному празднику.

Но это касаемо празднеств. А как протекают будни, причем не на основной железной магистрали России, а на ее ответвлении, куда не сворачивают ни «Граниты», ни «Ласточки»? Чтобы найти ответ на этот вопрос, отправляюсь в путь.

[photo]3930[/photo]

Субботнее утро. До прибытия на станцию Илим пригородного поезда сообщением Кузино — Чусовская еще час. Вокруг ни души, и если бы не регулярно доносящиеся щелчки из комнаты связи, то можно было бы сказать, что территория у здания железнодорожного вокзала погружена в абсолютную тишину.

Вообще не покидает ощущение, что попал в какой-то тихий час. Словно до тебя тут происходило что-то, а ты не успел застать. Стойка, где хранятся сигнальные путейские знаки на заостренных снизу жердях, словно оружие где-нибудь на воинском биваке. Кажется, вот уедешь отсюда, тогда-то все и начнется…

Но будем довольствоваться тем, что есть. А есть в первую очередь вокзал. В прошлом году отмечали его вековой юбилей. Из примет времени разве что стеклопакеты, которые смотрятся здесь так же органично, как фарфоровые зубы на старческом лице. Вдоль перрона обширный палисадник, огороженный штакетником. Во всем видится уход небогатых, но аккуратных хозяев. К примеру, кусты акации, у основания некоторые их них обложены плитняком, а по своеобразной клумбе еще и кистью с известкой прошлись.

Даже деревья соответствуют названию станции. Поначалу я этого не осознал, но потом, приглядевшись, ахнул: да это же ильм! На соседних станциях березки, рябина, черемуха да тополя, а в Илиме — ильм. К сожалению, мне так и не удалось выяснить историю этих посадок. Галину Сыромятникову и Юлию Мезенину, тех, кто озеленял станцию, уже не спросишь, их нет, а летописца тех событий не оказалось. Но почему-то верится, что именно созвучие названий стало определяющим при выборе того, какие деревья высаживать у станции Илим.

[photo]3931[/photo]

Дежавю

Захожу в зал ожидания. И переживаю эффект дежавю: будто в советское детство вернулся — печки голландки и лавки с высокими спинками без перил между сиденьями, мечта транзитника. К печке прислонен сук, обугленный с одной стороны и отполированный руками с другой — надо полагать, своеобразная кочерга, лавки недавно покрашены в синий цвет, но краске не под силу скрыть творчество пассажиров. На фанере просто так не нацарапаешь, поэтому вырезано на совесть: Харенки, Кын, Рассоленки, Илим, Кузино, Лысьва… Практически вся география этой железнодорожной ветки.

Кстати, сама линия Чусовская — Лысьва — Кузино — Дружинино — Бердяуш была введена в эксплуатацию в 1916 году, так что нынче у шалинских железнодорожников еще одна вековая дата. Есть повод, как говорится. И, похоже, кое-кто им уже воспользовался. Мужчина трудноопределимого возраста (потом оказалось, что встречающий) громко так, словно пытается докричаться до собеседника напрямую, разговаривает по телефону: «Брось пить… Ага… А что тут еще делать?!» — пытается он обосновать или, вернее, оправдать свою праздно-созерцательную позицию.

«Работать!» — наверное, могла бы ему ответить Оксана Гарипова, если бы этот вопрос земляк удосужился адресовать ей. Она дежурный по станции, вышла встречать пригородный. Разговорились.

Оксана Леонидовна с 1987 года продолжает на станции династию железнодорожников. Ее мать Галина Петровна (Лабанова) тоже работала здесь, да и со стороны мужа есть коллеги.

А вообще в настоящее время на станции трудится лишь четыре человека: трое дежурных — кроме Гариповой, еще Светлана Мезенина и Нина Головатова, а также дежурный стрелочного поста Светлана Шипицина. Начальник станции Любовь Рязанова, но она не постоянно здесь находится, под ее началом еще и станция Уткинский завод. При станции Илим есть путейцы, электромеханик и станционный работник, но это уже другие службы.

Работают люди. И себя обеспечивают, и участок свой в порядке содержат, и других к такому отношению приучили (как оказалось, чисто вокруг не только потому, что территорию постоянно убирают, но еще и потому, что не мусорят).

[photo]3933[/photo]

Эти странные Харенки

Между станциями Илим и Харенки поезд идет 23 минуты (цена вопроса 53 рубля). За это время как раз успеваешь выпить… кофе. В этом явное преимущество перед электричкой, там, как в песне: «В тайге мороженого нам не подадут». А тут мороженое не мороженое, а проводник предложит шоколад, конфеты, печенье, чай, кофе. Последний пусть и в варианте «3 в 1», но, опять же, и подкрепиться можно, и время скоротать в пути. Впрочем, и без этого отведенные расписанием минуты мелькают за разговором с проводницей, как пейзажи за окном.

Юлия Попова в проводниках полтора года, сразу попала на эту ветку, так что сравнивать условия работы ей пока не с чем.

— Мне нравится. В основном спокойно, многих пассажиров уже в лицо знаю, а кого-то и по именам. Как в деревне. В хорошем смысле слова.

Зря она поправилась, для нас, местных жителей, в такой оценке никакого негатива нет.

Прибываем в Харенки. Замечаю в надписи на фронтоне вокзала две точки над «е», словно закрашенные. Так и есть.

— Проявили работники инициативу, — поясняет начальник станции Лидия Крохина, — хотели переделать на привычный лад. В местной топонимике слово звучит с буквой «ё», а вот в документации значится «е». Но нельзя! Раз уж идет по документам с «е», значит должна быть «е». Пришлось замазывать.

Впрочем, путаницы тут и без этого хватает. Скажем, сам поселок — Колпаковка, а станция Харенки (от названия деревни неподалеку). Называли прежде и еще на один лад — Кашка (тоже близлежащая деревенька), от градообразующего, ныне почившего в бозе предприятия Кашкинский леспромхоз. Впрочем, для местных жителей все три слова — синонимы. Если только кто приезжий запутается.

[photo]3932[/photo]

Одни уезжают…

…Поезд ушел, пассажиры и встречающие/провожающие разошлись. Станция переходит во власть… коз. Полтора десятка рогатых животинок укладывается на солнцепеке на первом пути. Коровы пасутся в отдалении. Как говорит Светлана Леонидовна, буренки прежде к поезду, как люди, выходили, а как расписание сменилось, перестали. Выбрели несколько раз впустую — нет никого, а перестроить внутренние часы не докумекали. Да и к лучшему, а то коровы бестолковые животные, если одна из них перешла через рельсы, остальные следом потянутся, а идет поезд или нет — им и дела нет. Хорошего мало. Пару лет назад поезд сразу трех коров насмерть сбил. Козы, те, наоборот, себе на уме. За них беспокоиться не надо, хотя постоянно на путях пасутся. Что их сюда манит, непонятно. Может, запах креозота, которым пропитывают шпалы? Пристрастия-то их могут быть весьма специфичными, например, общеизвестная тяга коз к поеданию окурков.

Вечером на станции воцаряется молодежь. В Харенках до сих пор молодые люди, как в советские времена, подтягиваются к прибытию кузинского поезда. Раньше такая традиция существовала едва ли не на всех станциях не только этой ветки, но и на Транссибе. Теперь это ушло в прошлое. Оказывается, не везде.

[photo]3937[/photo]

— К семи вечера обычно собираются, — рассказывает дежурная по станции Светлана Тараньжина. — Вот вроде и у клуба много лавочек, сиди не хочу, а нет, сюда тянет. В основном 15—17-летние ребята. А чего не ходить, у нас всегда чисто, красиво!

— Это уже, наверное, на генном уровне заложено.

— Может, и так. Одни ходят, ходят, потом уезжают в город, кто работать, кто учиться. Думаешь: «Ну, все». А потом, глядишь, на их место другие приходят. Нескончаемый процесс какой-то.

Думается, пока через станцию идет людской обмен по маршруту «город — село», так и будет. Дело в том, что юнцы смотрят на уезжающих/приезжающих и неосознанно примеряют эту роль на себя. Потом приходит время вживаться. И становится для кого-то однопутка рубежом, а кому-то и попуткой или попутчицей по жизни. Работники станции Харенки из числа последних.

[photo]3935[/photo]

…другие остаются

Моя собеседница устроилась работать на станцию в 1989 году. Сначала на стрелочном посту работала, потом в дорожной технической школе выучилась на дежурного по станции. Сама Светлана Леонидовна из местных и тоже из потомственных железнодорожников. У нее еще дед дежурным по станции был (правда где-то на Севере). Да и вообще, чувствуется, что к ветеранам здесь отношение особое.

Добрые слова звучат в адрес уже почивших начальников станции Николая Захаровича Федорова и Елены Антоновны Пыжьяновой, ныне здравствующих Нины Борисовны Коржеваткиной, Валентины Тимофеевны Шариповой, Надежды Тимофеевны Кузьминской, Анастасии Георгиевны Фоминой, Ольги Митрофановны Гончарено, Анны Перфирьевны Лузиной, Натальи Георгиевны Тарасовой. А вот при ответе на вопрос, как часто видятся с ветеранами, Светлана Леонидовна слегка замешкалась.

— Раньше чаще встречались. А как перестали у себя отмечать День железнодорожника, так и не собираемся. Раньше в клубе вечер организовывали, приглашали пенсионеров. А вот последние два-три года никак. В город, пожалуйста, езжай, празднуй, да только разве соберешься. Своим-то кругом лучше было. Вот как есть, так и говорю.

[photo]3936[/photo]

Конечно, причина может быть еще и в том, что народа на станции, опять же, как в песне: «Ты да я, да мы с тобой…»: начальник (которого зовут ДС) и три дежурных. Есть еще восемь путейцев, но они сами по себе. А прежде? Только на станции: ДС, 5 дежурных, 8 дежурных стрелочного поста, 2 приемосдатчика. Теперь за стрелочников сами дежурные, на них лежит не только перевод стрелок (производится до сих пор вручную), но и техническое обслуживание.

— Я вообще бываю «три в одном», — комментирует по телефону ДС Крохина. — За начальника, за дежурного, за стрелочника и еще за приемосдатчика. То есть уже четыре в одном, получается.

Ну, и объемы работы, надо признать, были другие. Только с леспромхоза еще в начале 2000-х по 130—140 вагонов пиломатериала в месяц отправляли. Сейчас — один-два. Грузовые по ветке вообще три, от силы — четыре раза в неделю проходят. Если только где авария не произойдет, тогда с Транссиба сюда заворачивают в объезд и пассажирские и товарные. Вот тогда и станционным работы невпроворот, и колпаковцам забава. Говорят, ходят смотреть на проносящиеся мимо составы. Прямо навевает ассоциации с «Безымянной звездой».

Но реальные «звезды» станции Харенки — это, конечно же, ее работники: Лидия Крохина, Любовь Заводова, Светлана Тараньжина и Надежда Григорьева. На других — «светят» иные.

Удачи, успехов им и простого женского счастья. Мужиков-железнодорожников мне встретить не довелось. Но если что, и им тоже своих радостей. 

[photo]3934[/photo]

Фото Макара СЕРГЕЕВА.
Автор статьи: Макар СЕРГЕЕВ, фото: Макар СЕРГЕЕВ.

Другие новости