Музей в ячейке типа F
Город, прославившийся как жемчужина советского архитектурного авангарда, близок к тому, чтобы оттенить свою уникальность еще одним самобытным штрихом.
— О здании, построенном 100 лет назад, мы обычно говорим как об архитектурном произведении ушедшей эпохи. Возможно, прекрасном, но оставшемся в своем времени. Объекты конструктивизма — совсем другое дело. Они тоже приближаются к вековому юбилею, но, несмотря на это, — абсолютно современны! Представляете, насколько грандиозным был тогдашний рывок архитектурной мысли, чтобы эти постройки, изрядно, конечно, обветшавшие физически, сохраняли новизну образа, давали сегодняшним зодчим массу подсказок, отправных точек для творчества! Это, как «Черный квадрат» Малевича в живописи — начало новой эпохи. Это надо ценить, особенно сейчас, когда у нас в городе порой появляются очень странные объекты…
Известный екатеринбургский архитектор Борис Демидов произнес эти слова на презентации арендуемой им студии в Доме Уралоблсовнархоза, построенном на улице Малышева по проекту одного из корифеев конструктивизма Моисея Гинзбурга. Много лет наблюдая этот шедевр со стороны, он мечтал оказаться внутри, что было непросто, учитывая ситуацию с собственниками и балансодержателями. Наконец-то удача улыбнулась, и в руки Демидова попала одна из жилых ячеек дома (признанная профессионалами самой удачной в серии разработок для массового жилья — ячейка типа F), в которой он устроил что-то вроде филиала своей мастерской.
Но быть единственным счастливым обладателем шедевра — это не в натуре Бориса Алексеевича; гостеприимство расширяет круг посвященных, но недостаточно. А почему бы не превратить мастерскую в музей? Практическим воплощением этой идеи при поддержке Демидова занялся Никита Сучков, молодой и энергичный исследователь конструктивизма, специалист областного центра охраны памятников.
[photo300]3771[/photo300]
Был разработан проект под названием «Архитектор Гинзбург на Урале», ставший в мае этого года одним из 18 победителей грантового конкурса Благотворительного фонда Владимира Потанина (всего на грант было подано 419 заявок). Собственно говоря, именно музеефикация жилой ячейки № 35, стала предметом презентации в Уральском центре развития дизайна, на которой Никита Сучков и Борис Демидов говорили о конструктивизме, о творчестве Гинзбурга, о своих замыслах по наполнению пространства уникальной музейной площадки.
Кстати, этот небольшой «лоскуток» конструктивизма не хуже многих крупных объектов подтверждает тезис о необычайной продвинутости зодчих того периода, заглянувших на десятилетия вперед. Компоновка жилого помещения в разных уровнях (в данном случае в трех), функциональное зонирование единого, не размежеванного глухими перегородками пространства, огромная площадь остекления полуторасветного объема — эти интерьерные «примочки», характерные для современных престижных пентхаусов, уже присутствовали в типовом жилище для семьи совслужащего на рубеже 20-х — 30-х годов прошлого века!
8-этажное здание на Малышева — одно из пяти выстроившихся по периметру двора-сада составных частей комплекса под названием «Дом Уралоблсовнархоза». У каждого их них свои особенности (например, на кровле дома № 2, выходящего торцом на Малышева, находился детский сад с открытой игровой площадкой) но дом № 1, о котором идет речь, остается самым оригинальным, в наиболее ярком виде иллюстрирующем эпоху, пытавшуюся конструировать человека нового типа и жилище, этому типу соответствующее. В условиях стремительной урбанизации, острой нехватки жилья и средств на его возведение.
[photo]3772[/photo]
Позднее подобные проблемы решались массовым строительством «хрущевок» — с 5-метровыми кухнями, совмещенными санузлами и проходными комнатами. Утилитарная задача решалась, но архитектурная составляющая была фактически обнулена, что в итоге обернулось деградацией самого понятия «жилище». Как знать, быть может, не случись в свое время поворота к «сталинскому ампиру», эволюция конструктивистских идей разместила бы нас сегодня в квартирах, созданных на иной основе, чем последовательное улучшение «хрущевских» планировок…
Конечно, взятая прямиком из 1930 года ячейка типа F не будет соответствовать сегодняшним представлениям о комфорте. Обособленной кухни не было — ее заменяла компактная кухня-шкаф. Вполне можно что-то сготовить на скорую руку, а хочешь чего-то поосновательнее — поднимись на 8-й этаж в столовую, которая, кстати, обслуживала и детсад с крыши соседнего здания, откуда можно было перейти сюда по открытому надземному переходу. В первоначальном проекте в ячейках присутствовали уборная и умывальник, но потом решили сэкономить и ограничиться удобствами в конце коридора. Все равно получалось не в пример круче, чем в деревенских избах, откуда в такие дома перебирались почти все новоселы.
Зато в данную модель были заложены колоссальные возможности для развития в опоре на несомненные достоинства исходного архитектурного решения. Во-первых, зодчий думал не только о площади помещения, но и о его кубатуре: при максимально рациональном конструктивном совмещении разновысотных объемов происходит чудо: ты всегда ощущаешь себя в помещении с высоким потолком, наполненным воздухом и светом — окна ячейки выходят на обе стороны, причем огромное, ориентированное на север, дает ровный рассеянный свет, что так ценят художники, обосновавшиеся нынче на верхних этажах здания.
Еще один секрет комфортного самоощущения — в геометрической гармонии. Борис Демидов был поражен, обнаружив при обмерах, что там и тут присутствует модуль
[photo]3773[/photo]
Что же касается другой стороны проекта, экономической, то и тут налицо достижение, о котором сегодня можно только мечтать. Речь, разумеется, не о дешевых и некачественных стройматериалах, и не об отказе от удобств, а о невероятно рациональной объемной компоновке. Благодаря тому, что здание пронзают только два сквозных коридора (на 3-м и 6-м этажах), от которых расходятся ячейки, захватывающие предшествующий и следующий этажи, доля полезного пространства приближается к 90 процентам. При этом у авторов проекта не было навязчивой идеи заполнить замкнутыми помещениями весь объем здания: половина восьмого этажа, рядом со столовой, представляла собой укрытую навесом террасу, где играли дети и отдыхали с книгой взрослые; на первом, где сейчас театр «Волхонка», находилась открывающая двор колоннада, которую было удобно использовать для развешивания выстиранного белья. Стены там и тут появились уже после Великой Отечественной, когда под жилье приспосабливалось все и вся — без отвлечения на эстетическую дребедень.
Словом, трудно не согласиться с комиссией, присудившей музейный грант скромной жилой ячейке — тут будет, что показать, о чем рассказать. Тем более, когда появятся, так сказать, движимые экспонаты: стенды, макеты, наглядно демонстрирующие устройство многоуровневых квартир в конструктивистских постройках, особенности реализации типовых решений в Москве, Свердловске, Саратове, другие проекты Гинзбурга, например, задуманный, но так и не построенный в нашем городе колоссальный Синтетический театр. Здесь будут организованы лекторий, кинопоказ, различные мероприятия, адресованные как профессиональному сообществу, так и широкой аудитории. Уже намечена дата открытия — 4 июня 2017 года, 125-летие со дня рождения Моисея Гинзбурга. При этом ячейка типа F останется действующей мастерской архитектора — это помещение, считают авторы идеи, должно оживать не с появлением экскурсантов, оно должно быть постоянно наполнено жизнью: напряженной, творческой.
[photo]3774[/photo]
К сожалению, есть и проблемы. Например, грант предусматривает ассигнования лишь в собственно музейную деятельность, а вот ремонт помещения с восстановлением исторической колеровки, с очисткой от наслоений бетонного перекрытия (оно само по себе экспонат!) — это личное дело арендатора Демидова. Как, разумеется, и арендная плата.
Плюс слой проблем, касающихся самого здания и комплекса в целом. О том, как разные собственники перекраивают по своему разумению внутреннее пространство объекта культурного наследия, лучше не думать, но неужели невозможно хотя бы внешний облик памятника облагородить, приблизить к исходному виду? В таком случае и музей-ячейка заиграл бы новыми красками, возник бы некий стереоэффект: вот, как оно снаружи, и вот маленький пример того, как было внутри.
Конечно, дом Гинзбурга — не единственный шедевр свердловского конструктивизма. Не может не радовать, что все больше людей в последнее время понимают: архитектура 20—30-х годов прошлого века — это изюминка Екатеринбурга, кардинально влияющая на его место в мировой культурной табели о рангах. Как известно, и туристический портал для гостей чемпионата мира по футболу разместил материалы по конструктивистским объектам нашего города. Но пока ничего осязаемого это растущее внимание не принесло.
— Если привести в порядок эти здания, мы получим совершенно новый город — роскошный, современный, — говорит Борис Демидов. — Мы продемонстрируем, что нашему городу доступен как минимум европейский уровень архитектуры. Он уже был достигнут в свое время, но, увы, в последующие десятилетия мы к нему так и не приблизились. Удастся ли подняться еще раз? Это напрямую зависит от того, как мы будем относиться к тому бесценному наследию, которым обладаем.
[photo]3770[/photo]
Борис Демидов в жилой ячейке, ставшей мастерской. Фото Юрия ГЛАЗКОВА.
