Больному рекомендован уход
КАМЕНСК-УРАЛЬСКИЙ. Даже современное диагностическое оборудование не гарантирует эффективной медицинской помощи, если во главе угла стоит не человек, а инструкции по ее оказанию. …Володю Алексеева в старом дворе знали с лучшей стороны. Спокойный, доброжелательный, со многими он дружил, с остальными не ссорился. С женой разошелся давно, новую семью не создал — жил вдвоем с матерью, что обоих устраивало.
Несмотря на недуг — покалеченную в ДТП ногу, Володя заботился по мере сил о родительнице — тетя Маша тянула двоих на одну пенсию, не попрекая сына затянувшимся безденежьем. Что верно, то верно: работу фактически нетрудоспособному Володе пришлось оставить, инвалидность не выхлопотал — запутался с оформлением документов, — махнул рукой, дожидался пособия по старости. Дождался в конце прошлого года, когда стукнуло 60.
Однако не довелось мягкому, неприхотливому Владимиру Ивановичу, по жизни — Вовику, Володе на все времена, сполна распробовать свою подслащенную бедность. Нашлись лиходеи, не постеснявшиеся напасть на пожилого человека, передвигающегося с помощью палочки. Володю подстерегли возле продуктового магазина — дальше-то он и не ходил из-за увечья. Избили зверски, только что не до смерти.
Травматологи второй горбольницы оказались настоящими профессионалами: сделали срочную и сложную операцию, потребовавшую трепанации черепа, провели индивидуальный курс лечения — выходили безнадежного пациента. Володя ожил, встал на свои больные, но еще довольно крепкие ноги и снова стал завсегдатаем посиделок на лавочке в старом дворе. Увы — ненадолго.
С подозрением на инсульт
В конце мая ему занедужилось — давление, удушье. Думал — отлежится, отдышится, к докторам обращаться не захотел. Но 30-го числа страдальцу стало совсем плохо. Забило-заколотило, взгляд помутился, лицом потемнел, потом и вовсе впал в беспамятство. Тетя Маша, сама чуть жива, ничем сыну помочь не могла. Благо, соседи не растерялись, вызвали врача, а когда выяснилось, что дела серьезные — подозрение на инсульт, сопроводили Володю со «скорой» в больницу.
В горбольнице № 3 больного приняли без промедления. Провели предварительный осмотр, взяли анализы, направили на ЭКГ и томографию. Уже через два часа было готово заключение дежурного врача, опровергающее первичный диагноз, после чего, не найдя показаний к госпитализации, так и не пришедшего в себя Володю отправили домой. Друзья донесли «выписанного с улучшением» до квартиры, уложили в постель. Соседка по подъезду всю ночь металась между больным и его вконец ослабевшей матушкой. Наутро тете Маше стало легче, а Володя все маялся: хрипел, хватал ртом воздух — и в одиннадцатом часу умер.
Не тот профиль
Заместитель главного врача третьей больницы Манарбек Чарипов настоятельно просил не увязывать два совершенно независимых, на его взгляд, факта: отказ больному в госпитализации сотрудниками лечебного учреждения вечером 30 мая — и его смерть в домашних условиях утром 31-го. Он убежден: медперсонал и принимавший решение врач действовали правильно. В соответствии с приказом по министерству своевременно, в пределах 40 минут, произвели комплексное обследование по утвержденному стандарту, установили, что инсульта нет, хотя имеет место нарушение мозгового кровообращения — остаточное явление залеченной черепно-мозговой травмы. Помещение пациента в стационар для наблюдения стандартом не предусмотрено: это отслеживается, за это наказывают. К тому же больной — непрофильный, койко-места в инсультном отделении должны использоваться строго по назначению.
Профессиональная четкость, с которой организатор «производственного процесса» во вверенном ему учреждении описал изученную ситуацию и ответил на заданные газетчиком вопросы, определенно наводила на мысль о том, что «правильный» отказ в оказании медицинской помощи тяжелобольному — далеко не исключение, скорее рядовой эпизод из повседневной практики работников больницы. Непосредственной угрозы жизни пациента от заболеваний «их профиля» не существовало, что подтвердила впоследствии судмедэкспертиза: смерть наступила от аспирации дыхательных путей инородным телом. Организм утратил функции самоконтроля, человек подавился подступившими изнутри рвотными массами, но это, согласитесь — Манарбек Асылканович был очень убедителен, — могло произойти где угодно, в том числе и в стационаре. Поэтому содержать пациента в больнице — любой специализации — не имело смысла. Его и отпустили домой, рекомендовав амбулаторное лечение анатропными (улучшающими кровообращение) препаратами и персональный уход, обеспечить который надлежало близким больного или социальному работнику, но никак не сотрудникам сердечно-сосудистого центра.
Ближе добросердечной соседки у Володи в критический момент никого не оказалось, о срочной социальной помощи больным самим медикам ничего не известно. Слово «уход» в сложившихся обстоятельствах приобретало неожиданно зловещий смысл: сидеть неотлучно возле Володи, переворачивая и хлопая по спинке, если поперхнется, как это представляли себе Чарипов и его коллеги, было некому. При отсутствии квалифицированного ухода за больным становился неизбежным уход больного из жизни. Что и произошло.
Одинокий обречен
Опытный специалист знал, что говорит, не заблуждался, не лукавил. В травматологическом отделении ГБ № 2, где несколькими месяцами раньше спасали Володю, нам сообщили, что остаточными явлениями черепно-мозговых травм у них не занимаются, их профиль — острые формы нарушений мозговой деятельности, главным образом требующие оперативного вмешательства. Хронические заболевания — компетенция неврологов («пас назад», в ГБ № 3. — Авт.), возможно, они согласились бы на экстренную госпитализацию «своего клиента».
Мы уже знали, что не согласились бы, и обратились в территориальный отдел областного министерства здравоохранения (бывший горздрав), руководство которого от комментариев «на слух» воздержалось, пообещав разобраться в случившемся в рамках служебной проверки. Впрочем, пооткровенничала интерактивная собеседница, ничего из ряда вон выходящего и не случилось — беда с одинокими и беспомощными, нет возможности надежно охранять их здоровье силами здравоохранения, стандарты обслуживания не позволяют.
А вот средствам массовой информации, по мнению представителя городской медицины, следует уделять большее внимание пропаганде семейных ценностей — чтобы не оставались люди на исходе сил, на старости лет один на один с болезнью, чтобы могли в трудный час рассчитывать на помощь родных. Хорошо, с гражданским чувством это было сказано.
Заметим, что и сотрудникам третьей горбольницы, действующим по прагматичному ведомственному приказу, не чуждо ничто человеческое. В дорогостоящем комплексном обследовании они не отказывают никому из поступивших в приемный покой, даже бомжам, хотя денег за работу с нестраховыми клиентами не получают.
Абсурд бытия
Достойна уважения такая позиция, и она дорогого стоит во всех отношениях. Одно мешает испытать чувство глубокого удовлетворения. Вот привезут в больницу беспаспортного бродягу в кризисном состоянии, обследуют со всей серьезностью — анализы, ЭКГ, томография. А потом не найдут оснований для госпитализации и, когда оклемается, отправят по месту жительства, в канаву, где, вне всякого сомнения, ждут его постельный режим, уход и лечение анатропными препаратами.
— Абсурд бытия? — в который раз безнадежно спрашиваю уважаемых мной медиков.
— Стандарт обслуживания, — в который раз упорно отвечают медики.