Уже несколько лет Ирина живет в Республике Беларусь, но недавно она побывала в родном городе. Корреспонденту «УР» удалось поговорить с признанным автором, причем разговор получился не только о поэзии.

[photo300]3666[/photo300]

— Ирина, вы успешный автор, буквально на днях стали лауреатом премии Астафьева… Какое достижение греет вашу душу сильнее?

— Я уверена, что каждое по-настоящему хорошее стихотворение — некая вершина. Понимание того, что вот оно состоялось, оно живет, гораздо важнее, чем публикации и премии. Главное сознавать, что ты растешь, преодолеваешь свои барьеры; а барьеров у любого человека хватает, у литераторов тем более. Я верю в себя, но это не исключает приступов сомнения: а вдруг все, что я делаю, чепуха. Я бы сказала, что для человека пишущего сомнения — вещь необходимая, потому что самоуверенный не в состоянии сделать что-либо действительно стоящее. Самоуверенность крайне неполезная штука для… работы — не люблю слово «творчество».

— На встрече со студентами Нижнетагильского социально-педагогического института вы заметили, что порой в стихах поэт говорит больше, чем понимает сам. Вы задумывались над тем, откуда берутся стихи?

— Об этом невозможно не задумываться. Бывает, к тебе приходят музы, какой-то поток, а есть то, что вызревает внутри месяцами. Каждый из нас одновременно и музыкант, и инструмент, и, прежде чем ты начнешь хорошо звучать, жизнь тебя сначала так обстругает! А потом в какой-то момент ты поймешь — да, я поэт. И непонятно, что с этим делать и как с этим жить. Это не самое веселое ощущение, потому что от хорошей жизни стихов не пишут. Но это способ дыхания. Ты дышишь определенным образом, периодически выдыхаешь какие-то слова в столбик.

— Изменилось ли ваше отношение к России после того, как вы переехали жить в другую страну?

— У меня российское гражданство, и я не могу представить, что могло бы заставить меня отказаться от него. Именно уехав, я наконец-то стала ощущать Россию — Родиной. За последние годы мне наконец-то не стыдно за нее, как было чудовищно стыдно после натовских бомбежек Югославии. Сейчас я ощущаю, что мы все делаем правильно. Однако в наше время быть патриотом своей страны крайне невыгодная позиция для литератора с точки зрения его «публикабельности». Хотя литература, по моему убеждению, должна быть вне политики.

— И все же про политику поговорить интересно, например, о присоединении Крыма к России… Насколько мне известно, ваша семья родом из Крыма?

— Крым — это моя земля, место, где я провела детство. Я считаю, если ты не имеешь к этому краю отношения, тогда лучше не рассуждай на тему «наш» или «не наш». В чем бы сейчас ни обвиняли действующую власть, все грехи я прощаю авансом за то, что Крым наконец-то вернулся туда, куда он хотел вернуться 23 года. Наконец-то закончилось жуткое время украинской оккупации. Долгие годы это была чудовищная боль, потому что мы видели, как Крым уничтожается, как он ветшает, как рушится все то, что было в него вложено при советской власти. Сейчас я вижу, что ситуация начинает меняться, но это очень долгий процесс. Чтобы преодолеть 23 года разрухи, нужны 23 года интенсивного строительства. Я гуляю по дачному поселку под Феодосией, вижу, что у людей гаражные ворота раскрашены в цвета российского флага. Их никто не заставлял, в этом поселке не проходят никакие парады — люди делают это от сердца. Это вопрос патриотизма.

— А научить патриотизму можно? Например, в российских школах вводят уроки патриотического воспитания…

— Честно говоря, не знаю. Вопрос в том, как это будет вестись: насколько искренним будет педагог, насколько серьезно подойдет к задаче. В нашей истории есть масса воодушевляющих примеров, нам много чего можно вспомнить.

— Ирина, вы не были в Нижнем Тагиле три года, с каким настроением вернулись домой?

— У меня было первое чудовищное впечатление от привокзальной площади: какие-то остановки, которые перегораживают всю площадь, разбитые дороги… На Донбассе после бомбежек такие дороги, может, воронки малость поглубже. Но были и моменты, которые меня порадовали, — где-то что-то ремонтируется, обустраивается. Больше всего поразили ученики 18-й гимназии и вопросы, которые они задавали мне. Я понимаю, что не все потеряно для Тагила, раз здесь есть ребята, которые могут мыслить, которым интересно что-то делать уже в школьном возрасте. Мы в советские годы имели гораздо больше возможностей, чем имеет современный ребенок, потому что для нас все было бесплатно или по деньгам. Тогда было по карману посещать музыкальную школу, художественную, ходить на танцы, заниматься спортом. Другой вопрос, что не все из нас эти возможности использовали… Сейчас же все упирается в ресурсы родителей. Это большая беда.

— В Белоруссии ситуация обстоит иначе?

— На самом деле там все, как и везде. У меня ребенок занимается языками, при желании его можно было бы записать и туда, и сюда, но все усложняется тем, что мы живем в столице — Минск город большой, особо не наездишься. Своей заслугой я считаю то, что мне удалось приохотить сына к чтению. У меня была та же проблема, что и у многих родителей сегодня: ребенок не хотел читать. Рассказываю, как это преодолевается. Я привезла сыну из Москвы огромную сумку детских книг и сказала — это все для тебя, здесь много шикарных книжек, но я их тебе не отдам, а спрячу. Убрала все книги на антресоль, дав ему только одну, при условии, что когда он ее прочитает, вручу следующую. И у меня ребенок начал читать запоем. Включился здоровый захватнический инстинкт — как же так, это ведь мое, там же еще есть!

— Правда, многие родители ругают качество современной детской литературы…

— И все же можно найти много хороших изданий. Признаю, бывает, что под видом детских книг подсовывают гадость. Я так на некую Марину Аромштам напоролась, которая такое пишет для детей, что это безобразие до сих пор вызывает у меня возмущение. Хотя меня уже ничто не удивляет. Когда я училась в Литературном институте им. Горького, курсе эдак на третьем, в общежитие заехали первокурсники. И вот они на полном серьезе спорили с пеной у рта, кто круче — Донцова или Достоевский. До сих пор питаю тихую надежду, что этих ребят все-таки отчислили.

— Вы можете назвать главную проблему российского образования сегодня?

— Основная проблема, на мой взгляд, — осколочность, мозаичность знаний. Когда вся система обучения нацелена исключительно на итоговую сдачу тестирования, это ведет к тому, что дети не получают навыка самостоятельного мышления. Их знания не системны, отрывочны. Да и зачем что-то знать, если рассуждать не требуется, а нужно лишь выбрать из нескольких ответов тот, что в данный момент считается правильным? Завтра этим людям скажут, что правильный ответ другой, и будьте уверены, даже если там будет «дважды два — пять» — они выберут именно этот вариант. Их так натаскали. Впрочем, некоторые считают, что вообще ничего знать не надо, а достаточно уметь пользоваться поисковиками в Интернете. Вероятно, такую публику все в нынешнем образовании устраивает.

— Вы давно занимаетесь журналистикой, хотя в родном городе вас знают в качестве поэта. Вам интересна эта профессия?

— Это тяжелая работа, но я люблю ее. Тебе постоянно нужно доказывать, что ты чего-то стоишь. Впрочем, в любой профессии ты каждый день должен доказывать, что имеешь право занимать свое место. Мне нравится, что в нашей работе все-таки есть возможность кому-то помочь. Если бы я могла заниматься только литературой, какое-то время это было бы хорошо, но потом я бы заскучала, мне бы снова захотелось выйти «в народ».

— А как же цензура?

— Абсолютно свободных СМИ не существует, это миф, фантазия. Кто платит, тот и заказывает музыку, и тогда какая вам разница, проводить политику губернатора или Ивана Ивановича —  миллионера. С моральной точки зрения разницы нет никакой. Поэтому эпические битвы между правительственными СМИ и якобы «свободными», которые контролирует крупный бизнес, кроме сарказма, ничего не вызывают. Или кто-то всерьез думает, что за рубежом есть полностью свободная пресса? Разочарую: там прессинг цензуры огромен, в России все демократичнее.

СПРАВКА

Ирина Каренина родилась в Нижнем Тагиле, окончила Литературный институт им. А. М. Горького. Является членом Союзов журналистов и писателей России, автор шести поэтических книг, лауреат различных конкурсов, в том числе премии журнала «Знамя» и российского писателя Виктора Астафьева.