— Считается, что человек исчезает тогда, когда уходит последний, кто его помнит, — говорила в арт-клубе «Татьянин день» его организатор, меценат и друг многих художников Татьяна Егерева. — С Метелевым иначе. Чем больше проходит времени, тем ближе нам его творчество, тем выше понимание его значения в развитии изобразительного искусства…

Он не исчез из сознания горожан еще потому, что его артистичная, коренастая фигура из скульптуры Андрея Антонова «Трое. Разговор» в скверике на углу проспекта Ленина и улицы Мичурина стала неотъемлемой частью городского пейзажа. И сейчас он будто сорвался с места и явился к друзьям, чтобы еще раз побыть с ними.

Его присутствие действительно ощущалось во всем, в воспоминаниях тех, кто знал его, а то и близко дружил с ним. И в сказанном оживало трудное, но прекрасное время, когда все представители нынешнего старшего поколения были молоды, и были идеалы, за которые боролись, — тогда и появлялось на свет их искусство, ставшее теперь уральской классикой.

[photo300]3581[/photo300]

Автопортрет. Фото Марии ДЕМИНОЙ.

— Шестидесятые — семидесятые были годами невероятной работы, неповторимого дружества, — признавался график и живописец Виталий Волович. — Мы были влюблены друг в друга и ощущали себя единым целым…

Слово брали Юрий Филоненко, Александр Лысяков, Марианна Браславская и другие художники и искусствоведы, воссоздавая портрет Метелева, которого, как считают они, хочется назвать художником Возрождения — настолько высок был уровень его гуманистического творчества и разнообразны умения.

Рассказы дополнил специально сделанный к этому вечеру документальный фильм, в который вошли любительские пленки и фотографии, сохраненные друзьями (архитектором Борисом Демидовым и другими). А сам Герман, веселый, философичный, здесь, с нами… — живой!

В зале арт-клуба разместились работы Метелева из собрания галереи «Татьянин день», частных коллекций и Екатеринбургского музея изобразительных искусств. Открыл экспозицию парный портрет работы Миши Брусиловского, на котором сам Герман Селиверстович и его жена Зоя Малинина, тоже замечательная художница, многие годы проработавшая в Екатеринбургском ТЮЗе и оформившая десятки постановок на его сцене и сценах других театров Урала.

[photo300]3580[/photo300]

Фото Марии ДЕМИНОЙ.

Юные годы Германа Метелева представили его лирические полотна «Дворик», «Весна», выполненные еще в Ленинграде, где он учился в Академии художеств. На одном из них Зоя вышла прогуляться с их маленькой дочкой Аней.

Для Метелева предметом искусства были все проявления жизни. Недаром одним из его эксцентрических афоризмов был: «Самый высочайший стиль — это эклектика». И еще: «Самая большая ценность в жизни — это банальность». В сущности, так ведь и есть. Основные законы жизни не только просты, но неизменны.

А как хороша, как щедра на его полотнах природа! Какое счастье писать ее. Ощущение этого пронизывает знаменитый метелевский пейзаж с зонтом и ботинками на пеньке. Художник пришел на место, где усядется за работу, развернул огромный, видавший виды зонт от солнца, под сенью которого в окружении зеленого летнего великолепия родится нечто, пока неведомое зрителю…

Еще одно до боли знакомое полотно, украшавшее не одну выставку, — автопортрет с музой, с которой, как видно, художник находится в совсем непростых отношениях…

Вторая выставка, разместившаяся в Екатеринбургской галерее «Антонов», уникальна, наоборот, «неузнаваемостью» ее содержания. Ведь несколько ее залов составили произведения из личного фонда Анны Германовны Метелевой, очаровательной женщины, как и родители, ставшей художницей.

Известен тут, пожалуй, лишь натюрморт с павлиньим пером, очень красивый, с изображением ряда предметов, среди которых есть и обрывок цепи. В свое время, увидев его на выставке, публика бурно обсуждала, при чем же здесь цепь — уж не политический ли смысл вкладывал Метелев в эту деталь. А, может быть, просто любовался мастерством рук человеческих?..

В основном выставка эта — некий дневник жизни автора. Здесь целый ряд семейных портретов. То он изображает себя с женой в виде всадников в одном седле, крепко прижавшихся друг к другу перед лицом готового напасть чудища (на фото). То делает нежный миниатюрный набросок кентавра, кентаврихи и кентавренка.

А вот наблюдения за жизнью деревни Волыны, где обычно проводил лето Метелев. Так возникла картина с безжалостной дракой собак, в противовес более ранней умиротворенной миниатюре конца 1960-х годов — «Две собаки и луна». И еще согретое теплым юмором изображение двух мужичков навеселе («Частушки при луне»). И рядом с этими какие-то особенно сосредоточенные, все время беспокоящие размышления художника из серии «Кентавры».

Обе выставки подтвердили уникальность метелевского дара. И понимание того, что мы еще недопоняли и недооценили этого живописца. Он дал о себе лишь подсказку, может быть, в главном полотне своей жизни — «Лермонтов. 1841»: то ли пьяный, то ли сумасшедший возница гонит куда-то в вечность кибитку с одиноким седоком. И Лермонтов, обернувшийся к нам, глядит полным трагизма и обреченности взглядом.