Что завещал нам «великий укротитель»…
Еще одно известие из мира искусства, заставившее сжаться сердце у всех, кто ценит прекрасное. 11 апреля после тяжелой и продолжительной болезни (онкологического заболевания) скончался Альберт Филозов. Один из самых талантливых артистов отечественного театра и кино.
Он, к слову, наш земляк: актер родился в Свердловске 25 июня 1937 года. Биографию свою начинал в неожиданной для будущего корифея сцены, но вполне стандартной для опорного края державы, пролетарской стилистике — получил профессию токаря, работал на Государственном подшипниковом заводе № 6. А вот потом — резкий, и судьбоносный, поворот! В 1955 году 22-летний Альберт Филозов вместе с еще одним уроженцем уральской столицы, известным впоследствии артистом Юрием Гребенщиковым, был принят выездной комиссией в Школу-студию МХАТ на курс знаменитого мастера сцены Виктора Станицына. Окончил курс в 1959 году, и с этого времени до самого конца жизни для Альберта Леонидовича вторым домом стали театральные подмостки Москвы и павильоны киностудий. Только два года перерыва — с 1961-го по 1963-й, когда молодой актер служил в армии, в саперном батальоне. В послужном списке Филозова театры менялись часто: Московский драматический театр имени К. С. Станиславского (у М. Яншина), Театр имени Ермоловой, Театр на Таганке, театр «Школа современной пьесы» (здесь артист работал с 1989 года и до самой смерти). С 1991 по 1995 год Филозов, совместно с Арменом Джигарханяном, был мастером актерского курса во ВГИКе, преподавал в Российской академии театрального искусства (РАТИ). В 2007 году дебютировал в качестве режиссера, поставив на сцене театра «Школа современной пьесы» совместно с актрисой Ольгой Гусилетовой пьесу «Дважды два — пять». И, разумеется, главное поприще Филозова-актера — кинематограф.
Прекрасно написала про артиста критик Нина Цыркун: «Ускользающая характерность смытых черт, отрешенный взгляд белесоватых, почти прозрачных глаз — знаковый облик Альберта Филозова задал ему амплуа «постороннего»: иностранца (первая роль в кино — Отто Тальвиг из «Сынов Отечества») или чужого среди своих (инженер Петухов из телесериала «И это все о нем»). Альберт Филозов, впрочем, и сам прекрасно понимает, что он «другой», и в стаю не тянется. Представитель редкого у нас племени перфекционистов, искатель совершенства — прежде всего в себе самом. Уже известный актер, он профессионально обучался музыке и танцам — чтобы сыграть, может быть, единственную роль, где эти умения пригодятся. Фокус – в незаметной подсветке изнутри, преображающей матовую поверхность. Скупость не наличных, но востребованных средств; богатство скудного — режиссер Гамлет Датский остался бы доволен актером Альбертом Филозовым!».
Действительно, подчеркнуто камерная, неброская манера самовоплощения — поразительная индивидуальная краска, позволявшая Филозову воплощать образы совершенно полярные — от ангелов доброты до патологических типов. Последние артистом исполнялись в особой, едва ли не постмодернистской манере — без запаха огня и серы, без малейшего намека на внешнее эффектирование негатива. Таков и нацистский палач Шернер («Тегеран-43»), и жестокий Князь из «Ледяной внучки», и главный отрицательный персонаж, коварно-сладострастный чиновник Коврин («Золотая баба»), и злой гений Пушкина, министр просвещения Российской империи граф Уваров («Последняя дорога»), и опошляющий «великое имя синема» мистер Сэконд («Человек с бульвара Капуцинов»). Высший пилотаж экранного воплощения зла у Филозова — эпизодический, но врезающийся в сознание образ Степана Шешковского, страшного главы Тайной экспедиции, ответственного за политический сыск и пытки («Царская охота»). Всего один эпизод — но какой! «Сейчас мое время, любезный», — мягко и тихо говорит герой, выпроваживая ведущего допрос высокого чиновника. Затем он, точно крадучись, обходит вокруг сидящей на табуретке княжны Таракановой — и эта кошачья манера, эти ухватки хищника на мягких лапах уже вводят в ужас героиню (и зрителей). «Ишь ты, какая!» — не повышая голоса, приговаривает Шешковский — и внезапно, рывком, рвет на молодой женщине платье, обнажая тело. И тут же судорожно выбегает в соседнюю комнату, глотками пьет какое-то варево, бормоча: «Наварчик мой, тепленький!» — а затем дрожащим голосом, точно извиняясь, шепчет: «Попужаю, немножко попужаю!». И возвращается к жертве, закрывает за собой дверь — а через секунду из-за закрытых дверей раздается душераздирающий крик Таракановой, к обнаженной груди которой палач приложил раскаленное железо…
И все-таки главное наследие Филозова-артиста — образы, несущие в себе колоссальный, едва ли не библейский заряд доброты. Иногда это — личности, добровольно приносящие жертву «за други своя», несущие крест служения ближнему. Таковы секретарь Шмидт («Никколо Паганини»), Фердинанд Рис («Жизнь Бетховена»), кузен Бенедикт («Капитан «Пилигрима»), флибустьер поневоле Эндрю Бэйнс («Одиссея капитана Блада»). В высшей степени показательна роль антрепренера Дудукина из фильма «Без вины виноватые» по одноименной пьесе А. Н. Островского. В СССР этот образ было принято показывать шаржировано, как дельца от искусства — Филозов резчайшим образом ломает эту традицию. Его Дудукин — влюбленный в красоту человек, преклоняющийся перед гением актрисы Кручининой и стремящийся сделать для нее все, что в состоянии дать ей опытный и профессиональный продюсер… Либо же образы Филозова — люди-«чудики», идеалисты не от мира сего, вызывающие подчас насмешку окружающих — но в конечном итоге преображающие мир. «Личности, засмотревшиеся на звезды» (как сказал В. Набоков о героях Чехова). Здесь классика — человек светлой души, поэт и непоседа Оскар («Расмус-бродяга»), комичный и одновременно обаятельный отец семейства Джордж Бэнкс («Мэри Поппинс, до свидания!»), внешне безвольные, но несущие в себе неистребимую любовь Костя Лавочкин («Вам и не снилось») и Силин («Ночные забавы»). И, несомненно — едва ли не самый «программный» образ Филозова-киноактера: наивный и чистый Савва Куликов («Великий укротитель»), герой пронзительной и печальной истории о непонятом гении, пренебрежительно обойденный людьми, преданный любимой девушкой, которому дарят свое тепло только опекаемые им животные — но который буквально заряжает зрителей картины аурой доброжелательности, понимания и всепрощения. Эту красоту и кристальность человеческих отношений, эту «захватывающую дух высоту нравственного приглашения человека» (прекрасное выражение о. Александра Меня), а также свое великолепное эстетическое мастерство — Альберт Леонидович Филозов оставляет и завещает всем нам.