Экономическая система «страны счастливого детства» откровенно конвульсировала, «светлое будущее» оказывалось совсем даже не светлым — и все большее количество людей начинало это даже не понимать, а чувствовать на собственной шкуре…

Сейчас мало кто знает: начиная со второй половины 1950-х годов по СССР прокатился шквал стихийных протестов. Взрывы социальных возмущений были отмечены в Тбилиси, Джетыгаре, Темиртау, Грозном, Муроме, Александрове… Они, кстати, не миновали и Свердловск — тогда акция протеста имела место в УПИ. Все они имели причиной именно социально-экономические гримасы, однако на них накладывались и политические мотивы — страна, разбуженная разоблачением «культа личности», начинала задавать вопросы, искать на них самостоятельные ответы. Все эти акции заканчивались кровавыми подавлениями, иногда демонстративно-жестокими, как в Тбилиси, но они начинались снова и снова. И именно новочеркасские события стали кульминацией этого, забытого сегодня трагического этапа в истории нашей страны.

…Так совпало, что в один и тот же день рабочие узнали о повышении цен — а руководство Новочеркасского электровозостроительного завода сообщило рабочим о снижении на треть расценок. Это, конечно, было лишь совпадение, достаточное, впрочем, чтобы поставить завод на грань забастовки. «Искрой» послужила следующая история. Люди требовали от начальства ответа на вопрос: «На что нам жить дальше?» Вскоре появился директор завода Б. Н. Курочкин. Заметив невдалеке торговку пирожками, он оборвал одного из выступающих и заявил: «Не хватает денег на мясо — жрите пирожки с ливером». Это стало детонатором взрыва.
Началась забастовка, в Москву полетела телеграмма об антисоветском мятеже. Утром Хрущеву была доложена следующая информация: «Нежелательные волнения продолжают иметь место в г. Новочеркасске на электровозном заводе. Примерно к трем часам ночи, после введения воинских частей, толпу, насчитывающую к тому времени около четырех тысяч человек, удалось вытеснить с территории завода, и постепенно она рассеялась. Завод был взят под военную охрану, в городе установлен комендантский час, 22 зачинщика были задержаны». За ночь все жизненно важные объекты города — почта, телеграф, радиоузел, горисполком и горком партии, отдел милиции, КГБ и Государственный банк — были взяты под охрану, а из Госбанка были вывезены все деньги и ценности. Подразделения Новочеркасского гарнизона были подняты по тревоге и переведены в полную боевую готовность. Между тем площадь перед администрацией города была уже заполнена людьми, которые требовали, чтобы к ним кто-нибудь вышел на разговор, но никто не появился… 
Финал общеизвестен. Местные войска были ненадежны (были сомнения, захотят ли они стрелять в безоружных), и в город авиацией срочно были переброшены подразделения из Средней Азии. Очевидцы вспоминают: первые пулеметные очереди поверх толпы попали в деревья, а на них сидели дети — они забирались туда, чтобы лучше видеть. Началась паника. Свидетели рассказывали, что один офицер, получивший команду открыть огонь, отказался передавать эту команду своим солдатам и перед строем застрелился. Но огонь все-таки был открыт. Вначале вверх, по деревьям, по детворе. Посыпались убитые, раненные, перепуганные. Затем огонь был перенесен на массу. Это не огонь одиночными выстрелами из трехлинеек, это был огонь из скорострельных автоматов.

Рассказы очевидцев донесли до нас кошмарные подробности расстрела. «Бежит пожилой мужчина мимо бетонной цветочной вазы на тумбе. Пуля попала в голову, его мозги моментально разляпались по вазе. Мать в магазине носит грудного убитого ребенка. Убита парикмахерша на рабочем месте. Лежит девчушка в луже крови. Ошалелый майор встал в эту лужу. Ему говорят: «Смотри, сволочь, где ты стоишь!» Майор здесь же пускает пулю себе в голову». Один из позже осужденных участников этих событий, раненный срикошеченной пулей в лопатку, в лагере рассказывал, что их заставляли складировать трупы погибших в подвале рядом находящегося Госбанка. Трупы укладывали штабелями, а они еще агонизировали… По приказу областного начальства мертвых собрали, увезли и свалили в какую-то заброшенную шахту, кровь с площади смыли брандспойтами.

Позднее в Новочеркасске прошел суд над «зачинщиками беспорядков». Они были выявлены благодаря агентам, которые специально делали фотографии возмущенной толпы. Тех, кто на этих снимках шел в первых рядах и вел себя наиболее активно, вызывали в суд. Людей арестовывали ночью, чтобы было меньше свидетелей, никому ничего не объясняя. Им были выдвинуты обвинения в бандитизме, массовых беспорядках и попытке свержения Советской власти, почти все участники признавали себя виновными. Семеро из «зачинщиков» (Александр Зайцев, Андрей Коркач, Михаил Кузнецов, Борис Мокроусов, Сергей Сотников, Владимир Черепанов, Владимир Шуваев) были приговорены к смертной казни и расстреляны, остальные 105 получили сроки заключения от 10 до 15 лет с отбыванием в колонии строгого режима… Высшее руководство страны больше всего боялось огласки произошедших событий. Были предприняты все меры для того, чтобы информация никуда не просочилась, для этого проверяли все письма горожан, а всех, кто выезжал из Новочеркасска, подробно допрашивали о целях поездки и проводили «душевную беседу», после которой каждый понимал, что не стоит распространяться о событиях, произошедших в городе. Таким образом, сведения о новочеркасской трагедии удалось сохранить в глубокой тайне вплоть до конца 1980-х годов. Архивы КГБ по расстрелу в Новочеркасске до сих пор засекречены.

Однако… Как у Высоцкого: «Но был один, который не стрелял». Вспомним тех офицеров, которые застрелились, но не стали стрелять в людей, — мы не знаем их имен, а они достойны памятника: это были те, для кого слова «офицерская честь» не было пустым звуком… И был один, чье имя мы знаем: это заместитель командующего Северо-Кавказским военным округом генерал Матвей Кузьмич Шапошников. Участник Великой Отечественной войны, командир танковой бригады во время Курской битвы, участник встреч на Эльбе и исторического Парада Победы, Герой Советского Союза. Получив приказ атаковать толпу танками, он ответил: «Не вижу перед собой такого противника, которого следовало бы атаковать нашими танками». Это стоило ему военной карьеры и обрекло на многолетние преследования: против него было возбуждено уголовное дело по обвинению в антисоветской пропаганде, в 1967 году генерал был исключен из партии. И — Шапошников не сломался: до самой своей смерти 28 июня 1994 года он пытался предать гласности информацию о новочеркасской трагедии, в годы «перестройки» участвовал в работе правозащитных организаций.

И еще предельно выразительная деталь. Один из свидетелей расстрела, один из мальчишек с городской площади Новочеркасска, впоследствии не исполнил преступный приказ у «Белого дома» в августе 1991-го — его звали Александр Лебедь. Так соединилась связь времен.