Размер текста:
Цвет:
Изображения:

Позорный процесс

«В истории каждой страны есть чему гордиться и есть чего стыдиться» — сказал в свое время Константин Симонов. Соответственно, и юбилеи в каждой стране бывают двоякие — предмет для гордости и наоборот… 50 лет назад, в феврале 1966 года, закончился печально известный процесс Синявского и Даниэля.

Одно из самых позорнейших событий в отечественной истории ХХ века.

Поскольку эрудированных в реалиях данной истории немного, стоит вкратце рассказать об основных вехах происшедшего. Андрей Донатович Синявский и Юлий Маркович Даниэль — блестящие литераторы; Синявский к тому же — литературовед и философ, один из ярчайших представителей российского экзистенциализма. Родившиеся в 1925 году (Синявский — в польско-дворянской, Даниэль — в еврейской семье), оба литератора вошли в творческую жизнь и зрелость на гребне оттепели — и вместе пережили ее «подмораживание», начало нового социально-политического «заморозка». В этих условиях печататься в СССР любым авторам неофициозной направленности не было никакой возможности — и оба писателя прибегли к единственно остававшейся возможности: переправить рукописи в свободный мир.

Тоталитарный СССР был гигантской «зоной», только что поверившей, что «оковы тяжкие падут», а окружающий эту зону мир жил по философии, где свобода почиталась высшей ценностью от Бога. Синявский и Даниэль не были политизированными авторами типа Солженицына — они были просто свободными по духу людьми и хотели реализовать право на свободное высказывание, которое было гарантировано им… Конституцией СССР (!). На Западе они публиковались под псевдонимами Абрам Терц (Синявский) и Николай Аржак (Даниэль). Транспортировку сочинений за границу осуществляла дочь военно-морского атташе Франции в СССР Элен Пелтье-Замойская. Потрясающая деталь: Синявского в КГБ заставляли шпионить за Элен — он дал притворное согласие, о чем тут же рассказал ей, и они вели дерзкую игру со спецслужбой, вдвоем сочиняя нужные «доносы»…

До сих пор неясно, кто рассекретил отважных писателей. Может быть, Синявский и Даниэль неосторожно рассказали о своей деятельности кому-то из друзей. Может быть, имела место утечка информации «из-за бугра» — поэт Е. Евтушенко даже рассказывал, что ему якобы сам Роберт Кеннеди под большим секретом сообщил о целенаправленной сделке КГБ с ЦРУ по этому делу. Впрочем, именно версия Евтушенко выглядит наиболее фантастичной. Так или иначе, но реакция режима оказалась быстрой и свирепой: арест, следствие и громкое позорное судилище, широко освещавшееся в «Известиях» и «Литературной газете». Этот процесс был уникальным даже для СССР, потому что судили людей не за взгляды или политические убеждения (это в контексте советской системы как-то еще можно было понять!), но исключительно за художественные произведения и их публикацию за рубежом.

Синявскому инкриминировали повести «Любимов» и «Суд идет», статью «Что такое социалистический реализм» (исследование, сегодня признанное классическим в своей области), а также за провоз в СССР книг писателя русского зарубежья Алексея Ремизова. «Криминалом» Даниэля были повести «Говорит Москва» и «Искупление», рассказы «Руки» и «Человек из МИНАПа»… Учитывая еврейское происхождение Даниэля и «одесский» псевдоним Синявского, судилище приобрело еще и антисемитский привкус. Приговор был железобетонным: 5 лет Даниэлю и 7 лет Синявскому по статье «Антисоветская пропаганда и агитация». Ни тот, ни другой себя виновными не признали.

Что самое резонансное в деле Синявского и Даниэля — это потрясший общество нравственный и поведенческий раскол в среде советских писателей по поводу свершившегося. Воистину, «процесс века» выявил два непримиримых полюса среди «властителей дум»: одни остались людьми и, проявляя исключительно мужество, рискуя многим, возвысили свой голос в защиту гонимых собратьев по перу. Другие совершили ужасное грехопадение, не только поддержав публичную экзекуцию, но в своем палаческом рвении даже переплюнув карательные органы. На «полюсе мужества» оказались авторы «письма 62-х», ходатайствовавших об освобождении Синявского и Даниэля: в их числе были литераторы А. Аникст, Л. Аннинский, П. Антокольский, Б. Ахмадулина, В. Берестов, Ю. Борев, В. Войнович, Ю. Домбровский, А. Жигулин, Л. Зорин, В. Каверин, Л. Копелев, В. Корнилов, Ю. Левитанский, Л. Лунгина, Ю. Мориц, Ю. Нагибин, Б. Окуджава, К. Паустовский, Д. Самойлов, Б. Сарнов, А. Тарковский, К. Чуковский, Л. Чуковская, В. Шаламов, М. Шатров, В. Шкловский, И. Эренбург, а также актер И. Кваша, искусствоведы Ю. Герчук и И. Голомшток, художник Н. Кишилов…

С другого полюса в поддержку репрессии выступили члены секретариата Союза писателей СССР К. Федин, А. Сурков, К. Симонов, Н. Тихонов, Л. Соболев, С. Михалков — воплощенный МАССОЛИТ булгаковского романа… Поэт А. Прокофьев высказался в духе: «Как хорошо, что КГБ защищает нас от этих субъектов» (!) — а один из его коллег разразился потрясающим стихом «Не слабей, родная диктатура». Но всех в своем моральном падении превзошел М. Шолохов: на процессе он выступал в роли «главного общественного обвинителя», а на XXIII съезде КПСС заявил: «Попадись эти молодчики с черной совестью в памятные 20-е годы, когда судили, не опираясь на строго разграниченные статьи уголовного кодекса, а руководствуясь революционным правосознанием (бурные аплодисменты)... Ох, не ту бы меру наказания получили бы эти оборотни! (Бурные аплодисменты). А тут, видите ли, еще рассуждают о суровости приговора!». То есть сердечно посетовал о том, что Синявского и Даниэля нельзя «шлепнуть» без суда и следствия, как в годы его «революционной» молодости… Права была Надежда Мандельштам: «В своем одичании и падении писатели превосходят всех». После спича Шолохова появился анекдот: «Кто такие подонки? — Некоторые писатели, живущие на Дону».

Но «трубой архангела» прозвучало над страной открытое письмо Шолохову со стороны Лидии Чуковской, где были следующие строки: «Вы поднялись на трибуну как представитель советской литературы. Но вы держали речь как отступник ее. Ваша позорная речь не будет забыта историей. А литература сама вам отомстит за себя, как мстит она всем, кто отступает от налагаемого ею трудного долга. Она приговорит Вас к высшей мере наказания, существующей для художника, — к творческому бесплодию. И никакие почести, деньги, отечественные и международные премии не отвратят этот приговор от Вашей головы. Ибо продавший душу дьяволу не может служить богам». Это «проклятие Кассандры» оказалось буквальным — после того публичного нравственного харакири Шолохов больше не напишет ни строчки…

Писатели выжили в лагерях — где их неожиданно приняли с уважением, как борцов против «коммуняк». «Оттепель» все же не прошла даром. Потом они выйдут на свободу — и продолжат литературную деятельность: Даниэль в — СССР, Синявский — во Франции (в Сорбонне). Их реабилитация произойдет только в 1991 году… И еще выразительный штрих: сразу после оглашения приговора организация «Международная амнистия» обратилась к правительству СССР и фашистской «хунте черных полковников» в Греции с призывом освободить обоих писателей и томившегося в греческих застенках композитора Микоса Теодоракиса. Так вот, последнего «черные полковники» выпустили, а Синявский и Даниэль отсидели от звонка до звонка. Это и есть исчерпывающая характеристика того, чем был в истории СССР…

Автор статьи: Дмитрий СУВОРОВ, фото: openrussia.org

Другие новости