«Ответчик также обещает возносить молитвы о здравии раба Божиего Арсеньева Ивана Михайловича и раба Божиего Лепустина Сергея Александровича, их семей и благополучии во всех их благих делах и начинаниях», — сказано в определении арбитражного суда. В документе говорится, что суд не нашел противоречий закону в таком соглашении.

Иван Арсеньев и Сергей Лепустин — соучредители компании. Принадлежащая им фирма через суд потребовала деньги с епархии за выполненные работы по разработке проектной документации на переоборудование системы теплоснабжения и установку котельной. Согласно договору, епархия должна была заплатить 916 тысяч рублей, однако услуги компании не оплатили. Изначально фирма подала иск к епархии с требованием взыскать с нее более 500 тысяч рублей. Однако в мировом соглашении сказано уже о выплате только 200 тысяч рублей и вознесении молитв. Такое решение в новейшей истории российской юридической практики выносится впервые.

И пусть это мировое соглашение, но это все же именно юридическое решение. Совершенно ясно, что вознесение молитв — сфера принципиально из какой-то другой оперы, нежели юриспруденция.

Интересно, как судебные органы намереваются проверить исполнение принятого решения? Сколько раз, с какой частотой и интенсивностью святые отцы должны возносить молитвы к Создателю за господ Арсеньева и Лепустина? Сие действо должно быть оформлено в виде литургии, проскомидии, молебна или чего там еще? А на какой срок — месяц, год, десять лет? Это, между прочим, для рядовых прихожан денег стоит, и не самых малых. А в каких храмах — «рядовых» или особо почитаемых? Это тоже в финансовом эквиваленте неравнозначно… И главное: как выяснить, выполняют люди в сане свою часть обязательства или нет? Что, они будут должны предъявить квитанцию об оплате молений? Так таких квитанций в церкви не выдают покамест. В общем, создается устойчивое впечатление, что высокий суд в данном случае поставил себя в достаточно странноватое и даже смешное положение.

К тому же и сам факт решения о своеобразном «бартере», в качестве которого по отношению к конкретному материальному эквиваленту выступает молитва, напоминает знаменитые средневековые индульгенции. В те времена католическая церковь проповедовала интересный тезис о накопленной праведными трудами церкви впрок (!) Божьей благодати, которую можно продавать за вполне ощущаемые деньги. Так появилась одиозная практика, в ходе которой любой желающий за известную мзду мог получить бумагу с печатью об отпущении грехов. Тогда ходила карикатура: разбойник покупает у монаха индульгенцию об отпущении не только за старые, но и за грядущие грехи (поскольку платежеспособен) — и тут же грабит монаха «на законных основаниях».

Но главное в следующем. Российская Федерация, согласно собственной Конституции, есть светское государство (глава 1, статья 14). То есть религиозная сфера — принципиально вне сферы государственной! И никто не может регулировать эту сферу через какие бы то ни было институты государственной власти. Государство не должно брать во внимание, признает человек высшую духовную творящую силу мира (то есть Бога) или нет; верит он в посмертную жизнь или материалистически убежден в том, что после биологической смерти атомы его тела рассеются в космосе. А если человек верующий — то опять-таки государство не должно касаться, кому конкретно он будет возносить свои молитвы — Иегове, Святой Троице, Аллаху, Будде или бажовской Малахитовой шкатулке (это не стеб: в поселке Билимбай реально действовала секта, почитающая Бажова как гуру). Государство не должно ни в каких формах переступать эту черту, что де-факто, пусть и в экзотической форме, произошло в Нижнем Новгороде. В любом правовом сообществе данный принцип соблюдается предельно строго. Вот выразительный пример: в свое время матери Терезе запретили читать молитву в стенах Генеральной Ассамблеи ООН — поскольку эта организация является светской по уставу. Мать Тереза, между прочим, весьма остроумно вышла из положения — написала стихотворение, обращенное к Богу, и прочитала его с трибуны. Прочитала на стопроцентно законных основаниях (что было признано всеми) — она произносила не канонический текст молитвы, а светское произведение словесности.

Другое дело — практика нашей страны… Никакие большевики, никакие Ленины, Сталины и Хрущевы не компрометировали церковь так, как это делают ее сегодняшние доброхоты. Церковь гонимая, расстреливаемая, запрещаемая, загоняемая в подполье — вызывала сочувствие и уважение. И интеллигентский нонконформизм советских лет включал в себя обязательное позитивное отношение к церкви как институту — даже вне зависимости от собственных религиозных убеждений. Церковь, сращивающаяся с властью, вызывает абсолютно противоположные чувства. Но церковь, над которой смеются (а нижегородская история вызывает именно смех!), — это уже случай и вовсе клинический.