Оно докатилось и до Екатеринбурга, где начали обсуждать возможность повторения подобного и на Среднем Урале. Ведь и у нас мигранты попадаются чуть ли не на каждом шагу.

Этого у нас не будет, успокаивает заместитель руководителя кафедры теологии Уральского государственного горного университета Алексей Старостин, специализирующийся на миграционных процессах. В подтверждение чего предлагает посмотреть на этнический состав проживающих, скажем, в екатеринбургском микрорайоне Сортировка.

— Там живут вместе армяне, азербайджанцы, таджики, узбеки, киргизы, китайцы, вьетнамцы. И бог знает, кто там еще живет, — говорит кандидат исторических наук. — Но это не анклав. Там между собой все-таки разговаривают на русском языке, и используют его те же мигранты.

И между ними, по мнению ученого, существуют серьезные этнические противоречия. В качестве примера он привел четвертую овощебазу, на которой периодически случаются драки между выходцами из разных мест. По его словам, «то дагестанцев с азербайджанцами, то таджиков с узбеками… То есть вот эти противоречия есть и не дают мигрантам как приезжему элементу превратиться в некую единую протестную массу».

Как считает этот специалист, ошибка европейцев в том, что они позволили мигрантам компактно селиться. В результате в семьях и целиком в кварталах говорили либо на арабском, либо на урду, либо на турецком или на каком-то другом иностранном языке, который является для мигранта родным.

«А французский или английский учить смысла не было, — резюмирует А. Старостин. — Потому что тут формировалась вся инфраструктура: тут мечеть, свои магазины, химчистки, парикмахерские… Смысл изучать язык страны, если без этого можно существовать комфортно и получать пособие?». Общение же с внешним миром в случае необходимости осуществляет мулла либо еще кто-то, знающий язык страны пребывания.

Эксперт хвалит российские власти, которые стараются не допустить образования анклавов даже родственных нам наций. В частности, вспоминает 2014 год, когда в нашу страну прибыло более миллиона украинских беженцев. Но в результате принятых мер они довольно быстро рассосались.

Возможно, однако, главную роль играет другое отличие России от Европы — у нас люди привыкли сами заботиться о себе, наводить порядок. Если говорить прямо, деструктивные вылазки получили бы немедленный и жестокий «народный отпор». В Европе гражданин приучен уповать на заботу государства. Правоохранительные же органы европейских государств невероятно стеснены в своих действиях различными нормами и ограничениями. Все вполне гармонично, когда они имеют дело с «выдрессированными» от рождения коренными европейцами. Но в столкновениях с мигрантами они терпят абсурдное поражение. Чего стоят сообщения о том, как полицейские Кельна ничем не могли помочь насилуемым немкам, потому что мигранты… не пускали их к месту происшествия.

Эксперт из Института Европы РАН Александр Камкин объясняет, почему власти Германии, как, впрочем, и других стран, входящих в Евросоюз, не выметают взбунтовавшихся беженцев и мигрантов, не закрывают границы. «Открыт ящик Пандоры, это все в Германии понимают. Об этом свидетельствуют заявления федеральных министров и политиков», — отмечает А. Камкин.

Жестких же мер, чтобы прекратить миграционный кризис, правительство А. Меркель предпринять не может, так как это будет посягательством на европейские ценности. И по ним (примат человека над государством, терпимость к инакомыслящим и мигрантам, мультикультурализм, открытость границ, равенство всех перед законом) между европейцами вроде бы существовал консенсус, что и было основой для объединения.

За всем этим лежит комплекс вины бывших империй — ведь еще со школы каждый европеец узнает, что процветание его страны построено на многовековом ограблении колоний, на истреблении аборигенов. И теперь наступила эпоха «расизма наоборот»: в Европе ни в чем не решаются отказать человеку, если у него не белый цвет кожи. Немецкая полиция крайне неохотно преследует виновников бесчинств. Доходит до смешного. Несколько десятилетий в Европе ужесточалось понятие изнасилования — таковым стали считать даже половой акт, несогласие с которым женщина изъявила уже после его завершения. Теперь же бедным немкам объясняют, что изнасилование — это только когда жертва оказывает «активное сопротивление», просто говорить нет или даже кричать мало. И в то же время аресту подвергнуты те немцы, которые вышли патрулировать свои улицы.

Европейский консенсус разрушается по многим направлениям. Страны ЕС конфликтуют по поводу того, кому сколько принимать мигрантов, на повестке дня закрытие границ. В Германии конфликтуют уже регионы: Бавария отправляет «лишних» мигрантов автобусами в Берлин.

И в то же время на грани пересмотра оказывается сам социальный договор между гражданами и властью. Конечно, часть аналитиков считает, что европейцы «травоядны» настолько, что приспособятся к любым условиям. Те же западные немцы спокойно приняли падение своего жизненного уровня на десятки процентов, потому что много денег стало уходить сначала на помощь восточным землям бывшей ГДР, потом — бедным странам ЕС. Почему бы им не привыкнуть теперь к изнасилованиям своих жен, дочерей и сестер?

Однако более вероятен другой сценарий — усиление позиций правых и ультраправых партий. Призывы к гуманизму и толерантности выйдут из моды.