Событие это было настолько значимым для будущей уральской столицы, что под него выписывали поляков — больших мастеров танцевать мазурку. Танец этот считался главным на балу, но был очень трудным в исполнении. Зато позволял в полной красе показать невест — для чего и требовались поляки. Благо, в правлении Общественного собрания, где устраивались балы, заседали богатые купцы, которые такой приезд и финансировали.

Как это происходило, можно представить по описанию, приведенному в романе «Приваловские миллионы» Дмитрия Мамина-Сибиряка: «Впереди всех стоял седой толстый пан Кухцинский, знаменитый танцор… За ним стоял молодой красавец поляк, пан Жукотынский… дальше пан Мозалевский… Расправив седой ус и щелкнув каблуками, пан Кухцинский пошел в первой паре с тем шиком, с каким танцуют мазурку только одни поляки… Мазурка продолжалась около часа; пары утомились, дамы выделывали па с утомленными лицами и тяжело переводили дух. Только одни поляки не чувствовали никакой усталости, а танцевали еще с большим воодушевлением…».

Когда не было поляков, их заменяли офицеры расквартированных в городе воинских частей. Но всегда бал был событием, о котором долго помнили. По мнению известного в то время светского журналиста Дмитрия Сигова, праздник в Екатеринбурге ни в чем не уступал тем, что устраивались в столицах.

Вот как выглядел в его описании бал в горном гнезде, как тогда называли наш город: «Великолепно освещенные залы, неумолкающий гром музыки, беспрерывные танцы — все располагало чувства к приятному ощущению. А дамы и их модные костюмы — это прелесть! Многие из молодых дам были одеты даже в национальные русские платья, бархатные разных цветов сарафаны, обшитые золотыми позументами, с кокошниками на головах и с живописными шелковыми лентами в косах...».

Кое-кого из екатеринбургских барышень на выданье возили показаться в первопрестольную. Если не хватало средств, то брали в долг, чтобы справить дочерям бальные платья, благо, чересчур роскошные драгоценности девицам носить не полагалось. Но на шее, а она, как и спина, должна быть открыта, обязательными считались ювелирные украшения. Без такого аксессуара, повторюсь, недорогого, как и в не модном и не новом платье, девушке на балу появляться было неприлично.

Балы в московском Благородном собрании были своеобразной всероссийской «ярмаркой невест». Иной раз их там собиралось больше тысячи со всех российских губерний в надежде обратить на себя внимание женихов познатнее. На столь красочное зрелище приезжали поглазеть даже иностранцы.

К балам в нашем городе всегда подходили творчески. Как вспоминает старая екатеринбурженка Н. П. Нестерова-Анфиногенова, «в декабре был бал, не помню, в пользу кого. Этот бал каждый год менял название, но я запомнила только два — «матросский» и «белый». На первом все присутствующие должны были одеться матросами, иначе платили штраф по одному рублю, а некоторые по 3 и 5 рублей. На «белом» балу все дамы, несмотря на возраст, должны были быть одетыми в белые платья, а мужчины — во фраки, иначе тоже взимался штраф».

Еще был «ситцевый» бал. Обычно он проводился в доме Марии Алексеевой, гражданской жены Мамина-Сибиряка, которая славилась своим радушием и выдумкой. Например, здесь устраивались шуточные заседания Общества взаимных льстецов и Театр для себя.

Нечто подобное под названием «Ситцевый вечер» организовывалось в благотворительных целях и в Общественном собрании. Как писала об одном из таких мероприятий в 1889 году газета «Екатеринбургская неделя», «собственно говоря, «ситцу» было там мало, но зато много шелку, атласа, цветов, оживления…». На вечере выступали члены екатеринбургского музыкального кружка, самодеятельные поэты, звучали арии из любимых опер, было много танцев, работали киоски в русском, китайском и европейском стиле с легким угощением.

О любви горожан к балам свидетельствует то, что екатеринбургские власти, зная об этих настроениях, выкупили здание Общественного собрания в собственность города. Сюда в числе первых было проведено электрическое освещение. И балы в зале, освещенном a giorno (электричеством), стали еще более популярными. К слову, на «бальное» здание можно посмотреть и в наши дни — расположено оно на улице Карла Либкнехта. Сейчас в нем занимаются студенты Театрального института и ставятся учебные спектакли.

Приглашения на бал рассылались заранее, за три недели до даты, на которую он назначался. И дать ответ надо было письменно и не позже следующего дня после получения приглашения. Делалось это для того, чтобы дамы имели время на пошив нового платья. Но времени все равно не хватало. И в день бала весь екатеринбургский бомонд был на ногах с раннего утра. Бедные модистки не спали накануне всю ночь, дошивая бальные платья. А все остальные причастные беспрерывно совещались, чтобы не упустить ни одной мелочи.

Для кавалеров же существовал дресс-код. Так, дама могла отказать приглашающему на танец, если на руках у него не было надето белых перчаток. Категорически запрещались сапоги, только башмаки. Послабления делались лишь для военных: перчатки могли быть замшевыми, сапоги им позволялись как принадлежность к военной форме, мундира считалось вполне достаточно. А если военный был в сапогах со шпорами, то это означало, что он не намерен танцевать.

Также правом не танцевать пользовались дамы свыше 26 лет и кавалеры старше 35 лет. Но в полонезе, торжественном шествии под музыку, которым открывался бал, обязаны были участвовать все. Поэтому офицеры, надевавшие шпоры, так как им предстояло отлучиться с бала по службе, специально опаздывали на полонез. Всех же остальных не танцующих могли «мобилизовать», если на какой-то танец не хватало составить пары.

Как правило, на балу барышня имела при себе три предмета: веер, маленький букетик цветов и записную книжечку, называемую «агенда». Последняя служила для записей танцев. В нашем Общественном собрании их выдавали приезжающим на бал на входе. Порядок танцев на балу был заранее занесен в агенду, оставалось ее открыть и сказать, к примеру, молодому человеку: «У меня свободен вальс, предлагаю его вам». Тогда как относительно такого важного танца, как мазурка — после нее обычно следовал ужин и с понравившейся девушкой можно было поговорить, договаривались заранее, зачастую через посредников.

Еще больше возможностей в этом плане давал котильон, которым балы обычно заканчивались. К нему выносили короба с цветами, которые кавалеры разбирали и дарили дамам, ангажированным ими на танец. Затем в зал на шпагах вносили разноцветные ленты. Их также брали кавалеры и преподносили своим партнершам, а те надевали через плечо одну ленту на другую.

Затем наступали волнующие минуты для молодых людей. Узкие короткие ленты с бубенчиками они привязывали дамам к рукам, начиная от кистей до локтей, и вдыхая при этом обворожительные запахи духов. Многие и на бал-то ездили исключительно из-за котильона.

И за всем этим внимательнейшим образом наблюдали маменьки, тетушки и прочая родня, сопровождающие девицу на бал. Подмечалось все. Как, к примеру, потенциальный жених танцует. Если неважно, то это указывало на низкое происхождение и недостаток воспитания. Потому как обучение танцам в те времена было делом не дешевым и длительным. И в Екатеринбурге только богатые семьи могли позволить себе приглашать учителей домой. Причем уроки танцев проводились не индивидуально, а с группами детей, естественно, обоего пола, без чего освоить парные танцы было бы просто невозможно. Что, в свою очередь, требовало просторного жилья, соответствующей одежды уже с раннего возраста, а также нужно было угостить приглашенных ребятишек. И уже с 12—13 лет дети из благородных семей участвовали в домашних балах. Так что не имеющий подобной практики кавалер на балу сразу выявлялся и отсекался как неровня.

Но это был только первый этап отбраковки. На втором наблюдалось то, насколько слаженны движения пары. Если они представляют собой единое целое, то между танцующими, безусловно, существует взаимная симпатия. А если за один вечер кавалер больше трех раз приглашал барышню на танец, то это было равносильно сватовству. И если таковое не происходило в действительности, считалось, что тем самым репутации девушки нанесен урон. Совершившему такой проступок предстояло объяснение с ее родственниками.

В целом можно констатировать, что балы — это не только развлечение, а еще и важный элемент общественной жизни старого Екатеринбурга. И так как большая часть балов проводилась в новогодний период, то уместно вспомнить о них именно сейчас.