Ельцинское время расширило границы этого понятия, предоставив не только простым гражданам выбирать собственный путь, но и подпольному искусству выходить в массы. Так начали создаваться первые частные галереи в Москве и Петербурге, что позже привлекло внимание коллекционеров.

Через несколько дней после открытия Ельцин-центра Наина Иосифовна поздравила свердловчан с еще одним интересным событием, уже в стенах самого центра, — открытием выставки «90-е».

—  Постаралась сделать экспозицию честной, без лакировки, — рассказывает Елена Селина, куратор выставки, директор одной из ведущих галерей современного искусства «XL», открывшейся в 1993 году. — Работы художников — визуальный документ того времени, работы во многом параллельны политическим событиям. Каким бы тяжелым ни было время, для меня оно было счастливым, драйв свободы перекрывал многое, мы ели черный хлеб, курили плохие сигареты, но эта дурацкая радость нас совершенно поглотила.

Важно, что каждый год сопровождает знаковая работа. В 1990-м такой работой стал портрет Горбачева в женском индийском образе художника Владислава Мамышева-Монро как символ свободы и наступившей демократии. Тот же автор в работе «Политбюро», надев на всех членов парики и серьги, как бы предлагает им, подобно Керенскому в женском платье, по одной из легенд, который сбежал из Зимнего дворца, оставив власть.

Тревожность 1991 года нашла отражение в картине Эрика Булатова «Вид Москвы из Мадрида», на которой небо повисло над городом грозовыми облаками триколора. Далее 94-й, война в Чечне и «Заиндевелый орел», символ на гербе России, покрытый наполовину настоящим нетающим снегом, Игоря Макаревича и Елены Елагиной как символ угрозы, опасности, холода во внешних отношениях. Одной из ярких работ выставки можно считать инсталляцию Дмитрия Гутова — нотная партитура, сделанная из лески, стала пристанищем совсем не для нот, а для настоящих оружейных пуль. Работа стала символом воздуха, который отягощен всеобщим напряжением.

— 90-е для меня — это как вставить вилку в розетку 220 вольт, — делится воспоминаниями Дмитрий Гутов. — Мы жили в новом космосе, мы начинали творить с нуля, потому что не было ни художественных журналов, ни галерей. Эта атмосфера неслыханной свободы, отчасти ужасной, помогала творить.

Конечно, признание пришло не сразу. Дмитрию одному приходилось кормить семью, состоявшую из пяти человек, — подрабатывал таксистом, да еще много кем. Кто-то из художников писал на картонных коробках. Социальное расслоение было настолько сильно, что в 1997 году Андрей Логвин создает инсталляцию «Жизнь удалась», где слова из названия черной икрой изображены на фоне красной. Это изображение позже ушло в народ, и сейчас в столице до сих пор продают сувениры с изображением икорки. Еще одним широким явлением стало повсеместное засилье бомжей. В 1998 году художник Борис Михайлов создал серию фотографий, на которых харьковские бомжи с легкостью демонстрируют свои изъяны, с очень метафоричным названием для времени «История болезни». Завершается выставка картиной Владимира Дубосарского и Александра Виноградова «Вдохновение», в которой показано упоение войной, экстаз от сражения, что, кстати, очень актуально и для нашего времени. А также вопросительную точку в выставке поставила картина Ивана Чуйкова «Окно XXXVI», на которой известный «Черный квадрат» представлен как вид из оконной рамы, темный и непонятный. К сожалению, замечают искусствоведы, сейчас нет такого бума современного творчества. Современные галереи демонстрирует лишь абстрактные представления о мире в целом, упуская из виду события именно в нашей стране, которые непременно требуют художественного выражения.

[photo]3186[/photo]