Законопроект исключает понятие «злостное» в отношении сопротивления и неповиновения заключенного сотруднику ФСИН. Кроме того, расширяет список разрешенных спецсредств и упрощает условия их использования. Ранее в законе говорилось о минимальном причинении вреда заключенным, теперь не рекомендуется бить палкой по голове, шее, ключичной области, животу, половым органам, в область проекции сердца, а также применять водомет при отрицательной температуре. Кроме того, проект легализует для органов правопорядка возможность стрелять в толпу на поражение — в том числе в женщин, если у них, согласно формулировке, «не наблюдается видимых признаков беременности».

Политики и правозащитники не скупятся на комментарии. «Россия — страна, где заключенных регулярно избивают, убивают, применяют к ним сексуальное насилие. Все это делается как самими сотрудниками администрации, так и руками «активистов» — зэков, которых администрация использует для управления остальными заключенными. Факты насилия практически не расследуются, виновные наказываются очень редко, и всегда несоразмерно легкими наказаниями»; «Особой строкой в данном законопроекте прописано снятие с сотрудника ответственности за причиненный вред здоровью и имуществу того, к кому он применил силу и спецсредства. То есть полная безнаказанность — можно искалечить и даже убить человека, и ничего за это не будет»; «Это закон о применении силы к заключенным по любому поводу, в том числе и за так называемое «нарушение распорядка». Иначе говоря, сидит человек днем на кровати — дубинкой его, по почкам!». Добавить нечего…

Простой вопрос: в каких политических режимах ХХ века практиковалось нечто похожее — то есть расширенные права на насилие сотрудников пенитенциарных учреждений по отношению к заключенным и максимальное снятие ответственности с тюремщиков за последствия такого насилия? Под эту категорию попадут три группы государств. Во-первых, тоталитарные коммунистические режимы — ленинско-сталинский СССР, КНР, КНДР, Куба, полпотовская Кампучия, восточноевропейские «страны народной демократии». Во-вторых, это страны, где восторжествовал фашизм или нацизм, — Третий рейх и его союзники (Италия, Венгрия, Румыния, Хорватия), Греция времен «черных полковников». И, наконец, это все диктатуры «третьего мира» — как правые («хунты горилл» в Латинской Америке», военные режимы Черной Африки), так и левые (феномены типа Ирака Саддама Хусейна, Ливии Муаммара Каддафи, Афганистана перед советским вторжением, «социалистической Эфиопии», современных Мьянмы и Зимбабве). Все эти режимы квалифицировались, в том числе юридически, как «преступные», и вышеописанная практика была на самом «почетном» месте в числе предъявляемых подобным правительствам обвинений. И когда эти режимы рушились — за исключением КНДР, Зимбабве, Судана и Мьянмы, все остальные правительства подобного типа пережили неизбежное крушение, — им пришлось отвечать за свои действия, в том числе и за подобную пенитенциарную практику.

Что же касается разрешения стрелять в толпу… Вспомните, что в этом случае первым приходит на ум в российской истории? Правильно: 9 января и Ленский расстрел! А также множество аналогичных эпизодов из истории «Советской республики»: самый знаменитый прецедент, конечно — Новочеркасск, но подобных «инцидентов» было великое множество, начиная с самых первых послеоктябрьских месяцев. За пределами России аналогичные трагедии — также или из практики диктатур (такие эпизоды были, например, в биографии незадачливого «императора» Бокассы), или из истории колониализма. Классика здесь — зверский расстрел протестующих индийцев английскими колониальными войсками на площади Джаллианвала-Бакх в Амритсаре 13 апреля 1919 года. Опять-таки всегда впоследствии такие трагические происшествия становились материалом не только для нравственного, но и для юридического осуждения — уже не говоря о политической пагубности подобных мероприятий для ответственных за них лиц: для Николая II, например, 9 января и Лена стали натуральными ступенями в ипатьевский подвал. Как точно отметил депутат Госдумы Дмитрий Гудков, «многие понимают, что узаконенное насилие — это опасно. Оказаться его жертвой может каждый». Что-то вроде иронии, высказанной писателем Виктором Пелевиным по поводу Геннадия Зюганова: «Он носится со Сталиным потому, что всегда воображает себя в пыжиковой шапке на трибуне Мавзолея и никогда — в лубянском подвале».