Они танцуют, рисуют, сочиняют стихи и прозу, участвуют в конкурсах красоты и театральных постановках. Что-то из этого производит впечатление, но почитать на досуге стихи, написанные заключенными, или повесить в своей спальне полотно, созданное насильником, меня вряд ли что заставит.

Пусть это будет хоть второй Есенин или Серов, но за душещипательной лирикой и сюжетом я все равно буду видеть маньяка.

«Когда снова я выйду на волю 
И захлопну тюремную дверь, 
Подарю тебе с пылкой любовью 
То, что должен был раньше, поверь».

Скажу честно, не верю. Как и не верю во все остальное, что создают воры, убийцы, педофилы. И дело здесь не только в том, что картины бездарны, а поэзия — «плоская», а именно в особенности «человека творящего». С мебелью, деревянными нардами, одеждой — гораздо проще. Это материальные вещи, которые я могу использовать по их прямому назначению, как я использую все то же, купленное в магазине. Неважно кем и где сделано, главное, чтобы качественно и красиво. Но творчество — стихи, проза, картины, спектакли — совершенно иное. Это тонкие субстанции, взаимодействие с которыми, простите за пафос, возвышает зрителя и в особо удачных случаях провоцирует катарсис.

«А тюрьма еще не повод ломать жизнь как карандаш. 
И зима в тайге не холод, это только лишь пейзаж. 
Дождь в судьбе не есть ненастье, с бабой спать не есть любовь. 
Все иметь не значит счастье, нос разбить не значит в кровь».

Что в этих строках должно «выстрелить» мне прямо в сердце, я так и не поняла — образность, метафоричность, гениальная находка автора, что «с бабой спать не есть любовь»?!

Я прочитала несколько десятков подобных опусов, посмотрела картины, которые пишут заключенные и даже досмотрела до конца пару роликов с театральных тюремных постановок. Пыталась быть серьезной, но поверить в прочитанное и увиденное так и не смогла. И вроде все красиво, ладно и складно, но не цепляет. В недавнем прошлом я была на выставке работ, написанных душевнобольными городской психиатрической больницы № 6, и страшно признаться, но вот там две работы меня зацепили. И ведь, казалось бы, картины также созданы асоциальными людьми, но больному шизофренией художнику Александру верю, а вору Геннадию нет. В чем же тут секрет?

— Это миф, что тюрьма исправляет человека, если бы было наоборот, уровень рецидивов снижался бы, а не увеличивался, — объясняет мне психолог-криминалист, кандидат психологических наук Алексей Беломестов. — Тюрьма только изолирует человека, а существующие там порядки — доминирование насилия, клановость, агрессивность и жестокость — только угнетают человеческую психику. Большинство конфликтов решаются драками, а провинившихся унижают или, говоря тюремным языком, опускают. Любая созидательная активность подавляется, и основные чувства, которые возникают в человеке, — это страх, тревожность, состояние безнадежности и апатия. После отбывания срока такие люди на свободе не смогут нормально социализироваться, и чтобы хоть как-то их адаптировать, стали создавать творческие кружки. Но это не современное ноу-хау, о том, чтобы перевоспитывать преступников творчеством, специалисты задумались еще в 20-х годах ХХ века. Было доказано, что вовлечение человека в творческий процесс позволяет ему развивать воображение, интуицию и таким образом самоутверждаться и раскрывать свой потенциал. Для преступника, личность которого уже подавлена, это становится настоящей арт-терапией, — утверждает психолог.

Но личность душевнобольного тоже угнетена и подавлена, но почему-то их работы находят у меня эмоциональный отклик, а работы заключенных нет. Алексей Беломестов согласен со мной и говорит, что все дело опять же в среде, в которой создаются работы.

— Здесь принципиально разные психологические состояния. У душевнобольных нет осознания того, что они занимаются арт-терапией, это их внутренняя потребность высказаться, способ объяснить свое состояние, поэтому в их картинах столько деталей, цвета и экспериментов с формой. Они новаторы. У преступников же творчество — это, с одной стороны, указ руководства, с другой — возможность самоутвердиться. Я не говорю за всех, но процент творческих работ, то есть качественно новых, а не скопированных, достаточно мал, поэтому и художественная ценность невелика. Если проанализировать темы, которые они поднимают в стихах или прозе, то это тоска по свободе, отношение к матери, женщине, ненависть к полицейским. Подача предсказуема, а содержание часто не соответствует действительности. Они многое приукрашивают, и это нормально. К тому же это очень локальное искусство, и поэтому вам, как человеку, не сидевшему в тюрьме, темы, которые они поднимают, не близки и не понятны. Подобный материал интересен самим заключенным, специалистам, изучающим тюремную субкультуру, и психологам. Обычный человек лишь в редких случаях обратит внимание на такое творчество, — заключает психолог.

Специалисты иногда сравнивают творческие занятия в тюрьмах с воспитанием ребенка. Начинающему новую жизнь человеку через стихи, картины, спектакли объясняют, что жизнь — это не только нарушение закона, но и созидание. Если заключенный соглашается взглянуть на мир по-новому, то уже не важно, какие стихи и как он пишет. Главное, что вообще пишет, рисует, играет. А как это оценят зрители и читатели — дело второстепенное. Для катарсиса ведь уже есть Лермонтов и Ахматова, а без картины в спальне я и так проживу.